Павел Зарифуллин "Стоглав". Симфония Страны Света
25 августа 2009 http://geopolitica.ru/Articles/714/
Автор отмечает какие комплексы национального подсознания "зашевелил" патриарх Кирилл, только упомянув о "симфонии властей" Церкви и Государства
"В основе всех наших достижений и побед, представлений об уверенном развитии государства в будущем лежит нравственная сила российской нации, вера в идеалы добра, любви и справедливости. Источником этой силы на протяжении многих веков является Русская Православная Церковь. Без всякого сомнения, так будет и впредь", – выразил уверенность российский лидер Дмитрий Медведев.
"Благодарю Вас сердечно за слова, которые Вы сейчас произнесли, – продолжил Патриарх Кирилл, обращаясь к Президенту. – Как в капле воды отражается солнце, так в этих словах отражён весь наш опыт церковно-государственных отношений. Это сложный опыт, его истоки – в Византии, когда лучшие умы Церкви и лучшие умы государства работали над формированием церковно-государственной модели отношений. Тогда они использовали для описания этой модели замечательное слово "симфония", которое по-русски мы употребляем с другим ударением. Так вот, симфония предполагает гармоническое сочетание интересов, распределение ответственности. И очертания этой симфонии запечатлены в каноническом предании Православной Церкви. Наверное, в идеале эти отношения никогда не были реализованы по многим обстоятельствам, но они всегда были примером".
"Стоглав"
"Стоглав" — сборник решений Стоглавого собора 1551 года в правление Ивана Грозного; состоит из 100 глав. В Соборе приняли участие Царь, Митрополит, высшие иерархи Церкви, архимандриты и игумены монастырей, соборные старцы. На соборе также присутствовали светские предстаители власти: князья, бояре, "дети боярские", "воины". Название "Стоглав" утвердилось с конца XVI века: сам текст памятника содержит и иные наименования: Соборное Уложение, Царское и Святительское Уложение (гл. 99). Решения сборника касаются как религиозно-церковных, так и государственно-экономических вопросов в свете ожесточённых споров того времени о церковном землевладении; содержит разъяснения о соотношении норм государственного, судебного, уголовного права с церковным правом.
Помимо перечисленных вопросов, «Стоглав» содержит принцип, на котором основывались Византийская Империя и Московская Русь. Это принцип «симфонии властей», по сию пору будоражащий умы просвященных великороссов.
Недоумения
Устроение «Стоглава», его структурная организация вызывают у историков права многочисленные недоумения, вплоть до того, что многие из них вообще сомневались в его подлинности. Такая точка зрения объяснялась нежеланием признать подлинными решения официального органа, которые официальная «никонианская» Русская Церковь впоследствии нашла ошибочными, и которыми руководствовались, с синодальной точки зрения «раскольники». (1)
В подтверждение того, что «Стоглав» имеет силу юридического документа, в подтверждение его каноничности и легитимности, можно привести источники, в которых есть указания на «Стоглав» как на Соборное Уложение. (2).
Но на наш взгляд, значительная часть сомнений в каноничности, в подлинности Уложений Стоглавого Собора связана с его необычной и оригинальной структурой, складом Вопросов и Ответов. Строение «Стоглава» необычно для светских и церковных уставов и конституций Востока и Запада.
Для человека, находящегося в «абберации близости» (под впечатлением) западных правовых систем, Соборное Уложение 1551 года («Стоглав») видится как страшная мешанина из царских речей, ссылок на деяния святых, вставок из византийского церковного права (Номоканона), толкований, запросов к бывшему митрополиту Иосафу (не участвовавшем в Соборе), и ответов его, etc...
Разумеется, с точки зрения романского права, бессмысленно говорить о «Стоглаве», как о законченном юридическом документе, «разумном» кодексе. Над этой путаницей в девятнадцатом веке потешался популярный русский историк польского происхождения Валишевский в стиле маркиза де Кюстина: «Иногда запросы Ивана Грозного Собору напоминают анекдоты, которыми оживлял свою переписку Лейтон. Характерно, что и эти, порой очень обидные вопросы царя и ответы на них собора вместе с дополнительными замечаниями Ивана вошли в состав «Стоглава» и составляют существенную часть его. Встречаются весьма любопытные диалоги. На первых порах Собор, очевидно, уклонялся от обсуждения щекотливых вопросов. В первых сорока главах идут непрерывной чередой нескромные вопросы царя. Затем следует общий ответ Собора, но в нём нет ничего цельного. Иван настойчиво указывает на дурное пользование монастырским имуществом. Собор делает вид, что не понимает упрёка, и в ответ выдвигает разные вопросы, относящиеся к богослужению.
