">
С А Й Т В А
Л Е Р И Я С У Р И К О В А ("П О Д М У З Ы К У В И В А Л Ь Д И" ). ЛИТЕРАТУРА , ФИЛОСОФИЯ, ПОЛИТИКА. Еще не Путин или уже не Путин |
ГЛАВНАЯ |
ДНЕВНИК ПОЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ |
ДНЕВНИК ЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ |
ДНЕВНИК ФИЛ. КОММЕНТАРИЕВ |
МОЙ БЛОГ В ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ |
Это - еще
не Пастернак… А это
уже не Ахматова…Однажды кто-то
высказался так (или приблизительно так), пытаясь в
фотографиях, сделанных в разное
время, увидеть то, что
проявилось со временем
лишь в творчестве в целом…
А определилось ли место нынешнего
президента России в ее истории—он,
сегодняшний, еще не Путин
или, увы, уже не Путин?…. В массовом сми-сознании сегодня преобладает
вторая точка зрения: для разделяющих ее все давно разрешилось, партия Россия – Путин перешла в эндшпиль—
отсюда заунывно-похоронный тон и апокалиптические видения. Что касается самого
президента, то у него
есть от силы год,
чтобы как-то скорректировать
свое место в российской истории,
ибо далее начнется предвыборная суета,
совсем уж не
располагающая к принятию
каких-то решений. Вероятность
того, что за оставшийся год будут сделаны какие-то
шаги, которые окончательно
(!) переведут Россию на путь
развития, уже в с е ц е л о
обусловленный ее стратегическими
национальными интересами и
той ролью, которая предопределена всей ее
предыдущей историей, — вероятность эта( к сожалению?… к счастью ли
?…) не велика. Но она и
не является нулевой, поскольку
нельзя не замечать, что последовательность крайне
осторожных, внешне неуверенных, робких, а
порой просто растерянных шагов
президента Путина
складывается все-таки в
политическую линию, которой,
быть может, и в самом
деле не хватает двух трех мазков, чтобы предстать отменно сыгранной политической партией.
И возможно тот
гвалт, что поднят вокруг президента в
прессе шайкой политологов во главе с ее
атаманом С. Белковским отражает не столько их истинные взгляды
на нынешнюю ситуацию
в России, сколько предчувствие таких
шагов, которые исключат
любые двусмысленности.
Все
это, конечно же, не более, чем
рабочая гипотеза, и
реальная неопределенность в
сегодняшней оценке
президента Путина такова, что у предчувствия конструктивных шагов
ничуть не больше
оснований, чем у ощущения их
невозможности( президент Путин ситуацию пере-томил, пере-сидел
в засаде, пере-осторожничал и окончательно утратил
возможность на что-либо эффективно влиять).
Но
даже если это так, и
российская ситуация в
самом деле легла
в дрейф и
будет пребывать в таком
качестве вплоть до
очередных президентских выборов,
сегодня интерес представляют вовсе не брюзгливые
экстраполяции в статс-белковском
стиле. Они если и имеют
какой-то смысл, то лишь при
искренней убежденности, что
все путинское президентство было движением в
ложном направлении, что с помощью
президента Путина олигархи и примкнувшие к ним эффективные
менеджеры завели Россию
в тупик, и
теперь левый разворот просто неизбежен. Однако
поддержки
не лишены
и иные соображения— за время
президентства Путина Россия
если не отошла, то,
во всяком случае, отползла
от края той пропасти, к которой
ее приволок г. Ельцин и, следовательно, при
любом раскладе, при любом из возможных сценариев насущной
задачей остается извлечение уроков из этого во
многом уже состоявшегося
события под названием «Президентство
Путина».
Господам
действующим политикам, политологам
и в самом деле пора
полностью подчинить свои амбиции
не собственному тщеславию и
даже не возлюбленной ими идеологии,
а и н т е р е
с а м Р о с с и и.
