|
Россия против Запада: война, религия, любовь http://www.apn.ru/publications/article20160.htm
Они должны нам отдаться. Рано или поздно2008-06-23
Расставаясь навеки, Путин и Буш формально пообещали, впрочем, что холодной войны не будет. И они, похоже, никого не хотят обмануть. Не хотят, в первую очередь, потому, что не могут. Ведь холодная война — это, в первую очередь, схватка базовых идеологий, способных быть привлекательными для человечества или, по крайней мере, его значительной части. Многие политики и эксперты солидарны в том, что сегодня, в отличие от времен строительства коммунизма, Москва никакой целостной и универсальной идеологии миру не предлагает. Но ушедший президент России прав вдвойне. Он, как это иногда с ним случается, заглянул правде в самое сердце, заявив на том самом саммите в Бухаресте: Какой-то религиозныйужас в ожидании моих речей, я не знаю, откуда он возник. Да, холодной войны действительно ожидать не приходиться. Будет война религиозная. И она уже идет. МОНЕТОКРАТИЯ Перефразируя Чехова, можно сказать, что нет такого предмета, который не мог бы послужить русскому человеку религией. Русское сознание склонно всему придавать религиозное измерение, все доводить до крайности религиозного исступления. Неторопливая, сдержанно-практическая работа над теориями и учениями русским не свойственна, не говоря уже об ироническом отношении к жизни. Я имею в виду, разумеется, народ в целом, а не отдельные исключения, для того и существующие, чтобы подтверждать правило. В этом особом религиозном запросе, довлеющем над русской душой, проявляется наше особое чувство заброшенности, космической провинциальности, маргинальности, если угодно. Мы — на краю, на грани. Мы привыкли осмысливать наше огромное и полупустое жизненное пространство как глухой угол Вселенной, где с одной стороны — глухой занавес, отделяющий нас от Европы, а с другой — вечная Сибирь,и за ней –бесконечные, как степь, монгольские орды, олицетворяющие нашу трудноразличимую в тумане будущего историческую смерть. В этом гигантском гулком пространстве, где каждый вздох повторяется многократным эхом, чтобы тут же навсегда исчезнуть под непроходимым дремучим снегом, одиночество человека ощущается особенно остро. И выход из этого одиночества только один — в запредельное. Отсюда, собственно, во многом и происходит обожествление русскими верховной власти. Ведь русский монарх, как бы он ни назывался — царь, император, генеральный секретарь ЦК КПСС, президент — это не просто государственный деятель и уж тем более не часть политической системы. А — особое надмирное существо, наделенное трансцендентными свойствами, функциями и способностями. Исполняющий. Точнее — исполняющий (в данном физическом времени и в этом географическом месте) обязанности Бога. Потому-то русское сознание не просто ставит монарха выше закона (это свойственно любому последовательно монархическому сознанию), но считает способность стать выше закона одним из важнейших критериев монаршей легитимности. Для русского ума не существует сущностного конфликта между благостью и всемогуществом. Благ, потому что всемогущ, и демонстрация всемогущества всегда является благой, даже если практические результаты его применения ужасают (нет, даже так: особенно если они вызывают ужас). И если он всемогущ, то и благ, в чём бы это благо не выражалось Горе тому царю (свежие исторические примеры: поздний Горбачев, Ельцин все 9 лет его правления), кто привселюдно попытается отказаться от своего имманентного всемогущества и поставить себя в зависимость от неких созданных человеками институтов или процедур. Того русский народ никогда уже не посчитает богом земным. И не будет почитать тем исступленным почитанием, какое может быть адресовано лишь божествам, но не примитивно-банальным «всенародно избранным». Да и в выбор свой русский человек, по большому счету, не верит — что это за бог, если его можно выбирать? Бог дается свыше, и чем менее понятна, менее рациональна технология боговозникновения, тем надежней и прочнее всё дело. Религиозный вакуум в России, связанный с ослаблением прежних культов и земных богов, заполняется так быстро, как вообще возможно. Независимо от качества наполняющей субстанции. Этим и обусловлен триумф на русской почве религии коммунизма в начале XX века. Разумеется, «единственно верное учение» обладало всеми признаками государственной религии, а коммунистический режим (1917-1991) был классической теократией — со своим священным писанием, сонмом святых, обрядом, эсхатологией — и, разумеется, чудотворными мощами. Религиозная власть (ЦК КПСС) стояла в Советском Союзе выше светской (Верховный Совет, Совет Министров). Понятно, что режим рухнул именно в тот момент, когда горбачевское поколение решило, что можно (как и советовал им Солженицын в «Письме вождям Советского Союза») сохранить власть, отказавшись от идеологии. Региональные партработники, скоропостижно выскочившие на авансцену из-за спины брежневского застоя, так и не поняли, что нет и не может быть церкви без веры, ее наполняющей. И отказ от религии коммунизма, т.е. от коммунистического хилиастического проекта, сразу повлечет распад за собой и самого теократического режима, и религиозного государства — СССР. В тот исторический момент (март 1990-го), когда Михаил Горбачев избрал себя Президентом СССР, обнулив тем самым статус и роль Генерального секретаря ЦК КПСС как верховного жреца религии коммунизма, крах режима (а с ним и Союза) стал отчетливо неизбежен. Однако крах коммунизма вовсе не означал отказа от самого принципа религиозной легитимации власти. И на руинах коммунизма должна была в самом скором времени появиться новая «основная» религия. Она, конечно, появилась, и правит Россией по сей день. Это религия денег, специфический русский вариант культа Мамоны. С поправкой на многочисленные русские стереотипы и обстоятельства наш нынешний режим можно определить как монетократия — власть денег, в самом прямом смысле слова. Нужно отделять монетократию от так называемого «культа наживы» и прочих распространённых человеческих пороков. «Культ наживы» — это культ в кавычках, и эти кавычки неснимаемы. Всем понятно, что «поклонение доллару» не предполагает религиозных обрядов. Это всего лишь желание иметь много денег, чтобы иметь «власть и удовольствия». В современной России же деньги стали именно предметом культа без кавычек, в самом прямом, исконном смысле слова «культ» — новой религией. С начала 1990-х годов классический русский человек свято и безоговорочно верует, знает и исповедует, что всё благо — от денег, в них — все начала и концы, а вне и помимо денег нет ничего, кроме страданий и зла. Деньги для современного русского сознания — это не средство комфорта и инструмент бытовой свободы. Нет — это орудие свободы трансцендентной, рычаг, позволяющий преодолеть земное притяжение. В этом смысле отношение к «презренному металлу» в России отнюдь не обывательское. Небуржуазный и даже антибуржуазный по духу своему русский народ научился любить и уважать деньги, фактически лишив их классического буржуазного измерения. Если при коммунистах в СССР мало что можно было купить за деньги, то в сегодняшней России можно купить всё, то есть совсем, абсолютно включая оправдательный приговор Страшного суда. Вопрос лишь — в сумме и правильном канале ее передачи «кому следует». И когда типичный представитель нынешней российской элиты приходит на Запад с тем же добрым намерением — использовать власть денег, чтобы стать выше законов, традиций и всех мыслимых приличий — он бывает крайне удивлен, слыша от западных властей, или даже простых смертных, отказ. От денег ведь не бывает отказа! не может быть отказа и не должно быть отказа! это же такая сакральная