С 41-й главы дело принимает другой оборот. Вопросы и ответы правильно чередуются, но духовные отцы всё ещё ограничиваются недомолвками и избегают определённых решений. Некоторые уже затрагивавшиеся раньше пункты снова ставятся на очередь, но без значительного успеха. Заходит, например, речь о распущенности духовенства, Собор, не без некоторого лукавства, подымает жалобы о процветающем среди мирян содомском грехе и неожиданно переходит с самым серьёзным видом к обсуждению каких-нибудь проблем аскетической жизни, вроде того, если какая-нибудь монахиня заболеет, может ли она исповедоваться у кого-нибудь из светского духовенства? Иногда диалог переходит на бранчливый тон и сводится на личную почву. Благодаря этим увёрткам и отклонениям, общая идея церковной реформы терялась, не выливаясь в определённые формы.» (3)
Если формулу Царских Вопросов и Церковных Ответов объявить цельным собранием законодательных актов, то формула систематизации подобного законодательства недоумений прибавляет.
Называя Уложения Стоглавого Собора оригинальным видом кодификации, заключающейся в устранении несогласованностей и противоречий правового регулирования, необходимо учитывать, что целый ряд правовых актов собора были инкорпорированы от слова до слова из кодекса Юстиниана, эдиктов императора Василия Комнина, законов Владимира Красное Солнышко без всякого изменения содержания.
Стоглавый Собор устраняет пробелы в праве, опираясь на авторитет Церкви и Вселенских Соборов, на своего рода духовные прецеденты и божественную волю. Гл. 31 «О крёстном знамении», наделавшая впоследствии много шума (4), объявляет божественный прецедент и «божье знамение» источником права:
«И инде речено бысть, Мелетий Славостинский Епископ, житием и словом славен зело, бесчиния же ради сущих, под рукою его, отрекшийся Епископ, и бысть в безмолвии. Тогда еретицы, мневшие яко премудрствует с ним Мелетий, просиша его у Царя, да будет Патриарх, иже и бысть. И по сем бывшу Собору, о вере единосущества, Архиером инако глаголющим, Мелетий же Божественнаго правила показа, явления. Людям же просящим скорое учение от Бога показати, о иже показа персты три во Отец и Сын и Святой Дух, и не бысть знамение, потом Мелетий два совокупльше, три пригнув и благослови люди, и изыде от него яко огнь молния, достохвальный убо он испусти глас, трие убо разумением, о едином же беседует, и тако посрами еретики.»
«Стоглав» совершенно отличен от кодексов римской правовой системы. Устроение его внутренней правовой систематизации трудно назвать однозначно кодификацией или инкорпорацией.
Тем не менее, Соборное Уложение 1551 года представляет собой цельную, стройную, внутренне структурно согласованную правовую систему, ибо нельзя считать, что «от законодателей того времени невозможно ожидать не ясного изложения, ни определённого плана, что работа их полна загадок и случайностей» (5). Работа законодателей шестнадцатого века совершенна ясна, но чрезвычайно оригинальна.
Структура «Стоглава»
Судебник 1550 года (тот, что «Стоглав» утвердил), как и «Стоглав» имеет сто глав. Он известен как «Царский Судебник». Цифра «сто» предполагает целостность – православное нумерознание - целостность, имеющую выверенную и строгую структуру.
Принцип построения «Стоглава», склад Соборного Уложения утверждён в Гл. 1:
«Быша сии вопроси и ответы мнози о различных церковных чинех в царствующем граде Москве в царских палатах от благовернаго и Боговенчанного царя и государя и великаго князя Ивана Васильевича всея русии самодержца к отцу его Макарию митрополиту всея русии и ко всему священному собору восмоенадесять лето царства его в двадесять же первое лето от рождества его при отце Макарии митрополите всея Русии в девятое лето святительства его и всего священного собора архиепископов и епископов руския митрополия …с честными архимандриты и игумены и весь священный собор о многих и различных церковных чинех…»
Структура «Стоглава» основана на «вопроси и ответы мнози», в данном устроении необходимо отметить наличие строгой внутренней логики в последовательности изложения составных частей:
Стоглавый Собор начинается речью, обращением к Собору Царя, Собор заканчивается «Лета 7059 году сентября в 15 день разговор Царского Величества со отцем его Митрополитом Макарием, о митрополичьих, архиепископлих, и протчих духовных слобожанах, опричь их нигде не судити.» ( Гл. 98). Открывает Собор Царь – закрывает митрополит Макарий.
После вступительной речи Царь представляет для одобрения Собора новый Судебник, а также просит Собор утвердить образец уставных грамот для провинциальной администрации. Собор одобряет Судебник и одобряет образец уставных грамот.
Затем Царь представляет вниманию членов Собора длинный перечень вопросов для обсуждения. Первые тридцать семь вопросов относятся к различным сферам церковной жизни и ритуала, о святительских судьях, исправлению церковных книг и к религиозному образованию.
В дополнении к этим тридцати семи вопросам Царь представил для рассмотрения перечень проблем, относящихся в основном к государственным делам.
Получив ответы на эти вопросы, Царь представил ещё тридцать два. Эти вопросы касались определённых деталей церковного ритуала, звездочетия (астрологии) и воронограя (гаданий по птичьему полёту) «и иные составы и мудрости Эллинския бесовские», а также народных предрассудков и остатков язычества (древних бесований Эллинских), народной музыки и драмы, которые были также обозначены как язычество. На Царские вопросы Собор дал ответы по главам.