Администрацию Президента — под контроль закона
В каких
же направлениях возможна корректировка президентского курса?…
На
первый взгляд вряд ли справедливо винить президента Путина в том, что «бюрократия как была, так и остается
единственным правящим классом России». Но с другой стороны, именно действующий президент
несет в первую очередь ответственность за то, что в России до
сих пор существуют такие
мощные, влиятельные и полностью выведенные из-под контроля закона
управленческие структуры как
Администрация президента.
Эта псевдоморфоза, образовавшаяся на месте ЦК КПСС, а точнее в
спешке созданная под президента,
который не собирался править, а только
царствовать, многократно усиленная
тем, что отдельные
функционеры этой структуры держат под контролем крупнейшие
госкомпании, несомненно
является несущей опорой всей российской бюрократии и эффективнейшим средством выдавливания из
системы управления страной и
правительства, и федерального собрания, и глав регионов.
Любая административная реформа
в России будет обречена на неудачу, пока отсутствует закон об АП, регламентирующий ее
деятельность и в
деталях прописывающий систему
контроля за этой
деятельностью со стороны представительной власти. Пока интервью клерка из
администрации, коим по своему положению в нормально
выстроенной системе управления
является заместитель главы АП, становится едва
ли не самым значительным политическим событием года,
бюрократическая мафия в России
будет оставаться бессмертной.
Президент не
может, конечно же, не понимать, что опираться можно
лишь на то,
что сопротивляется. Такой опорой
в принципе может быть адекватно представляющий общество парламент, в лице которого
глава государства фактически и опирается на все общество — выражает его
волю, усредненную по всему
числу голосующих. Нынешняя
Дума в этом смысле представительной не является.
При таком « флюсе» как фракция
«Единая Россия» на что-то еще можно
надеяться при сильном
и самостоятельном председателе парламента, берущем
на себя функцию
публичного сопротивления президенту.
Но В. Грызлов явно
не из таких— не из числа огрызающихся вверх. Возможно,
что именно поиски сопротивляющейся опоры понуждают президента демонстративно поддерживать инакомыслие на Старой
площади, в своей Администрации. То
есть этот институт
начинает в определенном смысле
играть и роль
парламента. Это, конечно же, — извращение, в конце концов, и приводящее к
тому, что чиновники, не несущие прямой ответственности перед обществом, консультанты и публицисты, имеющие
«допуск» начинают вдруг играть
роль и оказывать влияние.
М.
Вебер, как нам
недавно напомнили, (http://www.apn.ru/?chapter_name=advert&data_id=656&do=view_single,
http://www.politstudies.ru/universum/dossier/04/mw-02.htm) проводил
достаточно резкую грань
между иррациональностью политиков,
берущих на себя ответственность
перед обществом за
политический курс,
провозглашаемые цели и ценности, и рациональностью
бюрократов(чиновников), несущих
ответственность разве что за технику реализации поставленных перед ними задач.
Практика новейшего российского парламентаризма — псевдопарламентаризма, если
угодно,— в сочетании с такими управленческим монстром,
как нынешняя АП, создали исключительные условия для
совершенно невероятной, казалось
бы, мутации в
среде рациональных бюрократов — для появления их иррациональной, то есть претендующего на политическую роль
разновидности. Но даже
звучное название этой разновидности — политтехнолог — не
в состоянии скрыть ее
бюрократическую сущность—
принципиальную безответственность перед обществом.
Эта
аномальная мутация получила,
судя по всему, столь же исключительные условия и для
размножения: политтехнологический стиль
отношений власти и суверена власти (народа) стремительно вытесняет классический — представительный —
стиль. Проникнув в
регионы, политтехнологическая
чума, оказалась едва ли не
самой большой угрозой
для системы государственного управления, и уже одно
это обстоятельство полностью
оправдывает отказ от
прямых выборов глав
регионов, позволивший хоть в
какой-то степени ограничить
роль самостийных политтехнологий и приостановить
процесс оттеснения от
власти ее суверена—
народа. Но этот процесс в стране
зашел все-таки слишком
далеко, и все с
большей четкостью начинают
проступать два
фундаментальных качества
абсолютной бюрократической власти. С
одной стороны, требуются
нечеловеческие усилия, что бы
разрешить любую проблему, и порой
( как
в недавнем случае со ставропольским губернатором ) самым
эффективным средством оказывается публичный
пинок президента. С другой же
стороны, легким движением можно
запустить любой самый рискованный
процесс — достаточно
только надавить в нужный
момент в нужном
месте.
