С А Й Т В А Л Е Р И Я
С У Р И К О В А ("П О Д М У З Ы К У В И В А Л Ь Д И"). ЛИТЕРАТУРА , ФИЛОСОФИЯ, ПОЛИТИКА. Странички из дневника. Глубочайший парадокс культуры... |
ГЛАВНАЯ |
ДНЕВНИК ПОЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ |
ДНЕВНИК ЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ |
ДНЕВНИК ФИЛ. КОММЕНТАРИЕВ |
МОЙ БЛОГ В ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ |
Глубочайший парадокс культуры...
( к публикации письма десяти академиков )
"Здесь лежит глубочайший парадокс культуры: для
готовности воспринимать объективную истину
нужна вера..."
А.Панарин
В потоке публикаций, спровоцированном письмом десяти рассерженных членов Российской Академии Наук, можно выделить несколько работ, которые лучше всего передают смысл общественной коллизии, возникшей в связи с этим письмом. Но и среди них, как мне показалось, особняком стоит статья диакона Андрея Кураева (http://www.rusk.ru/st.php?idar=22790 ), которая уже одним своим названием ( "Спор двух академий") фиксирует не только смысл этой коллизии, но и направление, в котором нужно и можно искать ее разрешение.
Спор... спор двух... спор двух академий... В общем-то бессмысленный, скорее всего, бессрочный и, наверняка, беспощадный... Если общество снова позволит остаться ему лишь спором.
ЧАСТЬ I. ДИАКОН КУРАЕВ
От принципа корпоративности к
принципу дополнительности
Прежде всего А. Кураев отказывается от чисто корпоративного подхода - и именно в этом заключается перспективность его позиции - к проблеме "секуляризированное общество - Церковь"( или в других формулировках "наука-религия, "знание- вера"). Ведь корпоративизм - наших бьют! - как раз и демонстрируют прежде всего многие участники дискуссии, склоняясь либо к идеи полнейшей гармонии веры и знания либо, к представлениям о их полной, принципиальной несовместимости. А. Кураев, видимо, очень хорошо чувствует искусственность популярных ныне утверждений о непротиворечивости науки и веры, и потому, наверное, прежде всего решительно разделяет научные суждения и мировоззренческие толкования их, то есть совокупность научных знаний как таковых и систему мировоззрения. При таком разделении тип системы мировоззрения( материализм, идеализм ) перестает быть камнем преткновения и превращается в частность, определяемую исключительно набором принятых на веру (и в том и в другом случае! ) начальных постулатов. Вера же и знание, религия и наука, Церковь и светское государство выходят из того клинча, в который загоняет их чрезмерное усердие склонных к крайностям толкователей. И появляется возможность вести речь об их мирном и взаимно полезном сосуществовании - на принципе дополнительности.
Как же убийственно звучит в устах диакона-гуманитария, ведущего спор с корифеями физической науки, упоминание этого философского, несомненно, принципа, позволившего когда-то нобелевскому лауреату Бору удержать в единстве две, казалось бы, пожиравших друг друга физические сущности - частицу и волну. А одновременно и мир физиков, которые, кто знает, может быть, надолго и расплевались бы в те времена - как простые биндюжники.
Разделенность религиозного и культурологического
Идея разделения и мирного сосуществования науки и веры не является оригинальным изобретением А. Кураева. О необходимости того и другого очень убедительно, с иллюстрациями из истории науки, рассуждал, например, президент Российской академии наук Ю. Осипов на слушаниях Всемирного Русского Народного Собора еще в 1998 году(его выступление в дни дискуссии было опубликовано "Русской линией" - http://www.rusk.ru/st.php?idar=22775). Но у А. Кураева эта идея не только прописана с максимальной четкостью, но и переведена в ранг сугубо практических. Именно с позиций разделения и сосуществования он убедительно отстаивает права теологии как законной и естественной части гуманитарного знания ("Теология – модус присутствия логики в иррациональном мире религии" - блестящая, между прочим, мысль, отменная формулировка!). Именно с этих позиций он приходит ( как к варианту ) к идеи разделенности религиозного и культурологического образования, что позволяет ему сформулировать минимальные требования, при выполнении которых курс " Основы православной культуры" утрачивает свою узко конфессиональную специфику и становится сугубо культурологическим курсом, лояльным как к иным конфессиям, так и к напускным строгостям физической науки("Религиозное образование ставит своей целью приведение детей к религиозной практике. Оно добивается согласия учеников с верой той религиозной группы, от имени которой ведется преподавание...Культуролог же добивается не согласия и принятия, но информированности и понимания.").
Мир Толстого, мир Достоевского, мир православного христианина... Другие идеальные сущности, национально ориентированные по происхождению, но несущие в себе и на себе колоссальную общечеловеческую - цивилизациоонную! - нагрузку.... В таком и только таком ряду видится Андрею Кураеву школьный курс "Основы православной культуры", и попадание в такой ряд является для А. Кураева главным критерием качества курса.