«Стоглав» заканчивается на «Царское Соборное послание бывшему митрополиту Иосафу, и иже с ним.» (Гл.99) и «Ответ бывшаго Иосафа Митрополита, о Цареве и великаго Князя, и Митрополичьей присылки Соборной.» (Гл.100)
Порядок организационного строения, структурная основа «Стоглава» зиждется на Царских Вопросах и Священного Собора на них Ответов. Эта схема принципиальна суть для всего Собора и, можно отметить, её структуралистскую гармоничность. О случайности данной схемы, о протокольности Собора не может идти речи.Собор продлился несколько месяцев, и как Царские Вопросы, так и Священного Собора Ответы с особой тщательностью разрабатывались самыми образованными мужами своего времени. В работе Собора принимали участие иерархи, впоследствии канонизированные Русской Церковью. Царские Вопросы готовил сам Иван Грозный и члены его Избранной Рады – Адашев и Сильвестр. Но как в подготовке Царских Вопросов, так и Священного Собора Ответов принимал участие один и тот же человек – митрополит Макарий.(6)
Данное обстоятельство приводит к мысли, что структура Соборного Уложения 1551 года (чрезвычайно странная как для учебника церковного права, так и для юридического документа) была выбрана и разработана митрополитом Макарием сознательно.
Sacerdotium / Imperium.
Подготовка митрополитом Макарием как Царских Вопросов так и Священного Собора Ответов ключ к пониманию смысла «Стоглава». Макарий был сторонником доктрины «симфонии» Церкви и Государства, воплощённой в гармоничном союзе двух глав православного общества – Патриарха (Митрополита) и Императора (Царя), концепции «совокупления «Царствия» и «Царства»». Вкратце сущность этой доктрины такова: человеческое общество получило от Бога два дара – Священство (sacerdotium) и Царство (imperium). Первый относится к делам духовным, второй - к мирским. (7)
Согласно новозаветному представлению о мироустройстве Sacerdotium, «Царствие» понималось христианами как Царствие Божие, Царствие Небесное, находящееся в трансцендентной сфере, и, соответствующее вневременному Бытию и пространству Вечности. Благодаря Пришествию Христа – трансцендентное Царствие «водворилось» в наш «тварный», апостасийный мир, и присутствует в нём в виде Церкви Христовой. Церковное священство сохраняет изначальную световую принципиальную преемственность Христовой Миссии и освещает ею всю православную Ойкумену.
Царство – это упорядоченная человеческая реальность, вертикально ориентированная на сферу Царствия. Это пространство воинов, православных «кшатриев», благоверных князей и императоров, неустанными подвигами, оберегающих христианский мир.
Между Царствием и Царством существуете комплиментарное взаимодополнение. Император обладает всеми привилегиями епископа, за исключением проведения церковных служб (8), но сам Царь находится под духовной властью Церкви (через своего духовника) и зависит от духовного авторитета Патриарха. В свою очередь, последний не вмешивается в светские дела имперской власти. (9)
Византийская Империя стала историческим воплощением православной симфонии Церкви (Православие) и Власти (Империи). В VI веке идея «симфонии», «двух божественных даров» - священства (sacerdotium) и царства (imperium) была чётко выражена в предисловии к шестой новелле императора Юстиниана (10).
Однако, справедливости ради, следует отметить, что этот принцип не только достояние православного мира. На Западе – в Священной Римской империи германской нации единство средневекового христианского мира (Respublica Christiana) тоже находит способ своего упорядочивания в Imperium и Sacerdotium, а их зримых носителей – в германском императоре и римском папе. Решающим понятием постоянства этой конструкции, как исторической силы, является понятие сдерживающей мощи, kat-echon. «Империя» обозначает здесь историческую силу, способную сдерживать приход Антихриста и наступления конца современного эона, силу, qui tenet («которая удерживает») по словам II послания апостола Павла к Фессалоникийцам. Эта идея документально зафиксирована в многочисленных изречениях отцов католической церкви, в высказываниях германских монахов франкской и оттонической эпох - прежде всего в комментариях Хаймо Хальберштадтского ко II посланию апостола Павла к Фессалоникийцам и в письме Адсона королеве Герберге – в изречениях Отто Фрейзингского и в других документах, относящихся к Средневековью. (11)
В переводе на славянский язык послание апостола Павла переводится так: «Да никтоже вас прельстит ни по единому же образу: яко аще не приидет отступление прежде, и открыется человек беззаконию, сын погибели, противники и превозносяйся паче всякого глаголемого бога или чтилища, яко ему сести в Церкви божии аки Богу показующе себе, яко бог есть. Не помните ли, яко еще живый у вас, сия глаголах вам. И ныне одержащее вместе, явится ему в свое ему время. Тайно бо уже деется беззаконию, точию держаяй ныне, дондеже от среды будет: И тогда явится беззаконный, его же Господь Исус убиет духом уст своих, и упразднит явлением пришествия своего». По-славянски «катехон» («удерживающий») переводится как «держаяй». Православная традиция однозначно понимает под «Удерживающим» Православного Царя, а под «одержащее вместе», тем, что не допускает «ему открытися» - Православное Царство, христианскую Империю. Исследователь теории Катехона Александр Дугин считал, что: «Установление нормального соответствия между Царствием и Царством осознавалось христианами как реально ощутимое, наглядное, конкретное препятствие явлению антихриста и «отступлению», «апостасии». Тематика сохранения или отсутствия полноценной православной державы имела важнейшее значение при определении знаков непосредственной близости конца времён». (12)
В свою очередь, германский юрист Карл Шмитт, внимательно изучивший понятие «катехонической» силы, «qui tenet» в романской и германской традиции, предполагал, что для «христианской веры вообще не возможна какая либо иная картина истории, нежели «Катехон». Вера, что некая сдерживающая сила задерживает наступление конца света, наводит тот единственный мостик, который ведёт от эсхатологического паралича, тормозящее любое свершающееся в человеческом мире событие, к столь величественной исторической мощи, которая была присуща христианской императорской власти германских королей. (13) Можно добавить также: власти византийских императоров, абиссинских негусов или царей средневековой Армении. Организация христианского эсхатологического государства везде примерно одинакова.