Испарина, проступившая на
лбу губернатора из
Ставрополя и тот
энтузиазм, с которым
он взялся за прокладку водопровода, еще раз наглядно
показали силу той
власти, которую имеет над
российским чиновником окрик чиновника вышестоящего.
И высветили, возможно, самую
эффективную( а по нынешним времена, может быть, и единственную,
что имеет смысл) форму общения
президента с народом — регулярно хотя
бы полчаса в день
в строго определенное время лично заниматься жалобами граждан. Одна жалоба
в день, выбранная из зарегистрированных
в Администрации с
помощью ( чтобы
исключить всякие инсценировки со стороны
своих помощников) генератора
случайных чисел, и
отслеженная в ее движении
по административной (
от губернского центра до
сельсовета) и ведомственной вертикали….
Не
миллион звонков, а всего 250 (за год) лично по телефону
проверенных жалоб... Но наш
чиновник, который как и встарь
кнут по-прежнему ценит
превыше всего, отмобилизуется мгновенно. Будет
понимать, что вероятность сегодняшнего звонка президента именно к
нему крайне ничтожна.
И тем не менее все равно мобилизуется. И
начнет заниматься жалобоми
и связанными с ними
проблемами, а не сталкивать
их вниз, как это
обычно бывает. Глядишь, через
некоторое время и губернаторы
сядут к телефону с жалобами от
граждан. С той
же необходимостью, с какой
они десять лет назад
взяли в руки
теннисную ракетку, а
шесть лет назад
встали на горные
лыжи. Введенная в систему эта бесхитростная и малозатратная проверка при всей
своей внешней
непритязательности может стать очень
эффектным средством
воспитания чиновника и
разворота его физиономии
непосредственно к делу,
для которого он
нанят.
Поворот, который почти уже состоялся.
Одно из
самых веских соображений в
пользу корректировки
конституции под третий
срок В. Путина заключается в
том, что подобная корректировка должна проводится
не собственно под гражданина
Путина В.В., а под ту программу, которую он, скажем так,
не успевает осуществить.
В таком варианте идея третьего
срока и в самом
деле обретает какой-то смысл. Но,
с другой стороны, наличие более ясной и, главное, более энергично реализуемой программы, если разобраться, вообще
снимает проблему «наследника», так
же как саму проблему корректировки конституции,
поскольку при наличии
подобной программы в
2008-м президент передавал
бы не власть, а свое
дело… А перед таким козырем даже в
условиях предельно разнузданной демократии пасуют самые
изощренные политтехнологии как местные, так и закаченные извне.
И президент Путин для этого плана
представляет громадное неудобство. И прежде всего потому,
что именно он в
своем политическом курсе уже
выразил скрытый, самопроизвольный дрейф России к социал –демократии
в достаточно левых формулировках. Собственно, все, что
делалось пока В. Путиным
( выправление регионального
законодательства под конституцию, укрепление властной вертикали,
вытеснение особо крупных
денежных мешков из СМИ и
укрощение их, усиление
внешнеполитических позиций
страны ), было не
чем иным, как мягкой подготовкой наиболее благоприятных условий для
такого дрейфа. Пикантность же ситуации
заключалась в том,
что осуществить подготовку
левого дрейфа нужно было в условиях
формально правого курса— используя
все его преимущества. Собственно, такой поворот,
именно как поворот, растянутый во
времени,
осуществленный не махом — ать-два ,— а по плавной
дуге, и должен осуществляться по этой внешне очень экзотической схеме — «правое плечо вперед».