Христианская религия - как основа противостояния идеологии потребительства
Однако, в этой
публикации А. Кураева до известной степени открытым остался вопрос
о необходимости сосуществования науки и веры, то есть о
содержательной стороне самого принципа дополнительности. Правда, еще в
мартовском номере журнала " Москва" он опубликовал одну близкую по
содержанию работу (Встреча
с атеистом. Век XXI
http://www.moskvam.ru/2007/03/kuraev.htm
), из которой следует, что июльский марш-бросок десяти
академиков для него не был неожиданностью, и что методологию
опровержения воинствующего анти-теизма он неплохо отточил на заштатном
утилитаризме одного белорусского академика. И в этой работе, как мне
показалось, содержательной стороне принципа дополнительности уделено
значительно большее внимание ( хотя он даже и не назван). Во всяком
случае, две идеи из числа тех, которых А. Кураев касается, определенно
работают на этот принцип.
Идея первая: христианская религия - как основа противостояния
идеологии потребительства... Идеология потребительства, попав в Европу
маршрутом, обратным маршруту Колумба, не только открыла ее, но и
фактически уже заключила в резервации последние островки
христианского идеализма. Эта едкая субстанция с самодовольным урчанием
вкатилась и на заповедные российские пространства. И никаким научным
свершениям ее не остановить. Уж коли сама религия под воздействием ее
"радиации" начинает мутировать - превращаться в"религию, которой не
служат, а которую "потребляют". А это, по словам А. Кураева "как раз
и есть суеверие".
Последняя надежда: единичная индивидуальность, осознавшая необходимость личного самоограничения
Нет слов, религия, вера в разуме, в рациональном заинтересованы кровно - именно они помогают Церкви успешно отбиваться от невежественных, субъективных толкований. Однако, ничуть не лучшие перспективы и у науки, утилитаристки приземлённой и лишенной идеальной поддержки. Ее в таком покинутом, неблагодатном состоянии быстро оприходуют орды астрологов и целителей. Сначала ее, а потом и нобелевский комитет...
Но кто может дать ей такую поддержку? Ей, науке в целом и конкретному исследователю, берущемуся за научную сверхзадачу и еще не представляющему, какого напряжения, самоотверженности, самопожертвования потребует от него ее решение. Искусство? Литература? Так они уж давно в глубоком окружении и их предел - мелкие партизанские диверсии против главного( в сфере идеального)триумфатора идеологии потребительства - пес-модернизма. Реальной возможностью остановить это нашествие обладает сегодня только одна сила - конкретная единичная индивидуальность, осознавшая необходимость личного самоограничения... Но ведь уже почти две тысячи лет, с того самого момента, как была произнесена Нагорная проповедь, классическое - евангельское - христианство было и остается самым верным носителем идеи личного ( внутреннего) самостеснения. Именно этой идеей рождающееся христианство противостояло иудаизму и выламывалось из него. Именно эта идея по существу сформировала европейскую цивилизацию, европейские классические литературу и искусство, превратив и их в своих эффективных носителей. Именно эту идею последовательно добивают сегодня на заокеанских и западно-европейских пространствах. Именно она является предметом вожделений различных юридических и частных лиц, обдумывающих технологию вскрытия, нет не государственной - цивилизационной - границы России. Ведь в своем медицинском заключении о смерти Советского Союза г-н Бзежинский был безупречно точен: теперь у нас остался единственный и последний враг - русское православие...
Как видим, идея союза( взаимодействия) светского государства( секуляризированного общества, а значит, науки, искусства, литературы) с господствующей конфессией оказывается не просто фигурой неких отвлеченных умозаключений или отражением каких-то идеологических пристрастий, а той, если угодно, "иглой", на кончике которой сосредоточено сегодня для России все - ее будущее, ее судьба.
Религия - как эффективная возможность "нравственного контроля над ходом и результатами научных открытий".
Вторая идея, которой активно касается А. Кураев, может быть определена следующим образом: религия как эффективная возможность "нравственного контроля над ходом и результатами научных открытий". Здесь имеется в виду, видимо, следующее: наука достигла таких высот, что использование ее открытий требует уже сегодня, а точнее еще вчера, внешнего контроля - и не только юридического, но и нравственного. И по существу сегодня никто, кроме Церкви, не в состоянии обеспечить авторитетную нравственную экспертизу новейшего научного открытия ( а потребность в такой экспертизе ничуть не менее остра, чем в экологической ) и, если надо, выделить его, как несущего в себе определенную опасность для цивилизации, как требующего особо жесткой рефлексии и обстоятельных дополнительных исследований.