К славянам принципы «симфонии властей» и «катехона» попали достаточно поздно. Длительное время они находились на периферии византийского мира «держаяй» Константинопольского Василевса. В догматическом смысле православные славяне (русские, сербы, болгары) были частью Византийского Царства, даже сохраняя (как русские) формальный суверенитет. Недаром, в славянской традиции (как русской, так и сербской) Константинополь именуется Царьградом. Князей, королей и жупанов было много, а Царь «держаяй» был один.
Предисловие к шестой новелле было включено в византийский «Nomokanon» (сборник церковных канонов и светских законов), славянский перевод которого был известен в России только в XIII веке. Царь Василий Македонский заменил Юстинианову кодификацию тремя сборниками: Proherion, Epanagoge, Vasiliki. (14) Учебник законов «Epanagoge» базировался на принципах шестой новеллы. Предположительно, он был скопирован в течение второго патриархата Фотия, около 683 года, и выражал его идеи.
Глава первая «Epanagoge» даёт общее определение закона и справедливости. Глава вторая относится к власти императора; глава третья – к власти патриарха. Император «является законосозидающей властью (ennomos), / направленной на/ защиту общего благосостояния его подданных»/ II,1/. Патриарх – живой и воплощённый образ Христа, выражающий истину в своих делах и словах… Особо надлежит патриарху назидать /народ/, одинаково относясь к вельможам и простолюдинам, быть мягкими в справедливости, умелыми в разоблачении неверных, открыто говорить правду императору и бесстрашно защищать догмы /веры/ перед ним» /III, 1 и 4/. (15)
В середине XIV века основные статьи «Epanagoge» были включены в «Syntagma» (Сборник) византийского канонического законодательства Матэуса Бластара. Эта книга была переведена на славянский в Сербии, когда Византия зашаталась, и нужно было думать о своём собственном национальном «удерживающем» от прихода Антихриста. Выдержки из «Epanagoge» были включены в законник царя Стефана Душана (1349-1355 гг). Вскоре копии церковнославянского перевода «Syntagma» Бластара появились на Руси (сначала в Литовской, потом в Московской). Принципы византийской доктрины «симфонии» Церкви и Государства, «Царствия» и «Царства», «Катехона» таким образом, стали доступны и русским. Они начали примериваться к новому статусу, задумываться о своей собственной роли в истории. С христианской точки зрения эта принципиальная мессианская роль была возможна только после провозглашения «катехонического», «удерживающего» государства (основанного на «симфонии властей), спасающего мир и исторический цикл от прихода «зверя из бездны».
В конце XV и в первые три десятилетия XVI веков политический и интеллектуальный климат в Москве не был благоприятен восприятию симфонической доктрины – будь то шестая новелла Юстиниана или «Epanagoge». Такие церковные лидеры, как настоятель Иосиф Волоцкий и митрополит Даниил охотно признавали опёку великого князя над Церковью (16). Ситуация изменилась в 1542 году, когда московским митрополитом был избран новгородский архиепископ Макарий – твёрдый сторонник принципа «симфонии» властей.
Огромная заслуга Макария в утверждении «симфонии» в государственный строй Руси через структуру «Стоглава» (в преамбуле, первой вступительной статье «Стоглава» закрепляются принципиальные основы «симфонии властей» «царя и государя и великаго князя Ивана Васильевича всея руссии самодержца и отца его Макария митрополита всея руссии»). Так и в провозглашении сущности шестой новеллы Юстиниана основанием, говоря современным языком «конституционного существования» Московского Царства:
«Великая же инех, иже в человецех, два еста дара Божия от Вышняго дарованна человеколюбия, Священство же и Царство. Ово убо Божественным служа, се же человеческими владея и печется, от единаго же тогожде источника обоя происходит. Якоже ничтоже тако бывает поспешение царству, и якоже Святительская честь. О обоих самех тех присно вси Богови молятся.
Аще бо они непорочни будут во всем, и к Богу имут дерзновение, и праведно и подобно начнут украшати преданные им грады, и сущая под ним будет в согласии , некое благо все, еже добро человечестей даруя жизни, се мы быти веруем.