Можно вполне
допустить, что президент Путин пытался и пытается переопределить социал-демократическую
идею для России с учетом
ее собственного
(советского) и европейского опыта, то есть
делает то, на что
оказался не способен г. Зюганов. С этим, возможно, и связана категорическое неприятие
и самим г. Зюгановым, и его единомышленниками политической линии
президента — реализованная она
и станет концом коммунистической идеологии в формулировках 20
века. Истинную политическую
ориентацию В. Путина г. Зюганов
почувствовал, похоже, одним
из первых. Когда же
это понимание стало более или
менее всеобщим достоянием, тогда и
началась эта
беспрецедентная по масштабам и интенсивности кампания по дискредитации В. Путина. Именно за социал-демократические наклонности его
и лупят столь безжалостно. Левых он в
случае удачи оставит
без средств к
существованию, у либералов окончательно отнимет их высшую
ценность — ощущение собственной
исторической правоты.
В этих
маневрах, развернувшихся в
последнее время, выразимся так, под нашим развесистым
политтехнологическим
баобабом, С. Белковскому назначена, похоже, роль
«собачки» из «храпового механизма»: шельмуя президента, развернуть общественные настроения
в направлении,
противоположном путинскому
— в
сторону более либеральной социал— демократии.
Нельзя не признать, что методика решения этой
задачи выбрана наивернейшая: свести все
мотивы поведения человека к одному
намерению — непременно что-нибудь
украсть, украденное припрятать
на Западе, а за собой закрепить такую репутацию,
которая бы исключала
блокирование украденного. По
нынешним нравам мотив очень даже
понятный и вполне может
быть подан как
единственный. Причем бить надо
именно по президенту — тот никогда до судебного иска не опустится, а значит,
и его окружение не
посмеет. Методика проверенная, запатентованная— в свое время по очень
похожей схеме и по существу
за то же изводили(
в надежде на В. Путина,) Е. Примакова, действовавшего слишком уж прямолинейно для нашего хитрого времени. Но Путин, кажется, не
плохо отрефлексировал левый опыт
Е. Примакова . И судя по
всему —опыт горбачевской перестройки тоже. Ведь тогда именно поспешная, не вымеренная
реальными возможностями общества интенсификация политического курса
и спровоцировала неуправляемые лавинообразные процессы.
Перед
президентом особенно остро стоит
сейчас задача, для
которой не существует
вполне рационального решения и
в которой следует полагаться
исключительно на интуицию. Его
излишняя осторожность будет
неизбежно восприниматься
как попытка притормозить
неудобные для него лично процессы.
Ведь в той же поддержке одиозного калмыцкого президента, например, можно
увидеть стремление блокировать
зону кавказской нестабильности на дальних
подступах к Поволжью, а можно
не замечать этого мотива. В поддержке г. Абрамовича
можно видеть стремление
сохранить то хрупкое равновесие, что установилось между властью
и капиталом, а можно —
безвольную зависимость
высшей власти от капитала..
Но еще большие претензии, и на это
раз уже совершенно
обоснованные, будут высказаны президенту, если
он не выдержит нужную
паузу и излишне резким
движением «подожжет» теперь уж и
Россию.
Если неопределенность, размытость политического курса
президента может быть оправдана, то проблема сильного
правительство, берущего на
себя всю полноту экономического управления страной,
кажется не только
назрела, но и перезрела. Идея такого правительства жестко сформулирована
совсем недавно М. Ремизовым в числе тех десяти
принципав, которые он
предлагает положить в
основу новой конституции(http://lgz.ru/archives/html_arch/lg392005/Polosy/1_2.htm). Но
эта идея может
быть опробована и
без изменения конституции, уже
нынешним президентом. Ее прежде
всего как раз и нужно
опробовать — установить оптимальный для нашей страны
уровень раздвоения исполнительной власти.