Упорядочивающая роль отвлеченного мышления в системе естественных науках
Но в связи с
проблемой влияния Церкви и веры на науку речь может идти и о более
фундаментальных формах контроля. Например, о структурном контроле,
имея в виду ту упорядочивающую роль, которую играло в системе
естественных науках отвлеченное мышление ( сначала в форме теологии,
затем в форме новой и классической философии)... Многие участники
дискуссии в этой опаснейшей области уже отметились, проблема, таким
образом, актуализирована и можно попытаться высказать несколько
соображений и на этот счет.
А. Кураев считает, что неизбежность контроля над наукой
обусловлена тем, что, успешно отвечая на вопросы "как" и даже
"почему", занимающаяся конкретными исследованиями наука никогда не
ответит на вопрос "зачем". Это, по его мнению, - епархия этики
философии, мифа, религии. А еще лучше сказать - отвлеченного и образного
мышления. Они, и только они, обеспечивают ценностную ориентацию
деятельности человека. Религия же, по Кураеву, - ведущая среди них...
Добавить здесь можно лишь одно - вновь становится ведущей.
Добавить вслед за президентом Академии наук, который в выступлении на
Соборе 1998 года, свидетельствуя, что фантастические темпы развития
науки в 20-м столетии сокрушили научный детерминизм, говорил и о том,
что "после появления в квантовой механике соотношений неопределенности и
принципа дополнительности, мир уже больше не представляется абсолютно
детерминированной машиной, в которой Богу просто не было места". С этим
суждением трудно не согласиться - крушение классических форм детерминизма
вполне можно рассматривать как главный источник второго дыхания
религии, вновь обретающей прежнюю структурирующую функцию в познании,
хотя, похоже, и в совершенно своеобразной форме. Неопределенность,
действительно, все больше проступает в качестве фундаментального
принципа научной картины мира, и последняя уже не может не
требовать для себя каких-то внешних по отношению к науке гарантий. Не
для конкретных своих разработок и открытий, естественно. Науке ничто,
конечно, не мешает сегодня пребывать в уверенности, что она рано или
поздно каким-то блестящим своим достижением существенно понизит уровень
этой неопределенности. И даже забывать при этом, что платой за это
уменьшение будут новые вопросы, новые проблемы - новая порция
неопределенности...
Стабилизирующее поле теологии , философии
Внешние, вненаучные - наднаучные - гарантии для системы естественных наук были по существу главной заботой философии Нового времени. И великие пантеисты той эпохи ( Спиноза, Гегель) и великие деисты ее (Декарт, Лейбниц, Кант) своими отвлеченными, транс-научными разработками и построениями как раз и создавали то стабилизирующее - мировоззренческое - поле, в котором механическая смесь естественнонаучных исследований превращалась в устойчивую, наделенную смыслом систему - живую, развивающуюся, эффективную. По направленности своей это поле было несомненно анти -теологическим, ибо оно ограничивало права теологии как единственного генератора мировоззренческих концепций. Но это поле было вне-научным, над- научным. Он было держателем смыслов - оно было одного ранга с полем теологическим. Отвлеченные идеи и системы идей были реальной, всеми признаваемой силой удерживающей систему естественно научных знаний в относительно устойчивом состоянии. Фрагментированное, механистическое по характеру основных идей естественнонаучное знание того времени легко мирилось с таким своим подчиненным по отношению к отвлеченным формам мышления положением. Высокомерие "нобелевских лауреатов" тех времен ограничивалось исключительно кругом их естественнонаучных идей. Ньютон спокойно публиковал свои теологические работы, и никто в связи с этим не беспокоил сильных мира сего письмами об угрозе клерикализации.
Успехи естествознания и деградация секулярных форм отвлеченного мышления.
Поразительно, но успехи естествознания за последнюю сотню лет сопровождаются такой же по интенсивности деградацией секулярных форм отвлеченного мышления. Возможно, что эту обратную корреляцию обеспечивали одни только темпы развития естественных наук: рост ее костей и мышц( конкретные открытия ) явно опережал развитие ее разума (мировоззренческое осмысливание этих результатов). Но неготовым к столь шустрому росту естествознания оказалось и само отвлеченное мышление. Увы, но в нем в 20 веке взял верх французский стиль...
В Новые времена имело хождение одно достаточно едкое суждение о трех стилях европейского мышления. На вопрос о том, что такое верблюд, прагматичный англичанин съездит в Африку, убьет верблюда, сделает чучело, поставит его около камина и вопрос о верблюде будет для него исчерпан. Легкомысленный француз наймет ландо, прокатится с барышней до Булонского леса, верблюда там, естественно, не обнаружит и заключит, что его вообще не существует. И лишь только немец начнет конструировать верблюда из глубин собственного духа...