Аще священных правил соблюдение сохраниться, ихъже праведно похваляеми и покланяеми, и самовидцы Божия Слова предаша Апостоли, а Святии Отцы сохраниша же и заповедаша». («Стоглав», глава 62)
Доктрина «симфонии» властей в «священной конституции» 1551 года провозглашала русских «богоизбранным народом», а Московское Царство «единственным правовым христианским государством». Святая Русь превратилась в «Новый Израиль» и преграду для «сына беззакония».
Видимо, на ту же роль претендовали православные сербы XIV века, но скорая гибель Сербского Царства от турок на столетия закрыла для сербов эпоху исторической мессианской миссии.
После падения Константинополя парадигма Православной Империи, основывающаяся на «симфонии» властей, провозглашается только в России. (17) «В иных православных странах есть патриархи, но нет православных царей и только «во всей поднебесной единаго християном царя и борзодержателя святых божиих престол святые вселенския церкви, иж вместо римской и констянтинопольской, иже есть в богоспесеном граде Москве святого славного Успения пречистыя богородицы, иже едина во всей вселенной паче солнца светится». (18)
Подобный взгляд на вещи историк С. Зеньковский называл «русским религиозным шовинизмом». Во время Стоглавого Собора 1551 года чувство национальной религиозной гордости, уверенности, что русское православие есть самое чистое и святое проявилось с особой силой. Национальные особенности и заслуги русской церкви постоянно подчёркиваются и в речах Ивана Грозного и в постановлениях Собора. Решения, связанные с каноническим правом, более обосновываются на грамотах московских митрополитов и на уставе Иосифа Волоцкого, чем на своих греческих первоисточниках. (19) Греческие святые в речи царя почти не упоминаются. Зато настойчиво подчёркивается роль великих святых русской земли: Бориса и Глеба, Антония и Феодосия, епископа Леонтия и митрополитов: Петра, Алексея и Ионы.
Когда Собору приходилось выбирать между русскими и новогреческими обрядами, а русский отражал более ранние, древневизантийские черты, введённые на Руси ещё в десятом веке, то предпочтение, без колебаний, оказывалось русскому, освящённому веками его употребления на Руси. Например, Собор решительно настоял, чтобы русская церковь пользовалась древним двухперстным знамением и запретил пользоваться «новым» трёхперстным знамением, введённым в греческой церкви только в тринадцатом-четырнадцатом веке, которое начало в то время распространяться и в России. Также на русский лад упорядочивается и пение «Аллилуйя». Собор выносит решение, что петь «Аллилуйя» нужно только два раза, как это делалось и раньше в русской церкви, а не три раза, как в то время пели греки. Русские церковные обряды объявляются правильнее всех других.
«Стоглав» как Конституция «эйдократического» государства
Русский юрист и евразиец Николай Алексеев во многих своих работах писал о совершенном или эйдократическом государстве. В совершенном государстве «идеократический отбор», отбор идеологий не может опираться на столь относительные идейные принципы. Не субъективная убеждённость в истине, которой психологически обладает всякое миросозерцание, но объективное овладение ею может быть основой для высшего единения людей.
Поэтому тот отбор, который соответствует природе совершенного государства, правильнее назвать не идеократическим, но эйдократическим (20), считая что «эйдос» (21) в отличии от психологически окрашенного слова «идея» не есть одно из возможных многочисленных понятий о существующем, но необходимый, цельный, созерцательно и умственно осязаемый смысловой лик мира.
В средневековой философии семантика эйдоса актуализируется как архетипическая основа вещей: archetipium, как прообраз вещей в мышлении Божьем (в ортодоксальной схоластике).
Согласно Алекссеву, ведущий элитарный отбор в совершенном государстве должен обладать подобным знанием высшего «эйдоса», должен быть до некоторой степени им «одержим». Люди, управляющие совершенным государством, должны «видеть божественные архетипы». Другими словами, им должна быть открыта высшая религиозно-философская истина, которой они должны служить, и которая не может не объединять все идеи государства в одно целое.
В Великороссии начала шестнадцатого века мы наблюдаем «идеократический отбор» двух «понятий о существующем», двух субъективных политических взглядов на государственное и церковное мироустройство, двух политическо-религиозных партий, выраженный в противостоянии иосифлиан и нестяжателей.
Нестяжатели принадлежали к типу радикальных созерцателей, иосифлиане, напротив, понимали Церковь как почти социальный институт, как подвиг общественного служения. В этом споре проявлялась утрата строгих пропорций относительно структуры Православного Царства. Два взаимодополняемых в рамках полноценной православной доктрины момента – созерцание и действие, священство и воинство, Государство и Церковь (взятые здесь более узко в сфере церковно-монастырского домостроительства) – в данном случае противопоставляются друг другу. У иосифлиан явно предугадывается тенденция к чрезмерной социализации Церкви, к слишком тесному её сближению с Государством. У нестяжателей, напротив, есть стремление к полной отвлечённости от дел Царства, что грозило появлением особой касты «чистых» и движением к теократии. За спинами святых старцев стояли высшие представители власти. Нестяжателей поддерживали сторонники аристократической демократии и превращения Московской Руси в аналог Речи Посполитой или тогдашней Германской Империи с избираемым королём или императором. Иосифлианам покровительствовал правящий княжеский дом, расчитывавший утвердить в Московии имперское самодержавие по ордынскому образцу.