субстанция, за которую — точнее, за веру в неё — можно легко убить человека. И, если требуется, уверенно умереть самому. Собственно, в этом противоречии между религией денег и остатками западного секуляризированного христианства и лежит основа современного конфликта между Россией и Западом. Это — классический религиозный конфликт. Когда миллиардер Михаил Прохоров, герой светских хроник альпийского Куршевеля, заявляет, что не будет подчиняться французским законам, потому что он уже за всё заплатил, он ведет себя как типичный адепт, более того — жрец религии Мамоны. Когда другой миллиардер, Владимир Путин изливает всю свою желчь, рассказывая западным элитам что-то вроде «мы же к вам с деньгами! понимаете, с гигантскими деньгами идем!!! — а вы нас не понимаете, не принимаете и за хороших людей не держите» — он излагает свою религиозную концепцию и понимание первоначала мира. Отсюда, собственно, и приснопамятная Мюнхенская речь (февраль 2007 г)., в которой ни политики, ни геополитики не было вовсе — только яростно неприятие того факта, что, оказывается, не все на Западе можно купить за деньги. А значит, Запад, больной и упадочный, все еще отказывается принимать нашу передовую религию, что отвратительно и нелепо. Так бывало и в эпоху расцвета коммунизма, потому риторически и мнемонически Путин действительно нередко напоминает Никиту Хрущева времен стука ботинком по трибуне ООН. Вы думаете — кто сегодня правит Россией? Подержанный Путин? Свежий Медведев? Тайный сговор элит? Отчасти, конечно, верно и то, и другое, и третье — до 7 мая почти Путин, после — почти Медведев, и всегда — какие-то «элитные группировки». Ведь русскую традицию обожествления земного царя никто у нас не отменял. И Путин потому и стал, в отличие от предшественника своего, полностью легитимным царем, что научился править извне закона и стоять выше человеческих обязанностей. Но на самом деле, по большому счету, правят — Деньги. В самом прямом смысле этого слова. И если интересы Больших Денег противоречат воле Путина и/или Медведева, президентские решения, пожелания и обещания в сегодняшней России, как правило, не выполняются. Таковы основы монетократии. Многие жрецы религии Мамоны, которые образуют российский управляющий (не правящий, нет, а именно управляющий) класс, искренне убеждены, что деньги могут принести и физическое бессмертие. (Если ж перед лицом смерти мультмиллиардер оказывается тождествен бедняку — то какая же тут монетократия может быть ?). Я помню свой разговор с одним крупным российским магнатом, состоявшийся еще осенью 1999-го, когда Ельцин только готовился уступить престол преемнику своему. - Пойми, — сказал мой собеседник, — деньги — это не просто море удовольствия. Это реальная перемена судьбы. За большие деньги мы создадим индивидуальные лекарства, которые позволят нам, держателям главных денег, прожить в полтора раза больше — скажем, не 80 лет, а 120. А потом придумаем еще новые биотехнологии, и дотянем до 150 лет. А там… И так далее. В гипотезе, согласно которой день смерти человека зависит от личного иудеохристианского Бога, мой богатый визави совершенно не нуждался. И то, что он пророчил тогда, восемь с половиной лет назад, сегодня уже воплощается на практике. Пресловутые нанотехнологии — это и есть тот самый поиск индивидуальных, очень дорогих рецептов физического бессмертия. Не случайно в эти загадочные технологии щедро вкладываются многие миллиарды нефтяных бешеных доходов. При том, в отличие от американского миллиардера-протестанта, русский богач никогда не отдаст большую часть своего состояния на благотворительность. Почему? Потому что Деньги для жреца русского культа Мамоны — священная субстанция, которую нельзя доверять профанам. Ее можно аккумулировать только в жреческих умелых руках, причастных некоей тайне религии денег. А человек, оставшийся без Больших Денег, — ничто, пыль, неодушевленный объект. Деньги (настоящие, Большие, достаточные для трансформации реальности) даются человеку один раз, и здесь нет и не может быть никаких строгих правил, никакой упорядоченности, тем более справедливости (воздаяния по заслугам) — святая финансовая субстанция дышит где хочет, и сама, по своей собственной воле, находит того, кого следует осчастливить. И потому главное — беречь субстанцию и преумножать ее всеми силами и любой ценой. Ведь тому, кто безрассудно растратил чудотворный финансовый эликсир, шанса вернуться в число избранных уже никогда не дадут. Невозможно понять современную Россию, тем более — жить и работать с ней без осознания новейшей русской религиозности и феномена монетократии. УТИЛИЗАЦИЯ ПРАВОСЛАВИЯ, ИЛИ ВОЗМОЖНОСТЬ ОСТРОВА Да, а что же традиционное русское Православие? — спросите Вы. Ведь нам каждый день по телевизору показывают и в газетах пишут (причем не только в российских, но в самых что ни на есть западных), что в России происходит бурное православное возрождение. И не только Путин с Медведевым, но даже и всякий чиновник-атеист еврейского происхождения (например, бывший премьер-министр Фрадков) стоит в восстановленном Храме Христа Спасителя на Рождество и на Пасху, истово крестясь при малейшем приближении телекамеры. Действительно, в последние полтора десятилетия на Русскую Православную Церковь обрушился золотой дождь всяческих материальных благодеяний. Здания и сооружения, земельные угодья, бронированные «Мерседесы» для членов Св. Синода, щедрые и регулярные спонсорские взносы. Подпольные времена, когда за исповедание Православия можно было уехать во глубину сибирских руд, остались далеко позади. Редкий начальственный юбилей, корпоративная вечеринка или торжественная охота на кабана обходятся сегодня без символического присутствия «уполномоченного» архиерея. Однако это ничему не противоречит. Просто элементы «православного» декора — именно декора, то есть хорошо разрботанной ритуальной стороны, а также демагогии и отчасти стилистики — понадобились российской управляющей элите, чтобы легитимировать новую религию — культ Мамоны. Московский Патриархат, конечно же, не остается в долгу. И правильно понимает свое место в сегодняшней России. Он поддерживает и возвращение советского гимна, и монетизацию льгот. Объявляет Путина лучшим русским правителем всех времен. Вручает бывшей жене магната Абрамовича церковный орден — за подвижническое воспитание пятерых детей в жесточайших условиях современного Лондона. Ну Абрамович настоятельно попросил экс-супругу задобрить — почему бы не сделать? Православный орден — это сейчас нечто вроде подарка на именины, такого же, как бриллиантовая брошь или антикварная табакерка. Для управляющего класса, определяющего философию и религиозный облик России сегодня, Русская Православная Церковь превратилась в Министерство спасения души (Минспас) РФ. Или, в соответствии с новейшими веяниями — государственную корпорацию в форме некоммерческого партнерства «Росспасдуш». При том компетенция церкви не выходит за пределы некоего набора формальных процедур. Обычная жизнь представителя русской элиты проходит в служении Мамоне. Однако новый культ пока еще не выработал своего символического и практического инструментария прощения грехов. «С гарантией» эту услугу оказывает только старая провереннаяконтора, имеющая тысячелетнюю кредитную историю. Потому периодически и систематически любой русский «путин» отправляется в эту Церковь, словно в отпуск на субтропический остров, чтобы получить сертификат соответствия божественно установленному порядку вещей. А потом — вернуться к отправлению своих прямых деньгоносных обязанностей. Не случайно одним из главных культурных событий в России последних лет стал фильм режиссера Павла Лунгина «Остров». Эта картина удостоилась всех возможных в нынешней РФ кинопремий и восторженных отзывов представителей самых разных идеологических лагерей, начиная от условных либералов и кончая условными же мракобесами. Фильм, — что редкость в нынешней России, где конфикт по любому поводу считается хорошим тоном- понравился практически всем. Сюжет картины таков. В монастыре, на далеком острове посреди самого Белого моря, живет православный подвижник. Вернее, подвижник, как его понимают российские власть имущие. То есть — маг, волшебник, прямой наследник Симона Гиттонского, который посредством священного бормотания и пасов разными конечностями, в два притопа — три прихлопа вынимает из проруби души человеческие, открывает будущее, снимает порчу и сглаз и т.