Сия философическая хохма очень хорошо фиксирует это немецкое почтительное пред-стояние пред отвлеченным мышлением, предстояние, на котором в общем-то и держалось до определенного времени все влияние секуляризированной философии на естествознание. В 20-м веке тандем Гуссерль - Хайдеггер в целом поддержал эту великую традицию, но они в своих отвлеченных изыскания оказались в области ( само бурно и непредсказуемым образом развивающееся естествознание, видимо, выталкивало их туда), которая требовала исключительной деликатности, фантастической ответственности и запредельного самоограничения... Близкая к немецкой по духу русская философская школа, имей она возможность развиваться свободно, по естественным законам, возможно и смогла бы оптимизировать попытку феноменологии корректно учесть влияние познающего на результат познания... Но русская философская школа громилось с не меньшим усердием, чем уничтожались храмы и монастыри, и изыскания Гуссерля- Хайдегера интерпретировались в основном в булонских лесах и при полностью противоположных установках- бесцеремонность, безответственность, полная раскрепощенность.
Философское молчание Германии и России в 20-м веке - в период интенсивнейшего роста естествознания - обернулось для европейского отвлеченного мышления катастрофой. Познающий субъект, спущенный зарейнскими поводырями с цепи, заявил о своих правах в отвлеченном мышлении с энергией ничуть не меньшей той, с которой сегодня заговорили о своих правах сексменьшинства. В проран на месте изящной дверцы, заложенной для познающего субъекта феноменологией, хлынуло такое, что область высочайших абстракций и отвлеченности, коей всегда была философия, за одно буквально поколение превратилось в торжище - в место свободных понятийных спекуляций и шаманских подвываний. Статус отвлеченного мышления резко понизился. А Кураев пишет о том, что религия, становясь предметом потребления, вырождается в суеверие. 20-тый век превратил в предмет потребления и результаты отвлеченного мышления - оно вырождается в интеллектуальное камлание.
Еще об издержках естественно-научного типа интеллекта
Мировоззренческая неопределенность интенсивно развивающегося естествознания и пустота там, где совсем еще недавно высились замки трансцендентального... Это ситуация в Западной Европе. В России же к ней добавилась еще и зловещая формулка: " жизнь или диалектический материализм"... Почва для разрастания фанаберии у естествоиспытателей, согласитесь, уникальная. В их среде пренебрежение к любому ходу мысли от общего к частному и без того естественно, можно даже сказать, инстинктивно. Причем это отнюдь не уровень интеллекта( кто посмеет усомнится в интеллектуальной нетривиальности любого "нобеля" ) Это - специфический тип интеллекта. Участвовавший в дискуссии проф. Капица приводит высказывание Эйнштейна: "когда мне дают прочесть философскую диссертацию, создается впечатление, что меня просят что-то проглотить, не положивши ничего в рот". Так это Эйнштейн, первая треть 20 века, когда Делез с Фуко еще в детский садик бегали... Но даже тогда, даже у него не возникает мысль: речь здесь нужно вести не о том, что глотать, а о том, чем прожевывать. Результаты своих исследований и индуктивных конструкций. Чтобы не подавиться.
Понимание и признание всех этих особенностей, сложившихся во взаимоотношениях естественнонаучного и отвлеченного мышлений с каждым годом все больше и больше будет понуждать нас смириться с тем, что пустоту, образовавшуюся в отвлеченном мышлении, вполне могут занять православные священники и архиереи. И не только смириться, но всячески содействовать им. Иначе внукам и правнукам нашим, коли они не соблазнятся судьбой эффективных менеджеров и дернуться в естественные науки, ходить придется под Гробовыми. А то и под кем похуже. Речь не идет, конечно, о том, что какой-нибудь сельский батюшка, полистав, скажем, свежий номер "Физрева" или "ЖЭТФ" в очередной своей проповеди перенесет свое внимание с сюжета евангельского на какую-нибудь коллизию из области физики. Современный естественно-научный утилитаризм если и может быть чем-то потеснен, то только воспитанием того, что тот же Эйнштейн называл "космическим религиозным чувством ". Воспитания и с помощью того самого школьного курса - "Основы православной культуры". Развивая те идеи и интуиции, которые успел выбросить в русское сознание наш гениальный соотечественник Александр Панарин.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПАНАРИН.
Особенности русской духовной традиции.
Возможность стабилизации земного сообщества связывается А. Панариным ( http://www.patriotica.ru/actual/panar_strategy.html )
исключительно с возрастанием роли людей «согласных довольствоваться немногим и переставших мерить себя критериями успеха», что, в свою очередь, станет возможным лишь под влиянием той духовной традиции, которая способна, умеет, научена разводить по полюсам достоинство человека и его успех. То есть русской духовной традиции, - последней средой, в которой еще можно противостоять «умышленному, намеренно оскверняющему» примитивизму, избыточной приземленности, воинствующей неидеальности. Запад отказался от возможности развития в интересах большинства, от перехода к более сложной ступени демократического существования и предпочел, зафиксировав достигнутый уровень демократии, сыграть на понижение — вложить все в потребительский инстинкт.