Митрополит Макарий противопоставил «идеократическим» спорам иосифлиан и нестяжателей («заволжских старцев»), а также стоящих за ними придворных группировок - целостный, осмысленный принцип «симфонии» властей как объективный «созерцательно и умственно осязаемый» принцип построения совершенного Русского Государства. Макарий, опираясь на свой огромный духовный авторитет, закрепил формулу симфонического диалога Царствия и Царства в «Стоглаве».
В терминологии Николая Алексеева «государство митрополита Макария» безусловно, можно назвать эйдократическим, основанным на принципиальных божественных архетипах Царства и Царствия. В складе Соборных Уложений 1551 года юридически закреплялся принцип «симфонии» Государства и Церкви, как ортодоксия византийских правовых норм «Epanagoge»: Царь «является законосозидающей властью (ennomos), Церковь выражает истину в своих делах и словах».
«Стоглав» предстаёт не просто как «духовный регламент или Церковный Устав, содержащий в себе не самые соборы и Правила святых отец, но Государственные постановления к духовной части относящиеся», утверждал блестящий знаток Соборного Уложения 1551 года барон Розенкампф. (22) «Стоглав» не только учебник русского церковного права, но принцип, программный документ, Устав Третьего Рима, его «эйдократическая конституция», содержащая основополагающие положения государственного устройства.
Данную особенность чётко отмечает прот. Г. Флоровский: «В Собирании пятидесятых годов шестнадцатого века есть нечто новое – это воля построить и закрепить определённый порядок». Это порядок «симфонии властей», как «путеводной звезды» нового целостного эйдократического государства. Флоровский называет «Собирание пятидесятых годов» идеализированным проектом, партийной программой. (23)
По Флоровскому манифестационизм решений Священного Собора косвенно объясняет внутреннюю путаницу и несогласованность строя Вопросов и Ответов. Однако сегодня мы видим, что участникам Священного собора удалось провести небывалые преобразования, задавшие вектор будущего развития России. В перспективе этих преобразований назначение «Стоглава» открывается в теоретическом утверждении доктрины «симфонии властей» как новой небывалой эсхатологической формулы государственного устройства. На символическом уровне Московское Царство через архетип Царя, задавая Царские Вопросы, приобщается к Царствию, получает небесный статус Святой Руси, Московская Русь превращается в «катехонический» Третий Рим:
«О сих убо преуспокоивше слово, мала некая словеса изречём о нынешнем православном царствии прсветлейшаго и высокостолпейшаго государя нашего, иж во всей поднебесной единаго християном царя и борзодержителя святых божиих престол святые вселенския церкви, иж вместо римской и констянтинопольской. Иже есть во богоспасеном граде Москве святого славнаго Успения пречистыя богородицы, иже едина во всей вселенной паче солнца светится. И да веси, христолюбче и боголюбче, яко все християнская царства приидоша в конец и снидошась во едино царство нашего государя по пророческим книгам, то есть Русейское царство, два убо Рима падша, а третий стоит, а четвертому не быти.» (24)
Понимая «Стоглав» как «паспорт Святой Руси с печатью Архангела Гавриила» (25), нетрудно представить возмущение значительной части великоросского общества Собором 1666 года, объявившим этот паспорт недействительным.
Традиция «Стоглава»
В 1653-1666 гг. в ходе поспешных церковных реформ патриарх Никон нарушил важнейшее условие стабильности Московского Царства – симфонию властей, как принцип сочетания имперской и духовной власти. Он стал сдвигаться в сторону теократического, почти папо-цезаристского правления, возомнив себя, чуть ли не Папой Руси. Никон начал строить в Подмосковье Новый Иерусалим, как свою резиденцию, видимо подразумевая именно себя, как русского патриарха – единственным носителем спасительной миссии Православного мира. Но поскольку нарушение симфонии в одну сторону всегда чревато противоположенными последствиями, то узурпация светских функций представителями жречества не замедлила вызвать к жизни русскую «революцию кшатриев» 1666 года. Царь Алексей «со боярами и детьми боярскими» восстал на Патриарха, последовало удаление Никона из Москвы, а позже и его низложение. В результате таких чудовищных духовных колебаний в Московском Царстве наступила реальная духовная катастрофа, выразившаяся в Расколе. На Большом Московском церковном соборе 1667 положения Стоглавого собора были признаны написанными «неразсудно, простотою и невежеством» (Стоглав, изд. 2-е, Казань, 1887, с. III. ), сама подлинность Стоглава была подвергнута сомнению. Произошло мировоззренческое столкновения в жанре европейского противостояния «гфельфов» и «гибеллинов». Третий Рим был подорван структурно и идеологически. Собственно на этом и заканчивается история эсхатологического «Последнего Царства». Святая Русь, по выражению староверов-«нетовцев»: «на Небо ушла».