п. И к этому магу с «большой земли», отделенной от острова всей фатальной невыносимостью русских толщ, постоянно едет разнообразная клиентура. Которая получает решение своих основных жизненных проблем и тут же отправляется обратно. Правда, над некоторыми клиентами попроще волшебник откровенно издевается (например, отправляет пожилую женщину искать мужа, погибшего во время II мировой войны, во Францию), но это уж, как говорится, эмоциональные издержки производства. На всех волшебной милости — не напасешься. Кстати, действие фильма, чтобы никто не догадался, происходит в 1970-е годы, посреди советского брежневского расцвета. Одно лишь тяготит душу главного героя: в начале войны он, будучи матросом, предал своего командира, и того расстреляли нацисты. И потому, посредством очередных магических усилий, он вызывает покойного командира, ставшего уже контр-адмиралом, к себе на остров, быстренько исцеляет от душевной болезни его дочь и тем самым завоёвывает вечное прощение. После чего назначает дату собственной смерти, выбирает модель гроба и очень своевременно ложится в него. Колокольный звон. Занавес. Павел Лунгин, один из самых талантливых режиссеров своего поколения и вообще специалист по центральным запросам эпохи (вспомним его позднеперестроечный «Такси-блюз» или менее удачную картину — раннепутинского «Олигарха») сделал все настолько ярко и выпукло, насколько возможно. И современный Симон Гиттонский сыгран Петром Мамоновым безупречно. Вот и вся суть «православного возрождения»: съездить на спасительный остров, получить запас святости для всей семьи — и назад, к себе и своей настоящей вере. РУССКИЙ КАСТАНЕДА, ИЛИ НАШЕ НОВОЕ ВСЕЕДИНСТВО Впрочем, религиозные поиски в среде людей, определяющих облик современной России, еще не завершены. Религия Денег хороша всем, кроме одного: ее нельзя в полной мере оснастить публичным сакральным аппаратом. И потому она нуждается в соответствующей материальной надстройке. Пока роль надстройки относительно успешно играет, как мы уже сказали, казённо-рыночное православие, а для немногих — иудаизм. О котором, конечно, тоже нельзя не вспомнить, потому что влияние околокремлевских раввинов, всегда готовых объявить Путина (а теперь и Медведева, конечно) почетным евреем или последним великим пророком, в современной РФ куда как велико. А увлечение Каббалой (как-никак, цифирки — дело надежное, цифры — мера денег!) охватило несколько сот самых влиятельных людей страны (не исключая, по слухам, даже православного министра финансов). Но ветхие религии годятся уже не вполне. Поскольку в истории они не обнаружили достаточной «эффективности» — что в условиях монетократии есть важнейшее доказательство подлинности учения. Разрабатываются новые верования и культы. Которые должны совместить коренной прагматизм культа Мамоны с нашим старым всеединством: присущим русскому уму стремлении объединить все учения в одно, последнее и единственно правильное. См. Владимира Соловьева, Сергея Булгакова, Семена Франка, Николая Лосского и многих других выдающихся русских мыслителей. С некоторым магическим соусом, пришедшим из свойственного хаотичным российским 1990-х увлечения Карлосом Кастанедой и учением Дона Хуана. Русский Кастанеда, похоже, уже обнаружил себя. Только что издан в России роман «Суринам» — первое систематическое изложение основ нового культа. Автор романа — Олег Радзинский — до сих пор не был известен в качестве писателя. Радзинскому 50 лет, он приходится родным сыном известного драматурга Эдуарда Радзинского. Еще в начале 1980-х годов он стал диссидентом и получил от вечереющей советской власти 6 лет лагерей. После освобождения уехал в США, вернулся в Россию уже как инвестиционный банкир, купил мало известную тогда компанию «Рамблер» и, продав её несколько лет спустя, в условиях Интернет-бума магнату Потанину, заработал, по некоторым данным, полмиллиарда долларов. Что вполне достаточно для начала религиозных поисков. Каковые Радзинский учинил в некоей секте, базирующейся в стране Суринам (северо-восток Латинской Америки). Опыт этого пребывания (возможно, мистифицированного) и лег в основу романа «Суринам», который вполне рискует вот-вот стать поколенчески культовым. И у романа, и у культа есть для этого все основания. Ибо учение, изложенное в «Суринаме», есть качественно модернизированный вариант религии современных российских элит. Новая религия построена на культе всеохватной силы (Субуд), которому могут служить и православные, и иудеи, и мусульмане, и те, кто ошибочно считает себя атеистом. Доступ к Субуду регламентируется специальными жрецами, внешне не отличимыми от русско-американских буржуа и являющихся по вызову — правда, не сразу и, конечно же, за большие деньги. В изложении Олега Радзинского, эта религия всеединства основана бруклинским бизнесменом, сыном польского хасида Оскаром Кассовским, который в поисках доступных залежей сырых алмазов много лет назад добрался до Суринама и в итоге задержался там на всю жизнь. И создал секту, агенты которой — те самые жрецы, столь же тайные, сколь явные и влиятельные — действуют по всему миру, отбирая для себя лучших из лучших, мясо из супа, соль соли земли. Конечно же, новая религия не смогла бы состояться без стартового финансового взноса, то есть жертвоприношений — и герой романа Оскар Кассовский сделал его, предварительно отправив на тот свет своего старшего партнера и присвоив его обильный торговый бизнес. Сюжет, кстати, очень характерный для России последних 15 лет. Новая религия не заинтриговала бы русский управляющий класс, если бы не опиралась на серьезную научно-технологическую составляющую, надежно, безо всяких непостижных дураков гарантирующую бессмертие. Вместо «нанотехнологий», о роли которых в новейшей русской религиозности мы уже говорили, в «Суринаме» речь идет о некоей «туннельной ионизации», вполне возможной за большие деньги в домашних условиях развитого капитализма. Разумеется, для тех избранных, которые предпочтут универсальное учение о силе «Субуд». Религия «Суринама» имеет еще одно важное преимущество, которого на сегодняшний день уже нет у древнего Православия, слишком домашнего и повседневного. Она заимствованная, импортная. Для провинциального (в космическом смысле) русского сознания это — свидетельство и залог достоверности. Русский человек верит труднопонятному чужому больше, чем самому обыкновенному себе. Именно потому столь успешны на российском троне всегда бывали варяги и вообще инородцы. Да, любую религию русские строят, в конечном счете, под себя, подгоняют под свои глубинные подземельные архетипы, перелагают на мотив автохтонного стона, который у нас песней зовется. Но стартовый импульс должен прийти, по возможности — извне, издалека, из «нстоящего мира». Так было и с Третьим Римом, и с и с коммунизмом. Отсюда, собственно, типично русская и непредставимая в европейских нация постоянная ссылка на «мировые стандарты», «цивилизованное человечество» и «нормальные страны», располагающиеся, разумеется, исключительно за пределами России. Попробуйте, например, убедить настоящего обыденного француза в том, что есть страны более цивилизованные и нормальные, чем его Франция! Потому, кстати, н6а русской почве типичный этнический национализм никогда не был — и, скорее всего, не будет — слишком убедителен/победителен. Ведь национализм закрепляет провинциальность, а русский человек всю жизнь преодолевает её, ища необходимые для этого импортные ингредиенты. Скоро нас, похоже, ждет новый «Остров». Ведь история, описанная Радзинским, одинаково хорошо развертывается и в русском кинематографе, и в русской жизни. ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ Запад должен быть готов к русской религиозной экспансии — сегодняшнего культа Мамоны и будущих, еще не слишком понятных культовых форм. Но еще более Запад должен привыкнуть к исходящей из России великой любви. Да-да, именно любви. Неправда, что русские не любят Запад. В глубине души мы поклоняемся Европе, ее тесным кварталам и священным камням. Мы хотим овладеть Европой, как недоступной белой невестой. И рыдаем, и бьемся в истерике от того, что Европа всё ещё не хочет нашей руки и честного русского сердца. Когда русские берут Париж или Берлин — это от любви. Это как свадебное путешествие, доказательство рыцарской преданности и мужской состоятельности. Невозможно воспламенить это русское сердце походом на Пекин или, скажем, Улан-Батор. На русском языке не существует «романтического свидания в Бангкоке». Потому евразийство, сформулированное разочарованными беглецами от русской революции, было и останется очень романтической доктриной, не имеющей прочных корней в русской почве. Да, конечно, от обиды на Европу можно наговорить множество евразийских слов. Но, главное, для того — чтобы вечная недоступная невеста снова обратила внимание. Чтобы услышать вновь пряный запах ее недостижимых объятий. И когда наши идеологи начинают — в сто пятидесятый раз за 1200 лет — говорить, что Россия надо изолироваться и сосредоточиться на себе, это — опять всё то же страстное послание Европе: я три дня скакала за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны… Во всем серьезном и ответственном русский человек поверяет себя Европой (и Западом вообще). Русский либерал хочет прямой интеграции в Европу. И если не получается интегрироваться сразу всей Россией, то можно и по частям. Русский националист только тогда ощущает себя не маргиналом, но серьезной величиной, когда умеет убедить себя и окружающих: национализм наш — настоящий, европейский, цивилизованный. (Два последних прилагательных у нас почти синонимы, даже и в устах тех, кто числит себя антизападником). Русский социалист призывает посмотреть на Францию/Швецию и так, именно так оправдывает свой социализм. И каждый хочет заслужить Европу. А заслужить — значит принести на алтарь Запада то, чего ему действительно не хватает и что каким-то непостижимым господним образом очутилось в наших русских руках. И тот самый русский Путин, предлагающий деньги вместо пушек — тоже соблазнитель Европы, незадачливый негерой-любовник. Путин хочет любви. Ради этой любви он готов, подобно своим коммунистическим предшественникам, одарить Европу самым дорогим, что у него есть, — своей религией. В данном историческом случае — религией денег. Он долго выращивал эту религию, проверял ее на верность и твердость, и сегодня он искренне возмущен, что Запад не хочет отдаться ей (а значит, ему) в полный рост. Но Путин, конечно, никогда не собирался и не собирается воевать. Он так и говорил много раз: прежде, дескать, шли с танками и пушками, но теперь-то, теперь — с деньгами! Это предкам нужно было бряцать оружием, чтобы понравиться Европе. У Путина есть средство получше, и если надменная красавица этого до сих пор не поняла, он согласен подождать. Для ожидания вполне подойдет Медведев, тихий и вкрадчивый, — и который, может быть, лучше скажет Западу единственно правильные слова. Так что не стоит готовиться к российско-западной холодной войне, осмысляемой в политических терминах. Запад должен научиться жить в условиях долгого религиозного спора с Россией, за которым движется на Европу та самая, дикая, неукротимая, тщательно и плохо скрываемая русская любовь.
Виталий Третьяков,Пастыри, кесари и Вольтерыhttp://www.izvestia.ru/comment/article3118034/
Недавно завершил работу Архиерейский собор Русской православной церкви. Внимание прессы привлекли три связанных с ним события: "извержение из сана" епископа Диомида, присутствие президента Медведева на торжественной литургии, которой завершилась работа Собора, а также выступление премьер-министра Путина с более чем благосклонной по отношению к православной церкви речью. Оставим Богу Богово, то есть всю историю с епископом Диомидом, и обратимся к кесареву, а именно к тому, имеют ли моральное и политическое право современные кесари, читай: президенты и главы правительства России, светской республики, участвовать в церковных мероприятиях и вообще с церковью взаимодействовать? Я сужу об этой коллизии с точки зрения человека не верующего, но воспитанного в традициях православной культуры. И утверждаю: сегодняшней России теснейшее взаимодействие между РПЦ и государством совершенно необходимо. Оставляю за пределами данной статьи два аспекта проблемы - немаловажных, но прямого отношения к делу не имеющих. Первый: многоконфессиональность России. Второй: разбор конкретных форм "участия и взаимодействия". Итак, РПЦ может либо полномасштабно и разносторонне взаимодействовать с властью, либо жить абсолютно не пересекающейся (кроме контактов на уровне отдельных людей) с властью жизнью, либо находится к власти в оппозиции. Если церковь будет оппозиционна власти, которая эту церковь признает и не мешает ей заниматься как церковными, так и многими общественными и даже политическими делами, то это путь, как минимум, к гражданским конфликтам. Если церковь и власть руководствуются закрепившимся в нашем сознании просвещенческим лозунгом "отделения церкви от государства", сие и не реально, и контрпродуктивно. В нашей недавней истории мы уже имели опыт такого "отделения". Можно, конечно, все валить на "невежественных" или "преступных" русских большевиков, но ведь они лишь попытались реализовать директиву светоча европейского Просвещения Вольтера: "Раздавите гадину!" Правда, им не удалось сделать это до конца. Более того, оказалось, что в критических обстоятельствах даже и атеистическая власть во взаимодействии с "гадиной" нуждается. Вообще идея "отделения церкви от государства", как и многие другие брутальные идеологемы, довольно быстро изживает себя. И тем быстрее, чем решительнее и последовательнее они проводятся в жизнь. И исторический маятник начинает свое движение в обратную сторону. Россия после нескольких десятилетий атеизма вернулась к религиозности, а Западная Европа, когда-то возмущавшаяся большевистским богоборчеством, устремилась к секуляризму (официально не декларируемому атеизму). Какие же фундаментальные функции выполняет в сегодняшней России РПЦ (шире - православная религия)? Прежде всего православие является главным хранителем моральной традиции, по сути - единственным универсальным (кроме житейских обычаев и здравого смысла) институтом поддержания морали в обществе. Отвергнутый страной коммунизм был не менее универсальным институтом, сочетая в себе и политическую идеологию, и веру, и мораль. С его крушением мы лишились сразу всех трех системообразующих компонент любого жизнеспособного общества. Но если политическую идеологию мы способны сконструировать без помощи церкви, то веру и мораль нам взять, кроме как из православия, неоткуда. В религиозной морали, что отличает ее от морали обыденной, содержится фундаментальное понятие греха. Если, например, навыки рыночной экономики мы