Но идентичность России - и это особенно энергично подчеркивается А. Панариным— «с самого начала... являлась по преимуществу ценностно-нормативной, духовной». Привязанность к идеальному, защита идеального от посягательств, сбережение идеального и соответствие ему… Эти особенности действительно сформировались и укрепились в многовековой борьбе за совершенно конкретное идеальное — Православие, Святая Русь. Но в конце концов они обрели самостоятельное существование— стали свойствами народного духа. Их и в самом деле очень легко свести к отсутствию чувства реальности. Но в них, как ни странно, может быть и шанс человечества, поскольку постэкономическому человеку, настаивает А. Панарин, как раз и нужна прежде всего эта установка русской культуры — дух выше материи. В российском смиренном и упрямом предстоянии пред идеальным, возможно и заключено истинное чувство реальности, та его форма, с которой легкомысленно разошелся Запад, затравленный либерализмом и поставивший на «естественное состояние» человека— поспешно объявивший все общественное « химерами старого авторитарно-традиционалистского и тоталитарного сознания»,соблазнившийся дурной простотой интересов, отделенных от ценностей, и явно не видящий страшных последствий начавшегося вытеснения «свободы личности (разума) “свободой инстинкта’’».
Преждевременность секуляризации. Назад - к триаде.
В стремительном укреплении на Западе позиций естественного, асоциального человека не последнюю( если не решающую) роль сыграло, по мнению А. Панарина, то обстоятельство, что «на основе светского, религиозно-остуженного сознания экономические мотивы в конечном счете неизбежно торжествуют над альтруистическими ». Собственно идея преждевременности разведения государства, гражданского общества и Церкви здесь уже высказана, хотя пока она и может воспринята как отступление куда-нибудь в средние века. Но панаринская идея преждевременности секуляризации есть идея просвещенческая и основана она на мужественном признании, что надежды интеллектуалов на некую «динамическую творческую общность», с ее « высшим духовным синтезом» в качестве замены Церкви так и не оправдались.. Однако этот печальный результат не означает для А. Панарина стратегического или полного поражения Просвещения, а является лишь указанием на одно — постиндустриальное общество не состоялось лишь как “Церковь верхов», и идея Церкви теперь должна вернуться в общество снизу: «страдающая и сочувствующая церковь бедных — вот истинное основание “постэкономического” и “постиндустриального” общества»…
Итак, в своей экстраполяции для России А. Панарин подтверждает ее особую роль в истории цивилизации, но возможность сыграть эту роль связывает с отказом от «либеральной дихотомии — “гражданское общество — государство”». И предлагает возвращение к триаде: «церковь — государство — гражданское общество». Такую позицию очень легко представить как анахронизм. Но ведь по существу А. Панарин утверждает одно: осуществленная секуляризация общества была не достижением, а социологическим просчетом. Цивилизация попыталась освободиться от власти трансцендентного, но это освобождение было преждевременным, чрезмерным — оно было освобождением подростковой по существу цивилизации, возомнившей себя взрослой.
Панаринский «анахронизм», таким образом, превращается в трезвую оценку нашей, запутавшейся в собственных соплях цивилизации: время освобождения от начал мистических, от власти запредельного для нее еще не пришло. И это не тактический ход — это признание цивилизационной ошибки. И по существу — единственная нормальная для России реакция на сегодняшнее состояние цивилизации. Либо вместе с ней медленно опускаться на четыре лапы, либо… попытаться развернуться назад… Курс " Основы православной культуры" как раз и работает на этот разворот...
Глубочайший парадокс культуры
Не отделима в представлениях
А. Панарина(
http://www.patriotica.ru/actual/panarin_elit.html)
от «великой религиозной традиции» и истинная элита. Это сближение
не носит у него случайный характер, оно несомненно является
основополагающим— мировоззренческим. О чем и свидетельствуют его
суждения о путях преодоления современного «натиска агрессивной
чувственности». Он приходит в них к поразительному,
уникальнейшему результату — обнаруживает воистину глубинную
взаимосвязь науки и веры:
«Я склоняюсь к достовернейшей из всех гипотез – к тому, что
чувственность, взыскующую истины, а не обман, формирует религиозная вера. Только
она даёт нашей чувственности мужество и готовность открыться правде. Здесь лежит
глубочайший парадокс культуры: для готовности воспринимать объективную истину
нужна вера; таким образом, верующий тип сознания является социокультурной базой
науки…» — «чтобы заново полюбить реальность и возыметь
мужество смотреть ей в глаза – привлекая для этого истинное научное знание, –
людям требуется вера».
Вера — как необходимое условие научного знания…
Религиозная вера….
Доходящая до религиозности вера …
Примат идеального …
Христианство как единственная цивилизационная религия
И эти панаринские откровения прекрасно ложатся на многие другие суждения, прозвучавшие в развернувшейся дискуссии.
Нам напомнили о провидческой, как теперь выясняется, мысли Ф.Бэкона - "атеизм – это тонкий лед, по которому один человек пройдет, а народ провалится в бездну".