Петербургский период истории России характеризуется полным отсутствием «симфонии», роль в Церкви в нём была радикально иной. Вместо «Стоглава», «Кормчей», «Степенной книги» и «Четьи-миней» основополагающими в новом «кшатрийском» имперском государстве стали такие правовые документы, как «Артикул Воинский» и «Табель о рангах». Но было одно произведение, говорящее нам о сверхстранном продолжении традиции Соборных Уложений 1551 года. Мы имеем в виду знаменитые «Поморские ответы».
22 Апреля 1722 года император Пётр I подписал указ, в котором значилось: «Послать немедленно к староверам, проживающим в Олонецком уезде, из Синода духовное лицо для разглагольствия о происходящем церковном несогласии и для увещания». Во исполнение петровского указа в конце сентября 1722 года на олонецкие петровские заводы прибыл учёный иеромонах Неофит, и к началу декабря через подьячего с солдатом передал выговским пустыножителям 106 вопросов. К ним была приложена и расписка («сказка»), обязывающая в короткий срок написать ответы и явиться с ними на петровские заводы для разглогольствия. Несколько раз Неофит торопил иноков с ответом и вызывал их к себе для предварительного собеседования. 28 июня на Петровские заводы явились десять представителей с «Ответными книгами» для разглогольства. Рукопись «Ответов» с большим мастерством написанная в двух экземплярах была сдана в канцелярию Петровских заводов в Олонце: первый экземпляр – для «господина присланного учителя иеромонаха Неофита», второй – «для хранения в Канцелярии заводов». (26)
Это был коллективный труд иноков Выговского общежительства, в оригинале подписанный девятью уполномоченными, но его формулировка, редакция и написание были работой, прежде всего Андрея и отчасти Семёна Денисовых (князей Мышецких). В своих ответах Андрей не поддаётся страстям и гневу, а спокойно, методично, с многочисленными ссылками на источники разбирает вопросы, составленные по указу Царя, и даёт почти исчерпывающее толкование разногласий между государственной церковью и старообрядцами.
После составления «Поморских ответов» Денисов стал общепризнанным авторитетом среди всех старообрядцев. Даже почти через полтора столетия после его смерти один старообрядец заявил, что он принадлежит к христианской вере, принятой Святым кн. Владимиром при крещении Руси, и в соответствии со 106 ответами, данными при царе Петре князем Мышецким. Историк и библиограф старообрядчества, Павел Ануфриев Любопытный, уже в восемнадцатом веке называл Андрея «Патриархом Поморской Церкви», а один администратор Олонецкой губернии уверял, что если бы Андрей Денисов (кн. Мышецкий) принадлежал к господствующей синодальной церкви, то он наверно стал бы Патриархом Московским и Всея Руси. (27)
«Поморские Ответы» Андрея Денисова структурным образом повторяют организацию «Стоглава», дихотомию Царских Вопросов и Священного Собора на них ответов, принцип симфонии властей. Разумеется «Поморские Ответы» не имеют никакой законодательной силы. Они интересны, как аллюзия на Святую Русь.
Для староверов люцеферизм русской «кшатрийской революции» проявился в утверждении Царством своей самодостаточности. В христианской традиции императорская власть, претендующая на всеобъемлящесть, однозначно связывается с Денницей, с Нероном, со «зверем из бездны». Они называли Царя Петра – Антихристом, и считали, что поскольку священная ось - «держаяй» (катехон) Православного Царства рухнула, то с точки зрения формальной логики Антихрист уже пришёл.
А для Петра староверы – раскольники, «немолящиеся» в своих церквях за Царя сомнительные и подозрительные подданные. Потенциально склонные к измене и крамоле: реально многие староверы уходили в Польшу (Ветка) и в Турцию (староверы-«некрасовцы» даже служили турецкому султану и воевали со своей метрополией). При Петре западнорусские православные церковники добились отмены патриаршества, введения Синода, десакрализации Православия. При Петре была умерщвлена московская великоросская культурная традиция (стихотворная, повествовательная, ораторская, драматическая). (28) Произошло насильственное навязывание западнорусской культуры. Пётр был верным продолжателем дела своего отца Алексея Михайловича и канцлера Ордын-Нащокина, боярина Морозова и Василия Голицына.
Однако, Пётр Алексеевич фактически и юридически легализовал Выгорецкое общежительство братьев Денисовых. Так, что в некотором смысле знаменитые киновиархи получили регистрацию у самого... Антихриста. Его «правая рука» светлейший князь Меньшиков финансово помогал другому согласу староверов - организованному вокруг Феодосия Васильева на Псковщине. Пётр Великий привлекал староверов к постройке Балтийского флота, он несколько раз встречался с Андреем Денисовым и имел с ним длительные беседы. О чём?
Может быть, Пётр нашёл среди германских средневековых анналов Тертуллиана, Иеронима и Фирмиана Лактанция принципы организации христианского «катехона» и подумывал о его имперской реализации? Вся его государственная деятельность говорит об обратном. О чём они могли беседовать? На эту тему фантазировал «красный граф» Алексей Толстой в историческом романе «Пётр Первый». Получалась пародия на диалог Мефистофеля с Богом в "Фаусте" Гёте. Мирча Элиаде назвал бы встречу «антихриста» и «главаря раскольников» Concidenta Oppositorum. Что им было друг от друга нужно? Вряд ли кто-то даст нам рациональный ответ на сие.