можем позаимствовать у Запада, то экспортировать оттуда мораль мы не можем - если бы даже хотели. Ибо понятие "грех" из западной морали уходит, из-за чего она превращается в квазимораль, в моральный релятивизм. Эвтаназия; однополые "браки"; публично демонстрируемые и преподносимые как "искусство" (то есть эстетический образец) убийства, насилие, жестокость; политкорректность, то есть табуирование нормального и, наоборот, растабуирование запретного, постыдного и интимного - все это отнюдь не исчерпывающие тему примеры сказанного. Что в нашем обществе, кроме православия, реально сдерживает эти лавинообразные процессы? Власть? Правосудие? Образование? Культура? Увы, ни то, ни другое, ни третье... Вторая фундаментальная функция православия: именно оно поддерживает необходимый для элементарного физического выживания общества институт семьи, многодетности и родительской опеки. И так-то слабый у нас институт права все больше и больше, следуя западной традиции, отделяется от института справедливости. Права преступника сегодня больше защищены принципами "презумпции невиновности" и "пределов необходимой обороны", адвокатурой, надзором за соблюдением этих прав и пр., чем права жертвы преступления - справедливость из правосудия просто выветривается. Развившийся до патологических размеров институт защиты прав и свобод всех и всяческих меньшинств реально трансформирует когда-то демократическую систему в тоталитаризм миноритариев. Консервативные по своей природе политические институты пока еще сдерживают эту опасность, но без помощи церкви они, безусловно, рано или поздно сдадутся. Уже сдаются... Сегодня церковь все чаще выступает и как едва ли не единственный (кроме плохо справляющегося с этим образования) влиятельный институт защиты высокой культуры и классического искусства от массового невежества и пандемии масскульта. Парадоксально то, что многие, а в последние два-три столетия едва ли не большинство произведений классического искусства были либо антирелигиозны, либо антиклерикальны. Последний довод в этом тексте. У России сегодня нет писаной истории, а есть лишь набор борющихся друг с другом, по большей части привнесенных извне ее интерпретаций. И РПЦ вынужденно выполняет и чисто политическую (ибо всегда была и государствообразующим институтом Руси-России) функцию, и даже историографическую, которая вообще-то возложена на плечи науки, плохо с ней справляющейся. Иначе мы не продолжали бы скорее судить и клеймить нашу историю, чем изучать ее. Значит ли все сказанное, что я выступаю за превращение РПЦ в, например, "министерство по делам морали и культов"? Нет. Но в том, что сегодня по-новому должна быть осмыслена теория "симфонии церкви и власти" в России (точнее, видимо, "симфонии церкви, гражданского общества и власти"), уверен. А за ее отсутствием, но при инстинктивном осознании того, что она необходима, за боязнью покуситься на "святую догму" "отделения церкви от государства", но при негласном ее игнорировании, мы впадаем в порочный круг лицемерия. А что же лицемерить в том, что является жизненной необходимостью для общества и государства? Вот уж это точно не грех - признать белое белым. Даже если Вольтер и другие гиганты Просвещения когда-то учили другому. Самим пора быть Вольтерами, то есть интеллектуальными пастырями, не загоняя в "церковную резервацию" пастырей духовных и моральных.
Бунинские аллеи Партия умеренного прогресса в рамках законности http://www.apn.ru/column/article20270.htm Легенда гласит: когда в Кремле принимали на работу одного будущего Куратора, Высокопоставленные Лица задали ему вопрос: «Кем вы хотите быть?» (то есть — каких карьерных высот желаете достичь). «Буууууниным», застенчиво отвечал Куратор. Начальство с грохотом расгреготалось: «Буниным? Будете!». На минувшей неделе наделал шума доклад бунинского Центра политических технологий «Демократия: развитие российской модели». Доклад призывает к либерализации и демократизации российской политической жизни. С самими-то призывами сложно не согласится, но вот беда, авторы не предлагают ничего конкретного. Впрочем, несмотря на это, их труды вызвали фурор среди прокремлевских политологов. Какими только словами они не заклинали доклад. А всё потому, что в нем содержится хотя бы призыв к либерализации. Мысль противников доклада понятна — все прекрасно в России, этой лучшей из стран Галактики. Избирательная и партийная системы настолько хороши, что ничего изменять и поправлять не нужно, даже самую малость. А ведь насколько умеренны авторы доклада! Они лишь призывают чуточку усправедливить избирательное законодательство да немножко увеличить конкуренцию между партиями. Они, бедные, даже «Единую Россию» считают неизбежной правящей партией на протяжении ближайших двух избирательных циклов (то есть восьми лет, надо полагать). И вот на таких, можно сказать, сверхумеренных либералов, ополчились самые яркие политические светила России. Больно смотреть. Впрочем, есть подозрение, что дело не столько в самом докладе, сколько в битве за умы. Вы ошибетесь, если сочтете, что речь идет об умах избирателей. Нет, скорее, об уме — президента Медведева. Надо же ему, как либералу, что-то изменить в либеральном направлении, себя показать, хотя бы перед мировым сообществом. Значит, нужно нечто такое, что позволило бы маркировать разницу между правлением Медведева и правлением Путина. А этого как раз «определенные силы» и не хотят. В результате — борьба сил в окружении президента. Взаимные, скажем мягко, донесения. Выдержанные в основном в духе — тигру, то есть извините, президенту, мяса не докладывают. То есть обслуживают плохо, с ленцой. Вот если бы на месте Икса был бы Игрек, а на месте Имярека — другой, более правильный Имярек… Впрочем, мы зарываемся столь глубоко в ил высокой политики, что непонятно, как потом из него выкапываться. Вернемся к докладу. В тексте безымянных бунинских аналитиков интересен не ответ, а вопрос. А вопрос простой — что же нужно делать для того, чтобы новое царствование, правление Медведева, отличалось от прежнего. Ответ околокремлевских кругов четок — ничего. Ответ кругов им противостоящих страдает горбачевской неясностью. «Начать, углубить…». Увы, это не те рекомендации, которые легко можно было бы воплотить в жизнь. Просто потому, что они туманны. Но вопрос поставлен верно. А верно поставленный вопрос содержит в себе возможность ответа, не так ли? Так либерализовывать или нет? И как либерализовать, чтобы страна не развалилась? Вот вопросы. Авторитарный режим в условиях нашей нефтекратии плох. Коррупция, засилье олигархов. Но классический демократический режим также не хорош. Неизвестно, устоит ли слабое государство в условиях демократии по западному образцу. Значит, необходимо сочетать авторитаризм с либерализмом. Необходимо сформировать собственную модель власти. И тут на ум приходит пример Ирана, которому удается сочетать выборность большинства органов власти с правлением теократов. Президент — выборный на конкурентной основе, духовный лидер — избирается специальным собранием духовенства (которое избирается раз в восемь лет всенародно — этакий аналог ЦК КПСС), В наших условиях нужно сохранить президентскую вертикаль власти, контроль главы государства над силовиками. И при этом — сделать нормальное, классическое парламентское правительство. Это возможно, если усилия кабинета сосредоточить в основном на экономике. Тогда на выборах, в процессе конкуренции партий, будут избираться завхозы, а силовая вертикаль сохранится, подконтрольная президенту (а для этого — продлить срок его полномочий до семи лет). Модель экстравагантная, но рабочая. Здесь есть место и либерализму и вертикали власти. Собственно, она и была предложена в давнем проекте Конституции ИНС.