Из
ельцинской крайности ( царствовать, но только не
править) нас вынесло в крайность
путинскую ( только править ), чему в немалой
степени способствовали индивидуальные особенности президента
Путина: отличная память,
мгновенная реакция, очевидная способность к
синхронной самооценке(смысл фразы критически оценивается одновременно с ее произнесением, оговорки
крайне редки). При
таких данных и
не захочешь, а
будешь лезть в
во все детали. С М. Ремизовым вполне можно
согласиться —«президент должен стоять…, по сути, над разделением
властей как таковым. Подобная позиция усиливает президента как общенационального
лидера, а отнюдь не ослабляет. Президент становится почти конституционным
монархом». Но нельзя
не замечать в этой
максиме призывающего к
осторожности уточнения — «по
сути». За ним
и скрыта проблема
оптимального расщепления высшей
исполнительной власти.
Отмеченная интеллектуальная специфика правящего
президента, увы, провоцирует на определенную поверхностность — в том
смысле, что ограничивает совершенствование стратегического
мышления. По положению своему
он является политиком с огромнейшими полномочиями. Политиком он оказывается
и в веберовском смысле — то есть готов нести
ответственность перед обществом
за провозглашенные курс, цели
и ценности. Но по фактической своей работе он —менеджер,
надсмотрщик над чиновниками.
Это противоречие носит фундаментальный характер и, в
конце концов, является источником
многих недоработок, провалов,
потерь эффективности. Выход, казалось бы, очевиден — скинуть часть
чиновничьей работы правительству, ответственному перед парламентом с сильными контрольными функциями. Но
президент, похоже, слишком втянулся в конкретное управление и с упоением
продолжает конструировать
новые сущности (новорожденный совет по контролю над реализацией
приоритетных национальных проектов
— пример тому ),хотя
принцип их минимизации ( «бритва
Оккама») актуален, скорей всего,
и для сущностей управленческих.
Избыточная(
ставшая избыточной) увлеченность
президента Путина собственно
управленческой работой лишает к
тому же высшие управленческие структуры возможности
самосовершенствования. Конечно, можно,
как это предлагает В. Третьяков,
попытаться получить оптимальную
программу развития страны через госзаказ на
разработку альтернативных программ. Но в принципе оптимизация возможна
и непосредственно в процесс
текущего управления, если оно
является, конечно, относительно свободным.
Для его же либерализации
столкновения мнений должны
быть выведены из
под ковров Старой
площади и перенесены в
более легитимные органы
управления— в правительство прежде всего.
Сейчас за оптимизацию
управленческих решений отвечает
фактически президент. Но это — отнюдь не самая лучшая
гарантия, поскольку эффективность здесь в
значительной степени определяется силой противостояния президенту…
В. Путин вряд ли все-таки решится на премьера,
перманентно противостоящего ему.
Фронда же на
уровне помощника по
экономике эффекта не даст
— она сугубо вербальна, за ней
нет материальной силы. А
вот если внести диссонанс в
благостную тишину главного экономического треугольника страны( министр финансов, председатель госбанка, председатель
«госплана»(греф-министерства)) и заменить
один из углов
пусть не самим
академиком Д. Львовым, то хотя
бы его активным единомышленником….
Пусть на конкретные управленческие решения тем
или иным образом повлияет
разработанная академиком
система мер. Пусть благодаря этому скорректируются установки государства по таким
направлениям нашей экономической политики, как либерализация, приватизация и
жесткое планирование денежной
массы. Пусть в
этом треугольнике активно присутствуют
представления и о том, что бюджет — это прежде всего «инструмент
первичного распределения ресурсов в соответствии с целями развития экономики» и должен в
массе своей быть
ориентирован на бюджетные
приоритеты; и о том,
что законодательно
определенную часть стабфонда надо использовать не как
кубышку, а как источник крупных инвестиций в наукоемкие сектора экономики; и о
том, что фактическая абсолютная рента в недропользовании (единый налог) должна быть вытеснена дифференциальными
рентными платежами.
Осуществляемый президентом Путиным левый поворот вряд ли
сможет обрести черты
долгосрочной, ориентированной на
национальные интересы России программы и стать тем
курсом, что будет
в длительной перспективе
поддерживаться страной и
передаваться следующим ее
президентам, если наряду с четкость в экономическом и социальном
плане не обретет
ее и в плане
идеологическом.