О замечательных словах академика медицины Наталии Бехтеревой ( http://www.rusk.ru/st.php?idar=22774), давшей в общем-то исчерпывающее объяснение - почему народ в бездну провалится непременно :"Церковь на протяжении веков внедряла нравственные стереотипы, которые затем охраняли большую часть человечества от преступлений... Она формировала устойчивость к жизненным искушениям. Мозг запоминал это. Механизмы мозга... все время как бы отслеживали отклонения от стереотипов". И значит, если разобраться, совершенно избыточным является вопрос о природе нравственного. Божественный ли то дар или постепенно выработанные человечеством принципы сосуществования единичных... Так или иначе, но многовековая и чисто социальная роль христианской Церкви не может быть ни оспорена, ни поставлена под сомнение - выстраивание нравственных стереотипов и их прививка обществу. В этом смысле она всегда была институтом социальным, всегда работала на государство, на общество в целом - на светское. И нельзя не признавать, что та мировая культура, которую так успешно добивает сегодня постмодерн, по основе своей была все-таки христианской. Именно в поле этой культуры нашли свое место другие конфессии, поскольку именно в христианстве с такой исключительной силой и последовательностью прописана идея личного самостеснения ( не презрение к другому, не равнодушие, не враждебность, а именно стеснение себя ради него). Представить мировую культуру на другой конфессиональной основе - невозможно. Мировых религий несколько. Цивилизационной религией является лишь христианство.
Мы услышали, наконец, и слова неистового проповедника Дмитрия Смирнова(http://www.rusk.ru/st.php?idar=23082 ), также, по существу, обратившегося в эти дни к высшей власти по вопросу взаимоотношений государства и Церкви:
" Православное государство – это не то что "вера личное дело каждого", нет: государство заботится о семье, детях, воспитании, уничтожая все "микробы" и заселяя атмосферу только качественным продуктом. Всякий грех – наркомания, азартные игры, проституция и тому подобное, – как инфекции, изымаются из жизни народа..... Такое государство не стоит на четвереньках перед либеральной прессой, оно.... в лице любящего свой народ монарха говорит:...здесь нам не нужно ни публичных домов, ни вашего вонючего телевидения, ни вашей голливудщины. Нам нужен тот продукт, который воспитывает нормальных людей"
ЧАСТЬ 3. В АКАДЕМИЧЕСКИХ КЛЕЩАХ.
Глубинная причина клерикализация сознания есть понимание, что без церкви цивилизации не выкарабкаться из-под груды продуктов собственной жизнедеятельности.
Но любое реальное взаимодействие Церкви и государства, всякое стремление к согласованному и совместному решению каких -либо социальных проблем будет неизбежно, с одной стороны, восприниматься (где-нибудь на Чукотке, а то и поближе) как огосударствление церкви, а с другой - как демонтаж светского государства, как "возведение Средневековья в норму жизни". Убедительное доказательство тому - мысли и суждения Андрея Ашкерова, молодого доктора философии, практикующего в МГУ(
http://www.russ.ru/politics/lyudi/protiv_klerikalizma)
Основную опасность"нынешнего клерикалистского брожения в умах " он видит в том, что "возвращение к средневековому мировосприятию понимается в рамках канона модернистского "открытия".... Любая " "необъяснимость" при этом трактуется как проявление непостижимой божественой воли, которая права в любом случае (причем права именно потому, что является непостижимой". Эта рационализация, нет слов, существует и подмечена здесь очень тонко, хотя нет особых оснований принимать ее за опасность - достаточно посчитать за особенность, требующую повышенного внимания. Главная же логическая цепочка А. Ашкерова сводится приблизительно к следующему. Существует спрос на клерикализм, подстегиваемый упомянутым обеспеченный "модернистским" открытием. Однако, реализуется этот спрос не в самых лучших формах - на основе тотальной корреляции позиций церкви и государства ( причем, инициатива у последнего ). За всем этим же у Церкви лишь "брезгливая неозабоченность "мирскими" вопросами"", ее "заинтересованное невмешательство"...
Определенная коррелированность оценок, конечно, существует, но является она пока, скорей, стихийной, инстинктивной, чем сознательной и спланированной. Что же касается невмешательства, "воплощающего новейшее решение проблемы разграничение сфер влияния Бога и Кесаря", то здесь уместно напомнить следующее. Да, 19-ый век под занавес, уходя, самоуверенно заявлял: " Бог мертв". Но 20 век с всей очевидностью продемонстрировал, что без Церкви как развитого и авторитетного социального института цивилизации не выкарабкаться из-под груды продуктов собственной жизнедеятельности. Причем, неважно с какой стороны она будет карабкаться - с заматерело социалистической или с отпето либеральной. Нет сомнения, Церковь по существу переживает свое второе рождение, что особенно в России и чувствуется. Понятно, что в связи с этим новой проблематизации требует и связка церковь- светское государство( Богово - кесарево в другой формулировке). Евангельская модель динария ( Богу - богово, кесарю - кесарево ), из которой и исходит, кажется, Ашкеров, сегодня уже не является оптимальной (кстати, необходимость новой проблематизации как раз и подталкивает к безусловному включению теологии в компанию научных дисциплин).