Алексей КИВА Восемь лет президентства Путина http://www.mospravda.ru/issue/2008/06/26/article12474/ Человек может лишь предполагать... Хрущев правил 10 лет, на два года больше, чем Путин. Его правление было крайне противоречивым, неотделимым от волюнтаризма, чудачеств, авантюрных и даже преступных решений и действий, свойственных эпохе сталинизма. И тем не менее сталинисту Хрущеву (а так характеризовал своего тестя бывший главный редактор газеты «Известия» А. Аджубей) было что предъявить народу и истории в качестве позитива после своей отставки. Это освобождение незаконно репрессированных заключенных и шаги в сторону либерализации режима («оттепель»). Это ограничения рамок действия спецслужб и открытость страны миру. Это сокращение непомерно раздутых вооруженных сил, смягчение международной напряженности и уменьшение опасности новой мировой войны. Это модернизация промышленности на основе заимствований у стран Запада. Это освоение 30 миллионов гектаров целинных земель. Это массовое жилищное строительство. Это освобождение крестьян от нового вида крепостничества, когда им не выдавали паспорта без разрешения местного начальства, и введение гарантированной оплаты за труд. Это введение новой пенсионной системы, охватывающей всех тружеников, причем впервые в истории страны на пенсию стало можно жить, чего лишились пенсионеры в ельцинско-путинской России. При Хрущеве началось освоение космоса. В 1957 году СССР первым в мире вывел на орбиту спутник, а в 1961-м отправил человека в космос (полет Ю. Гагарина). Также впервые в мире были построены атомная электростанция в Обнинске (1954 год) и атомный ледокол «Ленин», в 1959 году вошедший в состав Мурманского пароходства и прослуживший 30 лет. Хрущев, как и Путин, немало колесил по стране и миру, однако проявлял интерес не к восточным единоборствам и инфраструктуре по вывозу из страны невосполнимого сырья, а к новой технике и технологиям, к новым агротехническим приемам и т. д. Именно при Хрущеве появилась идея построить аналог американской Силиконовой долины, и в 1963 году поселок в районе подмосковного Крюкова стал Зеленоградом, деградировавшим, однако, как ведущий центр электроники в ельцинско-путинские времена. Можно не сомневаться, что, будучи в Китае, Хрущев поехал бы в какую-нибудь технологическую открытую зону, поинтересовался бы, как быстро и качественно китайцы возводят сверхсовременные гостиницы, небоскребы, строят автострады, развязки и т. д., а не в школу восточных единоборств при монастыре Шаолинь, как это сделал Путин. Как ни странно, этот не закончивший и церковно-приходской школы мужик из бывших свинопасов, а потом шахтеров проявлял особый интерес к научно-техническому прогрессу, чего не скажешь о дипломированном юристе Путине. Так ведь и во внешней политике Хрущев национально-государственными интересами не жертвовал и не верил на слово лукавым обещаниям западных «друзей», что делали руководители последующих генераций. Доведя до точки кипения отношения между СССР и США в 1962 году (Карибский кризис), он не мытьем, так катаньем заставил Вашингтон убрать ракеты с ядерной начинкой из Турции и де-факто признать СССР равновеликим США в военном отношении. Да, Хрущев передал Украине как одной из советских республик Крым, но разве он мог подумать, что найдутся влиятельные недоумки, которые сознательно будут разрушать великую страну? Достижения в эпоху Хрущева могли бы быть еще большими, если бы он, подчеркиваю, будучи не очень образованным и эрудированным человеком, свято не верил в «коммунизьм». Эта вера и помешала ему стать на путь, в чем-то сходный с путем, по которому повел Китай Дэн Сяопин. Он же шел в прямо противоположном направлении и, сам того не желая, под конец своего правления в русле сумасбродного плана построения коммунизма за 20 лет фетишизировал роль кукурузы в условиях российского климата, бил по сельскому подворью, по религии как «опиуму для народа» и фактически дискредитировал себя в глазах народного большинства. Только правда в том, что в то время и в народе, да и в прогрессивных кругах мировой общественности еще сильна была вера в социализм. Западный капитализм еще не показал своих очевидных преимуществ. Темпы роста производства были ниже, чем у социализма, он еще стремился силой сохранить колониальные владения. Свои преимущества капитализм начал демонстрировать только после начала научно-технической революции и на ее базе ускорил процесс перерастания в социальный капитализм и замены колониального господства неоколониальным. Сильна была и советская номенклатура, которую надо было бы либо подавить своим авторитетом, либо перехитрить, но такого ресурса у Хрущева не было. Такое было по силам Сталину и по масштабу личности, возможно, Андропову, если бы он пожил дольше и совершил революцию во взглядах, как это сделал Дэн Сяопин. О брежневском «застое» уже немало говорилось. С одной стороны, во многом по вине Брежнева была законсервирована модернизация экономики и общественной жизни, что во многом и предопределило провал горбачевской перестройки. С другой стороны, в первое десятилетие правления еще здорового Брежнева (в 1974 году он тяжело заболел, перенес инсульт и до самой кончины в 1982 году оставался практически недееспособным) было столько сделано для развития экономики страны, включая ТЭК и наращивание ракетно-ядерного потенциала, что это позволило постсоветскому режиму до сих пор жить на советском наследии, практически ничего принципиально нового не создавая ни в гражданской, ни в военной области. Что же касается «эпохи Ельцина», то и об этом уже много говорилось. Если что и сказать, так это следующее. Обрушив жизненный уровень большинства россиян под флагом борьбы за демократию и рыночные реформы, «младореформаторы» настолько дискредитировали то и другое, что более 50 процентов опрошенных Левада-Центром готовы отказаться от того и другого ради мизерного улучшения своего материального положения при «путинской стабильности». Не очень-то задумываясь о том, что это весьма призрачное благополучие достигнуто исключительно за счет продажи невосполнимых ресурсов, что равносильно ограблению будущих поколений. А что за восемь лет успевали сделать другие страны? О реформах Рузвельта тоже уже немало сказано. Подчеркну лишь, что Америке сильно повезло. Там не было человека типа Алексея Кудрина, который бы советовал ему при условии, что Рузвельт в силу своей неосведомленности или по каким-то другим причинам внимал его советам, - доллары в экономику не пускать, а вывозить их, скажем, в Колумбию. Именно поэтому Рузвельт имел не только мужество, но и средства, чтобы реализовать принцип государственного регулирования для решения острейших социальных проблем, начала крупномасштабного строительства инфраструктуры, и прежде всего дорог, о которых и сегодня мечтают наши автомобилисты. И это дало Рузвельту возможность не только в кратчайшие исторические сроки вывести Америку из глубочайшего экономического, социального и духовно-нравственного кризиса, но и проложить путь к социальному капитализму (посткапитализм), что спасло западный мир от социальных революций. И все это было сделано меньше чем за восемь лет. Сильно повезло и ФРГ (Западная Германия). Там, напротив, в нужном месте и в нужное время оказался талантливый управленец и экономист Людвиг Эрхард, благодаря которому и было совершено «экономическое чудо» в разрушенной дотла войной стране - примерно за те же восемь лет. Только ведь Эрхард не с неба свалился - его привел во власть дальновидный канцлер Конрад Аденауэр, который формировал правительство не из «своих», как Путин, а из талантливых и компетентных людей. И вот результат. Партия ХДС/ХСС, которую он представлял, как и «Единая Россия», - партия крупной буржуазии. Однако же развитие экономики шло под лозунгом Эрхарда: «Благополучие - для всех!» И идею социально-рыночных отношений и социального государства эта партия поддерживала. И в ФРГ, как пирожки, «пекли» не миллиардеров и миллионеров, как у нас при Путине, а «жучки» (маленькие машины марки «Фольксваген») для народа, дешевые квартиры и дома, дешевые товары. Нашему народу уже давно следовало бы задуматься, чьи интересы выражают «Единая Россия» и ее нынешний лидер Путин, которому они оказывают такое высокое доверие.