В
этом отношении
существенную роль может
сыграть идея суверенной демократии. Она чрезвычайно перспективна и прежде всего потому, что уже в ее
наименовании заложено требование ограничения демократии. Демократия лишается здесь статуса абсолютной ценности, который во многом благодаря неразумному усердию
США интенсивно насаждался
последнее время. Она вновь
становится «одной из»
— чем-то, по крайней мере,
равноправным суверенитету.
Но
с подобной концепцией
должен выступать не
чиновник администрации, а
президент. И подавать
ее не в качестве
политологического кунштюка, а
как национально-государственную
парадигму, полностью
исключающую всякую
расхлябанность как в
тоне, так и
в мышлении.
«Хорошо бы в Европу убежать, но нас туда
не возьмут, Россия - это европейская цивилизация. Это плохо освещенная окраина
Европы, но еще не Европа. В этом смысле мы неразрывно связаны с Европой и
должны с ней дружить. Мы не враги. Мы просто конкуренты.» В
данном суждении г.
Суркова, призванным усилить
идею суверенной демократии, путаница очевидна.
России чтобы перестать быть «плохо
освещенной окраиной Европы», «еще не
Европой» как раз и требуется
пожертвовать суверенитетом ради демократии.
Тогда она мигом,
к вящей радости наиболее
легкомысленной части политических лидеров Европы,
развалится на полторы
тысячи Латвий или
на сотню Польш.
Идея суверенной
демократии обретает для
России исключительную ценность
совсем по другим причинам — в силу
того, что Россия — УЖЕ
не Европа. Она
от Европы отставала
веками. Но это
отставание сегодня, в самый, казалось бы, безнадежный
момент ее истории, может обернуться преимуществом,
суть которого заключена в
том, что Россия
окажется единственной из
европейских субцивилизаций,
которая не успеет достигнуть
того критического уровня
европизации, за которым
самопроизвольный распад, под взвизгивания о демократии и
правах человека, становится
неизбежным. Это превращение хронического отставания в безусловное преимущество в 21
веке вполне вероятно — идея суверенной демократии в
серьезных и ответственных руках
на него и работает.
В
идеологическом ключе есть
смысл рассматривать и проблему олигархов.
Если
Россия желает остаться в числе великих держав, она обязана и впредь предпринимать самые
энергичные меры по нейтрализации своих олигархов. В
стране, претендующей на
сильное, серьезное и
конструктивное внешнее влияние, большие
деньги в принципе не должны иметь свободного, не подконтрольного со стороны
общества ( через парламент
и законы ) хождения
в политике. Необходимость политической
стерилизации олигархов
следует из известного
всем и каждому влияния
денег на ценностные
и целевые установки.
От этого, всегда
понижающего, подталкивающего к
примитиву, к физиологии
влияния никуда не деться
на уровне индивидуального выбора, но оно,
конечно же, должно быть предельно
ограниченно при формировании
ценностных и целевых установок общества в
целом.
В
путинское президентство по
отношению к олигархам
сделан существенный шаг
в деле превращения
олигархов в денежные мешки Эта политика проводится
достаточно жестко, и одним из
результатов ее является своего
рода выборочная национализация
( как через иски по
налоговым долгам, так и
через прямую покупку ).
Сформирована подконтрольная государству мощная компания, призванная, видимо,
сыграть для страны приблизительно ту же силовую роль в
отношениях с внешним миром,
какую прежде играли
ракеты и ядерные
заряды.
Колоссальные размеры капитала,
подконтрольного олигархам, несомненно требуют, чтобы их обращение в денежные мешки
проводилось строго индивидуально и без излишней
гласности. Последнее, естественно, питает слухи и вдохновляет определенную част политологов на вольные фантазии, но издержки от этой скрытности, видимо,
все-таки меньше тех, что создавала
бы на внутреннем и
внешнем рынке информация о характере
торга с
олигархами. Как одну
из форм политического ограничения олигархов
в конкретных условиях
нынешней России можно понимать
и контроль со стороны ближайшего окружения президента
активов госкомпаний— это
вполне вписывается в концепцию
«фазового перехода» олигарх
-денежный мешок.