Экстраполяции А. Ашкерова - как аргумент от противного в пользу позиции диакона Кураева.
Но А. Ашкеров сосредотачивает свое, внимание, похоже, лишь на внешней стороне этого процесса, опуская сторону сущностную. Это во- первых. Кроме того, его явно преследует образ "безбрежной клерикализации" - перспектива полного взаиморастворения Церкви и государства, в результате которого, "исчезают всякие границы между светским и священным, профанным и святым. Государство при этом если не буквально сакрализуется, то обретает искомую легитимность"...
Как нужно относиться к этим жутким ведениям?.. Исключительно как к экстраполяции в сингулярную точку. Это, между прочим, достаточно распространенный в сфере естествоиспытателей прием: если установлена некоторая экспериментальная зависимость и удалось, к тому же, получить для нее аналитическое выражение, то совершенно не лишней является проверка поведения последней в особых точках ( нуль, бесконечность ). А. Ашкеров, похоже и проверяет идею современного содружества - синергии - Церкви с государством в гипотетическом нуле церковной( государственной) самостоятельности...Возможно, что обратиться с письмом к президенту академиков-антиклерикалов как раз и подвинуло что-то из числа тех апокалипсических видений, на которые в своих экстраполяциях наткнулся А. Ашкеров
Откровения же его, действительно, ужасны. Но полезность подобной экстраполяции нельзя не признать - именно в оценках крайних запредельных ситуаций с особой четкостью проступает необходимость оптимизации - поиск золотого соотношения Церкви и государства. И рассуждения доктора философии Андрея Ашкерова становятся, таким образом, сильнейшим аргументом от противного в пользу позиции, изложенной дьяконом Андреем Кураевым.
Об эволюции религиозного чувства
Пространство оптимального соотношения церкви и государства, веры в и знания предстало в дискуссии огороженными и с другой стороны. И то же академиком. Диакон Кураев оказался, таким образом, в академических клещах.
Если позиция 10 академиков выстроена на апокалипсических ведениях (полное срастание государство и Церкви), если Андрей Кураев настаивает на синергии, на золотом их сотрудничестве, то доктор физики и математики, академик Р. Полищук ( http://mn.ru/issue.php?2007-32-29 ) излагает концепцию, скорей, слабого( временного, тактического, осуществляемого по касательной), чем сильного их взаимодействия. Названо все это просвещенным атеизмом и сводится в целом к следующему.
Считается, что религию и наука разделяет пропасть - "религия учит предстоянию перед лицом тайны бытия, наука же штурмует её и с боями раздвигает границы естественного, демистифицируя и отменяя "чудеса".При этом наука как развивающееся понятие самокритична, тогда как религия догматична и авторитарна." В историческом же плане этой пропасти, естественно, нет, а есть достаточно плавный переход - мировоззрение эволюционирует от политеизма к монотеизму, а у "посвятивших свою жизнь науке людей они могут естественно переходить в стадию универсального космического чувства", то есть достигать того предела, который определил в своем отношении к божественному Эйнштейн. Действительно, за этим чувством может скрываться и растворенный в природе Бог пантеистов, и сдержанный, индифферентный, вмешивающийся в дела земные лишь в особых точках Бог деистов. Можно даже говорить о четырех поводах такого вмешательства - создать мир, выделить из неживого живое, наделить живое разумом, привить разумному живому идею не внешнего, а внутреннего ограничения. За этим чувством может быть и предельно секуляризированное ощущение идеального, высоты... Назовите это как угодно, но вполне можно допустить, что сознающее себя существо, чем бы оно не занималось - астрофизикой или чисткой клозетов, - просто не мыслит, категорически не мыслит( это имманентное свойство мышления, самосознания ) своего существования в плоскости. И хотя бы в чем-то, хотя бы когда решительно из этой плоскости восстает.