О необходимости политического урегулирования вокруг Чечни (открытое обращение к Президенту России Д. А. Медведеву, Государственной Думе и Совету Федерации) Это очень серьезный и справедливый документ, но боюсь, что в настоящий момент Россия не готова к его осуществлению. Уважаемый Президент! Уважаемые депутаты Государственной Думы и Совета Федерации! Мы обращаемся к вам с настоятельным пожеланием сделать очередной шаг в восстановлении конституционного порядка на территории Чечни — в решении задачи, которая была объявлена одним из приоритетов нашего государства ещё в 2000 году, но так покуда и не обрела своё окончательное решение. Все мы знаем, что трагедия этого региона стала одним из определяющих обстоятельств массового общественного сознания России на весь новейший период её существования в качестве Российской Федерации. «Чеченский вопрос» стал болевой точкою всей страны. Несмотря на вооружённое подавление так называемой «республики Ичкерии», успешно осуществлённое властями Российской Федерации, законные права граждан России, нарушенные в период мятежа, так и не оказались защищены и восстановлены в сколько-нибудь серьёзном объёме. И, более того, продолжающаяся неопределённость вокруг правового и политического положения этого субъекта Федерации постоянным образом оказывает негативное влияние и на другие регионы России. Прежде всего, мы хотели бы обратить ваше внимание на то, что до сих пор не был определён должным и однозначным образом правовой статус того самого режима, с которым при Б. Н. Ельцине подписывали Хасавюртовские соглашения, которому перечисляли бюджетные средства и оставляли оружие с российских военных складов, и который в организованном порядке — в порядке, более свойственном государственным образованиям, нежели «бандам» — годами осуществлял военные действия против Российской Федерации. Так как режим этот был установлен вооружённой силою, в нарушение как действовавшей на момент его появления Конституции РСФСР, так и сменившей её Конституции РФ, и так как был он открыто и недвусмысленно направлен на отделение от России нескольких частей её, то мы считаем совершенно необходимым официально (путём принятия соответствующего законодательного акта Российской Федерации) квалифицировать этот режим как появившийся в результате вооружённого мятежа, а неопределённый круг лиц, организовавших и поддерживавших его, официально признать мятежниками, и любые действия, направленные на обеспечение его функционирования, на правовую поддержку его или пропагандистское оправдание — преступлением, подпадающим под соответствующую статью УК РФ. Мы также полагаем, что именно с этой точки зрения, с этой правовой позиции должно быть произведено официальное расследование деятельности всех структур «Чеченской Республики Ичкерии». Конкретные лица, участвовавшие в мятеже, степень их вины и правовой ответственности должны быть установлены в процессе расследования соответствующего уголовного дела. Ведь до тех пор, пока подобный статус не будет присвоен режиму «Чеченской республики Ичкерии» официально, российское правосудие будет неизбежно сталкиваться с целым рядом формально или фактически неразрешимых правовых проблем, среди которых мы хотели бы отметить сперва одну, как наиболее острую — это длящееся нарушение права на правосудие, на жизнь, на достоинство, на личную неприкосновенность и имущество тех граждан России, которые оказались изгнаны по этническому признаку с территории Чечни во время мятежа, которые были убиты там, которые оказались обращены в рабство в период мятежа. Ни для кого не секрет, что представители чеченской стороны, включая ряд официальных лиц, до сих пор приписывают всю криминальную активность на территории этой республики абстрактным «бандитам», да вдобавок, в нарушение существующего законодательства о противодействии экстремизму, пытаются уравнять действия этих бандитов и действия федеральных войск, огульно обвиняя федералов в совершении преступлений, в том числе — в этнических чистках, и тем уводят и общество, и государство от объективного и подробного рассмотрения этих событий. Между тем, правовая или какая-либо ещё сопоставимость объёма преступлений, совершённых на территории этой республики в отношении этнических чеченцев и в отношении представителей всех прочих национальностей (в первую очередь — против русских), может быть установлена очень легко. По данным переписи населения от 1989 года, на территории Чечено-Ингушской АССР проживало около 23% русского населения и около 6% иных нетитульных национальностей; однако по данным переписи населения от 2002 года на территории Чечни проживало только 3,6% русского населения и около 2,5% иных нетитульных национальностей. В то же время чеченское население республики увеличилось не только в процентном, но также и в абсолютном отношении: за 13 лет оно выросло на 40% — с 734 тысяч человек до 1031 тысяч человек. Нельзя не констатировать, что результатом политики режима «Чеченской Республики Ичкерии» стали этнические чистки по отношению к нечеченскому населению, превратившие республику практически в мононациональное образование из многонационального — в то же время на остальной территории России подобных изменений этнического баланса не наблюдалось. Резкий рост населения Чечни (даже по сравнению с заметно большей по размеру территорией ЧИАССР) говорит о том, что продвигаемая многими чеченскими деятелями (в том числе — отдельными государственными служащими) версия о «геноциде чеченского народа» и попытка представить террор и истребление русских людей в качестве «симметричного ответа на преследования чеченцев» не имеет под собою фактических оснований. Мы считаем, что Российскому Государству пора уже́, наконец, перестать прятаться от признания горькой и неприятной правды: в 1990 — 2000 гг. в Чечне была реализована политика геноцида русского населения. И это кровавое преступление, не имеющее срока давности, должно быть расследовано именно в таком качестве. В соответствии с установившейся международной практикой, и по примеру других государств, чьи народы подвергались в прошлом геноциду, факт геноцида русских в Чечне должен быть подтверждён законодательно. Россия также должна добиваться официального и безоговорочного признания этого факта иными государствами. Данные переписей свидетельствуют, что за время мятежа население Чечни уменьшилось на 300 тысяч русских и русскоязычных граждан. В основном эти граждане были изгнаны преступным путём или оказались вынуждены бежать, очутившись совершенно беззащитными пред лицом безнаказанных и разнузданных преступников, активно и деятельно поддерживаемых и организовываемых тогдашними чеченскими властями. По данным, озвученным для прессы представителями Минрегиона России, у русских и русскоязычных было отобрано более 100 тысяч квартир и домов. Из числа русских и русскоязычных было физически уничтожено более 21 тысячи человек, угнано в рабство около 46 тысяч. Учёт «менее тяжких» преступлений — таких, как изнасилования, и (или) взятие в заложники с требованием выкупа, и (или) неизлечимые телесные повреждения, и (или) доведение до умопомешательства — просто никем не вёлся и не ведётся. Несмотря на то, что уже несколько лет, судя по официальным заявлениям, «на территории Чечни был восстановлен