Административный контроль над
компаниями превращает их
средства в своего
рода «рэст», который исполнительная власть и
использует в своей
«покерной» игре с
олигархами — для давления на
последних.
За
всем этим, действительно, понимание того,
какую силу представляют «их
деньги, помноженные на технологии «цветных революций» и организационную мощь
Запада».
За всем
этим—своеобразие
переходного периода, плохо согласующееся с привычными нормами.
Запрос общества на государство президент Путин, конечно
же, реализовал. Но такая
реализация не могла быть
акцией, она —
есть сложнейший курс.
Для восстановления госуправления, для упрочнения внешнеполитического положения страны, для возвращения контроля над экономикой было просто необходимо сохранять
насколько можно крайне либеральное формы управления
экономикой, выясняя ту
степень либеральности, которая
приемлема и допустима для
России. Этот нюанс
(акция-курс) плохо, судя по
всему, чувствовал Б. Ельцин
и его экономические
помощники. Они осуществили в свое время именно акцию
и оправдывать их может
лишь одно: социалистическая вымороженность в начале 90-х была
такова, что любой осторожный курс
был бы бесследно сжеван. Тогда,
действительно, нужны были
акции. Но только,
как стартер. Они же
растянулись на целых
8 лет, что максимально усложнило
задачу второго президента. Истоки избыточной осторожности и вкрадчивости путинского
курса там —
в ельцинской необузданности . Остатки этой
необузданности и составляет
то, что принято называть сегодня курсом Грефта. И,
скорей всего, нет особой
необходимости демонстрировать
победу над этим курсом. Он
в общем-то изживает себя сам,
и, кто знает, может
быть, уже проталкивание «Лесного кодекса» окажется
его лебединой песней.
Как подвести
черту
Каким же образом
президент Путин может
подвести черту этому
переходу от бандитского капитализма
ельцинского разлива к национально- ориентированной
экономике и одновременно своему
политическому курсу?... И
есть ли вообще возможность,
не нарушая плавности начатого
поворота, придать курсу
если не завершенность, то
хотя бы ту
определенность, которая в принципе
делала бы возможным
передачу его следующему
президенту в качестве своего дела ?...
Есть
два вопроса, которые оставлены пока президентом практически без внимания, но которые
не только вписываются в концепцию левого
поворота, но и являются
его необходимыми признаками.
И невнимание к
ним может быть
объяснено лишь их
исключительной деликатностью.
В
стране, где доходы миллионов
людей находятся ниже
прожиточного минимума, даже призывы к
ограничению потребления (не
говоря уж о
каких-то развернутых кампаниях
на этот счет)
будут звучать как
издевательство. Это, конечно, так. И
тем не менее первые шаги
в этом направлении нужно
сделать именно сегодня
и именно высшим
лицом государства.
Уровень
жизни в странах европейской цивилизации за время, прошедшее
после окончания второй
мировой войны, возрастал так устойчиво и такими темпами, что собственно потребление незаметно потеснило
всё остальное на
европейской шкале ценностей.
Опасности «ожирения» европейской цивилизации,
связанные с такого рода
смещением, пока, по существу, не осознаются. Ни зациклившимися на потреблении «массами»,
ни теми, кто определяет реальную политику. Россия
после десятилетий принудительного и жесткого, в условиях советской власти, потребительского воздержания, скорей всего,
может броситься вдогонку.
И ошарашить мир
особо варварскими формами потребления. Собственно, в определенном смысле уже бросилась
и в чем-то уже
ошарашила. Но может попытаться извлечь опыт
из европейской практики и
начать «управлять»
потреблением. Это
«управление» к внешним ограничениям и
запретам свести уже не удастся. Но оно должно всячески
поощряться и поддерживаться государством в качестве индивидуального самоограничения, в
качестве индивидуального самозапрета.