Радикального Царя-западника и радикальных староверов-беспоповцев необъяснимым образом тянуло друг к другу. Эту тягу объясняет структура «Поморских Ответов», одного из самых парадоксальных русских произведений.
«Поморские Ответы» - аллюзия на «Стоглав». Царь Пётр, а по его указу были подготовлены Вопросы и «старообрядческий Патриарх» Андрей Денисов, разработавший на них Ответы, страшно далеки друг от друга, пожалуй, так же, как был далёк греко-бактрийский античный царь Мелинда от буддийского монаха Нагасены. Мелинда задавал старцу бесконечные вопросы о смысле жизни и о волнах моря, о том, кто стережёт мир, и где корень настоящего? (29)
Пётр Великий и Андрей Денисов в «Поморских ответах» подсознательно пародировали структуру «Стоглава».
В катастрофической раздробленности послераскольного Бытия, «нелигитимного» Царя и «неформального» Патриарха тянула друг к другу ностальгия по катехонической Родине, Святой Руси, по потерянной симфонии Царствия и Царства, по эсхатологической цельности Третьего Рима, по эйдократическому строю идеального Русского Государства.
Двести лет спустя поэт Николай Клюев в стихотворении «Ленин» написал интересную строку:
Как будто истоки разрух
Он ищет в «Поморских Ответах».
Объяснение «истоков разрух» находятся в разорванном складе «по царскому указу написанных вопросов» и ответов выгорецких пустынножителей, в расколотой хрустальной симфонии Церкви и Государя, Царствия и Царства, Sacerdotium / Imperium.
Беседы с архетипами
Так, что же реально хотел сказать патриарх Кирилл президенту Дмитрию Медведеву? К каким же безднам национального подсознания он обратился, подняв вопрос о «симфонии властей», как о возможной реализации праведной государственной власти в России XXI века? Для современных русских эйдократическая «симфония властей» и «катехона» в «Стоглаве» видятся утопией, теоретическим идеалом в стиле Государства Платона. В наше время, когда слова потеряли всякую цену, на воспоминание о какой-то там «симфонии» можно просто не обратить внимание. Современная Русская Православная Церковь (чего уж греха таить) максимально далека от идеалов Церкви Московской Руси. Про нашу власть с их идеалами, лучше просто промолчать.
Но, по сути, подняв этот «катехонический» вопрос Кирилл приоткрыл духовный русский «ядерный чемоданчик» и адресует свой вопрос (пока очень робко) к русскому коллективному бессознательному, на дне которого лежит золотая формула «симфонии властей» и эйдократический архетип Византийской Империи. Архетип, привезённый из Страны Симфонического Света. Кирилл, первый русский Патриарх после Раскола напрямую обращается к «держаяй», к незримому «удерживающему». Симфония властей никуда не делась. Православное Царство и Священное Царствие благополучно (или не благополучно?) лежат на дне глубинного сознания Русского Народа.
Как это они там лежит, и как выглядит эта странная «золотая формула»? – резонно спросит читатель. О ней однажды прекрасно написал, упомянутый выше, Николай Клюев:
На дне всех миров, океанов и гор
Хоронится сказка — алмазный узор,
Земли талисман, что Всевышний носил
И в Глуби Глубин, наклонясь, обронил.
За ладанкой павий летал Гавриил
И тьмы громокрылых взыскующих сил, —
Обшарили адский кромешный сундук
И в Смерть открывали убийственный люк,
У Времени-скряги искали в часах,
У Месяца в ухе, у Солнца в зубах;
Увы! Схоронился «в нигде» талисман,
Как Господа сердце — немолчный таран!..
Земля — Саваофовых брашен кроха,
Где люди ютятся средь терний и мха,
Нашла потеряшку и в косу вплела,
И стало Безвестное — Жизнью Села.
В полном соответствии с диагнозом отца-основателя евразийства Николая Трубецкого: культура "верхов" и идеи элиты были бережно сохранены российскими «низами», сохранившись в русском народе на уровне подсознания, неясных и отрывочных идей. В то время как «верхи» несколько раз, как перчатки, меняли свои политические и религиозные взгляды, простой люд в смутной форме сохранил почитание Царя и православной Церкви. «Низы продолжают жить обломками культуры, некогда служившей нижней степенью, фундаментом туземной национальной культуры». И Патриарх Кирилл невольно взбередил национальные комплексы.
В каждом русском живёт архетип Страны Симфонического Света. Византия в каждом из нас. «Стоглав» в каждом из нас. Запрос к генетическим архетипам народа, даже с точки зрения банального психоанализа может привести к самым неожиданным и непредсказуемым последствиям. Что уж говорить о сфере религии или безднах национального подсознания. Разговор с ними может спровоцировать, как чудовищный взрыв и революцию, так и невероятное и невозможное эсхатологическое возрождение Русского Народа.