конституционный порядок», практические действия правоохранительных органов этой республики такие заявления ничуть не подтверждают. Нам совершенно не известны какие-либо факты, которые говорили бы о том, что правоохранительными органами Чечни возбуждены по соответствующим фактам преступлений 300 тысяч, и 100 тысяч, и 21 тысяч, и 46 тысяч уголовных дел — хотя в соответствии с законодательством России это должно было бы быть сделано. Не было предпринято никаких системных усилий даже просто для установления соответствующих событий преступления — несмотря на то, что все эти действия (например, проверка принадлежности частных домов и квартир и выяснение тех правовых оснований, на которых эти дома были получены их нынешними владельцами) совершенно очевидны, а бюджетное финансирование, сейчас предоставляемое Россией Чечне на восстановление хозяйства, вполне позволило бы осуществить хотя бы некоторую часть их. Мы утверждаем, что до тех пор, пока преступления по отношению к русскому населению Чечни не будут рассмотрены именно в качестве единого, массового и организованного действия, до тех пор, пока они не будут расследованы именно в таком качестве — они не будут расследованы вообще. Несколько сотен тысяч наших сограждан, пострадавших от произвола преступников — это не мусор, который можно стыдливо заметать под коврик, пытаясь соблюсти внешнюю благопристойность «достигнутого урегулирования». Дальнейшее затягивание расследования преступлений, совершённых против этих граждан, неизбежно разрушает саму основу существования Российской Федерации — потому что государство, провозгласившее в своей Конституции основным источников власти свой народ, но не сделавшее ничего для защиты жизненных интересов сотен тысяч его представителей, теряет многие моральные оправдания своего бытия. Расследование же вышеупомянутых преступлений в качестве набора отдельных, не связанных между собою, эпизодов является заведомо абсурдным и неосуществимым — совершенно так же, например, была бы абсурдной и неосуществимой попытка расследовать преступления немецко-фашистских захватчиков в качестве отдельных преступных действий отдельных частных лиц. То же самое относится и к вопросу компенсации ущерба, понесённого этими людьми — её невозможно затягивать до момента окончания расследования соответствующих уголовных дел, и ущерб этот нереально посчитать в точном соответствии с современными «рыночными ценами». Эта компенсация не может и не должна перенаправляться по каналам современных государственных органов Чеченской Республики — ведь прежние жители её неспроста были вынуждены покинуть этот регион, и они должны иметь реальную (а не остающуюся только на бумаге) возможность получить компенсацию своих потерь по месту своего нынешнего проживания. Размер этой компенсации тоже ничуть не должен зависеть от этнической принадлежности пострадавших. Кроме того, по очевидным причинам, от пострадавших нельзя требовать обращения в местные органы власти Чечни для получения там справок и подтверждений о том, что эти пострадавшие проживали в Чечне в период геноцида — эти сведения должны собираться и проверяться государством самостоятельно, и в разумные сроки, и без избыточных бюрократических процедур, подчас имеющих явственно заградительный характер. Итак, мы полагаем, что:
Также должно быть осуществлено расследование деятельности иностранных организаций, в том числе общественных и финансовых, осуществлявших любое финансирование любых структур мятежного режима, осуществлявшего геноцид, поставку вооружений и иной техники, вербовку и подготовку наёмников. С тех организаций, которые действуют легально, включая так называемые «благотворительные фонды», должна быть затребована компенсация материального ущерба, понесённого Россией в результате деятельности режима «Чеченской Республики Ичкерии». Те, кто осуществлял вербовку и подготовку боевиков (в частности, УНА-УНСО, чей отряд воевал на стороне формирований генерала Дудаева) — должны быть внесены в международные списки террористических организаций, а в отношении их лидеров должно быть инициировано возбуждение уголовных дел по фактам организации наёмнической деятельности в странах их проживания. Считаем, что законодательством Российской Федерации должен быть установлен особый правовой статус для деятельности федеральных структур на мятежных территориях — как в прошлом, так и в будущем. В частности, должна быть надёжно обеспечена их правовая защита от ныне формирующейся правоприменительной практики, в результате которой расследование уголовных дел против российских военных и сотрудников иных силовых ведомств осуществляют амнистированные боевики, участвовавшие в мятеже, или аффилированные с этими бывшими боевиками лица. Эту практику мы считаем не только аморальной и позорной, но и противоречащей действующему законодательству России. Несмотря на то, что действующие нормы УПК РФ прямо запрещают участие в следственных действиях и суде лиц, имеющих личную заинтересованность в деле, сложившаяся практика ведения соответствующих уголовных дел чеченскими правоохранительными органами фактически не учитывает это требование. То же самое можно сказать и о широко известном постановлении Конституционного Суда России, в силу которого все военнослужащие, обвиняемые в преступлениях, совершённых на территории Чечни, были ограничены в их праве на суд присяжных до того момента, когда такой суд будет введён в само́й Чечне. Это постановление никак не учитывает реальные обстоятельства, препятствовавшие введению суда присяжных в данном регионе. Между тем до момента полного расследования обстоятельств мятежа, происходившего на территории Чечни, невозможно исключить опасную ситуацию, в которой в состав присяжных, набранных в этой республике, попадут лица, прямо заинтересованные в осуждении невиновных военных — как по соображениям личной мести или идейной ненависти, так и по целому ряду иных причин. Безусловно, все граждане России должны иметь одинаковые права — поэтому и суд присяжных в Чечне должен быть введён так быстро, как это возможно. Однако, до окончания полноценного расследования уголовного дела о мятеже в Чечне, присяжные из числа лиц (вне зависимости от их национальности), проживавших на её территории, не должны привлекаться к судам над служащими федеральных сил, участвовавших в «антитеррористических операциях», то есть подавлявших мятеж и (или) ликвидировавших его последствия. Конституционный суд не нашёл возможности, находясь в рамках текущего законодательства, разрешить эту правовую коллизию, поэтому данный вопрос должен быть решён принятием соответствующего закона — а абсурдные уголовные дела, при рассмотрении которых подсудимым было отказано в суде присяжных, должны быть пересмотрены с участием таких присяжных, беспристрастность которых заведомо гарантирована их неучастием в трагических чеченских событиях. Пребывая в полном убеждении, что окончательно урегулировать чеченскую проблему можно только политическим путём, на основе верховенства права, мы призываем вас предпринять абсолютно необходимые нашему обществу законодательные и иные правовые шаги:
Статус документа
Проект документа
был разработан Русским Общественным Двтжением (РОД) и распространён
на конференции русских националистов, проводившейся
8 июня
|