Избыточная
роскошь. избыточное потребление
хотя бы на
уровне главных государственных
чиновников, на уровне крупнейших публичных
политиков должны стать
неприличными. А скандалы,
типа того, что имел
место в связи с дачными похождениями бывшего премьера,
должны означать одно:
путь на какие-нибудь выборные
должности для оскандалившегося закрываются окончательно и бесповоротно — «да Вас, батенька,
теперь ни одна избирательная комиссия
в России попросту не
рискнет зарегистрировать…»
И
у президента Путина
есть, с чего начать подобную кампанию —
роскошь бытового обрамления
президента ( резиденции, дворцы и
пр.) явно избыточна
на фоне полунищеты миллионов. Речь здесь не
идет, естественно, о переходе
к стилю. символом
которого являются потертые джинсы
Р. Абрамовича, но все-таки…
Второй
вопрос еще более деликатен,
поскольку касается свобод,
закрепленных в конституции. По этой причине
в России, наверное, и сохранилась до сих пор область, пребывающая в таком
безнадежном, похабном-
либеральном состоянии да
еще под названием «государственное телевидение»….
Но
лед тронулся, кажется, и
здесь. Вот, к примеру, выдержки
из недавней реплики
в « Живом журнале»
одного из уже состоявшихся членов
Общественной палаты:
«Зачем…
вообще нужна реклама на госканалах? У бюджета недостаточно денег финансировать
телевещание…? Тогда вместо пяти госканалов оставьте один, на который денег
хватает, а остальные продайте..Если государственное телевидение - это public
good, то оно и должно строиться по законам бесприбыльной общественной
институции, как общедоступное информационное вещание. Если же это бизнес -
тогда … почему этот бизнес субсидируется из госбюджета… Собственно
государственного телевидения у нас нет: есть некий телебизнес, контрольный
пакет которого принадлежит государству.»
Здесь по
существу дана не
только точная оценка состояния нашего гостелевидения, а сформулирована
программная установка, которой
вполне в рамках своего
курса мог бы
воспользоваться президент, чтобы
переопределить ситуацию, причем, без посягательств на конституционные
свободы— дать стране вместо
имеющегося «гибрида агитпропа
…с частным цирком» «национальный канал и одновременно
инструмент глобального влияния»
От мира
в условиях провозглашенных конституцией
свобод, отгородиться не
удастся, и евро-американский стиль
ТВ- вещания будет, увы, неизбежно
воспроизводится нашими каналами
с интенсивностью пропорциональной их фактической независимости от государства. Но
государству ничто не
мешает иметь свой
особый — суверенный — канал ТВ и
радио вещания. Полностью
и щедро финансируемый государством, с
наилучшим техническим оснащением,
с наивысшими зарплатами и ставками
и т.д. Канал, находящийся под жесточайшей общественной цензурой,
осуществляемой не
государством, а каким-нибудь экспертным советом под
патронажем той же
Общественной палаты. ( она
оправдает свое существование уже только этим).
Канал, где все от, содержания
передач, кинофильмов, спектаклей
до стиля поведения
дикторов и рекламы
будет вымерено по эталонам
национальной и мировой культуры.
Этот
канал и станет активным
пропагандистом этих эталонов,
а, опираясь на свою
техническую мощь и привлеченные к
сотрудничеству лучшие творческие силы страны, наверняка в
свободной конкурентной борьбе
сможет оттеснить на второй план
закрепившееся ныне в России
вещание с его
безмерным, аномальным — воистину
скотским—
физиологизмом.
В принципе
таким каналом — таким камнем
чистой воды в
короне уходящего в
отставку президента — мола бы
стать «Культура». После перевода ее на
соответствующие частоты,
организации там информационной службы и миллиардных
вложений государства….
.
Октябрь
2005 года, г. Задонск.
ЧИСЛО ПОСЕЩЕНИЙ | ПОИСК ПО САЙТУ | |
НАПИСАТЬ АДМИНИСТРАТОРУ
|
©ВалерийСуриков |