Эволюция религиозного чувства и блуждающий хаос…
Принимая идею подобной эволюции религиозного чувства ( а она является, похоже, центральной у Р.Полищука), вполне можно допустить, что эта эволюция приобретет необратимый характер, и все образуется со временем - все дыры в общей картине мира, которые прежде приходилось заделывать с помощью идеи Творца, самозаполнятся результатами научных и мысленных экспериментов. Не подумайте, что у академика Р. Полещука отсутствует понимание того, что каждое новое открытие лишь увеличивает неопределенность - количество вновь возникающих вопросов с лихвой перекрывает эффект полученных ответов. Отнюдь. Его представления отличаются исключительной жесткостью : "каждая система научных понятий противоречива, наука рождает новые понятия, рождающие новые противоречия. Сегодня виден предел применимости понятий не только актуальной бесконечности, вечности, пространства, времени, но и материи. Рождение новых понятий сопровождается глубоким смысловым преображением всей научной картины мира." Предметом беспощадной рефлексии оказываются у него и все социальные утопии. Они " исходили из неявной предпосылки возможности полного уничтожения социальной энтропии с опорой на всемогущую волю или всемогущий разум". Он не только признает несостоятельность таких предпосылок, но и выбрасывает в мир положение, которое, казалось бы обрекает человечество на вечное кружение( с исчезающей надеждой соскочить с окружности), на перманентное топтание на одних и тех же граблях - "сегодня мы знаем, что хаос, энтропию можно только непрерывно вытеснять из одних мест (социальных страт, государств и т.д.) в другие ценой её общего увеличения"...
Но признавая и выстраивая всю эту безнадегу, академик Р. Полищук остается предельным оптимистом в оценках эволюции религиозных человеческих мотиваций. Суть концепции просвещенного атеизма исключительно в этом оптимизме, похоже, и заключена. Надежда, что рано или поздно идея божественного сама се6я исчерпает, если угодно и есть символ веры просвещенного атеиста - тот постулат, который он принимает безусловно. Но, увы, этот постулат опровергается тем, что на его основе выстраивается - он попросту несовместим с идеей блуждающего по Вселенной хаоса. Выстроенное на этом постулате неумолимо превращается в змею, заглатывающую себя с хвоста.
Философское снятие религии - теория и практика
И вся история 20-го века, и похабный, увы, российский опыт строительства разумного общества не оставляют никаких надежд и категорическим образом свидетельствуют, что человечеству еще долго предстоит ходить в религиозной узде, если оно вообще надеется на какие-то благоприятные перспективы. "Цель - это вынесенный в будущее прошлый опыт, трансцендирующий настоящее." Эта прекрасная мысль принадлежит Р. Полещуку. Но в своей концепции, выстраивая цель, он, видимо, излишне деликатен по отношению к отдельным фрагментам прошлого опыта России, и цель, натыкаясь на все еще «имманентные» остатки настоящего, расплывается - утрачивает четкость. А ведь казалось бы, продуктивная идея - почти в руках у Р.Полищука: "социокультурное развитие идет через поляризацию и последующее взаимооплодотворение противоположных взаимно дополнительных начал. Западный техноцентризм и восточный культуроцентризм уже соединились в некоторых странах Юго-Восточной Азии и в будущем могут соединиться в России, которая сохранила живость духа и необыкновенную стойкость во всех исторических испытаниях".
В первом предложении - в явном виде присутствует концепция Кураева. Из второго, если не кивать на ЮВ Азию, легко выйти на панаринские экстраполяции.
"Моя позиция не в голом отрицании, но в философском снятии религии помещением её в более широкий культурный контекст" - пишет Р.Полищук уж в своем ЖЖ ( http://r-f-polishchuk.livejournal.com/)...
Отличнейшее намерение, милостивый государь, Ростислав Феофанович! Готов всячески поддерживать его в качестве теоретической разработки. Но и письмо, и развернувшаяся вокруг него полемика - из области практической, реальной политики... И вот с точки зрения ее философское снятие религии, оставаясь привлекательной и полезной теоретической идеей, может обернуться весьма вредной практикой.
Помещать религию в более широкий культурный контекст, может быть, и не пустое занятие. Но только, если это такая же конкретная задача, коей является, например, ведение школьного курса "Основы православной культуры". В редакции, отстаиваемой диаконом А. Кураевым., естественно.
Нетеизм - взбунтовавшимся академикам
ориентироваться лучше на него
Я вполне допускаю, что академик Р. Полищук, вводя в употребление словосочетание "просвещенный атеизм" пытается просто- напросто облагородить термин атеизм, получивший за время советской власти зловещий ореол и воспринимающийся исключительно как анти-теизм, как непримиримая борьба с теизмом - колокола на землю, лошадей - в храм, попу - пуля в затылок...
Но в свое время академик Моисеев предложил, как мне кажется, более изящный вариант неупотребления зловещего атеизма - нетеизм. И при этом дал компактное и удивительно емкое толкование( передаю лишь смысл, разыскать ссылку не удалось ) : я не нахожу ни логических, ни опытных аргументов, опровергающих идею Бога, но у меня отсутствует внутренняя потребность принять ее. Какая деликатная позиция! Я не выступаю против этой идеи, я тем более не обращаюсь к властям, чтобы придержали ее. Я не нахожу(и уверен, что не найду ) аргументов против нее... И мое несогласие с ней только в отсутствии внутренней потребности принять ее...
9 сентября 2007 года.
ЧИСЛО ПОСЕЩЕНИЙ | ПОИСК ПО САЙТУ | |
НАПИСАТЬ АДМИНИСТРАТОРУ
|
©ВалерийСуриков |