В.Милитарев     «„Русский марш“ исчерпал себя»

Дата публикации: 13-11-2008

Виктор Милитарев,
вице-президент Института национальной стратегии, координатор службы по связям с общественностью Русского общественного движения, президент фонда «Институт развития».
Родился 1 октября 1955 года в Москве. По специальности — экономист-математик. В 1995-1999 гг. — независимый консультант, менеджер ряда избирательных и политических кампаний. С 1991 г. — член Социал-демократической партии. До сих пор считает себя социал-демократом, «что не мешает мне быть также правозащитником, советским консерватором и русским националистом».
В 2006 году входил в оргкомитет «Русского марша». В этом году была опубликована его первая книга «Русская колонна»

Если бы на этой неделе были свободные выборы — сколько процентов набрала бы националистическая партия?
Двадцать. Националистическая партия не та, которая громко произносит слово «русские», но громко говорит о социальных проблемах нашей страны. Прообразом такой партии была «Родина», которую власти удушили.

«Родину» удушили. А про националистические организации, ДПНИ например, говорят, что это игрушки силовиков...
Вполне возможно, что эти организации манипулируемые. На первом «Русском марше» группа Дёмушкина «Славянский союз» устроила постановочные «зиг хайли». Мы были возмущены. И тогда Белов (лидер Движения против нелегальной иммиграции (ДПНИ). — Ред.) сказал: «Боже мой, я, конечно, по-человечески к Диме хорошо отношусь, если его посадят, буду носить передачки, но руку никогда не подам». И что мы видим через год? Этот же Белов втаскивает Дёмушкина в оргкомитет «Русского марша». А теперь, когда они раскололись, он говорит: «Мы с Дёмушкиным. А вот они — сумасшедшие». Вполне возможно, что Дёмушкин — платный провокатор из спецслужб, и Белову не позволяют от него отказаться, потому что выгодно, чтобы образ русских националистов был изображен в карикатурном виде: делающими «зиг хайль», цитирующими Гитлера.

Всё же на «Русский марш» приходят не умеренные националисты…
На первом «Русском марше» было наполовину, а сейчас — да. Это значит, что «Русский марш» исчерпал себя, превратился в фестиваль субкультуры гитлеролюбов. На такой социальной базе никакого политического русского национализма не сложится. Он сложится на убеждениях 20 процентов русских, что Россия — для русских.

Кто такой «русский»?
Понятие «русский» не определишь одним словом. В ядре любого народа лежит общая генетика. Если на ее базе образуется общая история и культура, то возникает народ, который начинает жить и развиваться. Далее происходит ассимиляция. В этом смысле человек может быть русским. Если ты сказал «я русский» и если другие подтвердили это, то да, ты русский.
А как же тот факт, что в России живет много людей других национальностей? Они же не говорят про себя, что они русские?
Это зависит от того, как они сами захотят. Но этих национальных меньшинств в России по количеству населения меньше, чем во Франции.

Так вы поддерживаете лозунг «Россия для русских»?
Я удивляюсь, когда нашим русским либералам фраза «Россия для русских» кажется чуть ли не призывом к холокосту национальных меньшинств. Это ведь не обозначает, что она «только для русских», а лишь «ну хоть когда-нибудь тоже для русских». Ведь проблема России в том, что мы европейская страна с азиатской властью. Эта власть этнокультурно чаще всего не ощущала себя русской. Комизм в том, что мы уже давно мононациональное государство, а ментальность у властей — полиэтнической олигархической империи.

Разве власть сегодня не националистская?
Несмотря на то, что Путин ввел в оборот патриотическую риторику и играет из себя националиста, он все восемь лет проводил ельцинскую политику, только завуалированную патриотической риторикой. А что такое ельцинская политика? Это уникальный для европейской страны олигархическо-бандитский капитализм. Процветать стали назначенные сверху миллиардеры, служащие крупных корпораций и малый бизнес. Но малый бизнес оказался на 80 процентов нерусским.

Но в малом бизнесе работают не только азербайджанцы или армяне, но и много национальных государственных меньшинств...
В основном чеченцы, с ними отдельная проблема. Довольно тяжело, когда у одного народа есть твердость, агрессивность, уважение к силе, а у другого — мягкость и, скажем правду, трусоватость.
Проблема в том, что русские — очень атомизированный народ, а у этнических меньшинств сохранились старые солидарные связи, плюс — развитая коррупция. В результате они оказались более способны к быстрому вхождению в бандитский рынок. Люди традиционных русских профессий обеднели, на рынок в больших городах они выйти не могут, так как на 80 процентов бизнес этнически нерусский. Если бы возродились наукоемкие профессии, русский работал каким-нибудь инженером и получал пять тысяч долларов, то он мог бы сказать: «А мы, русские, торговать не любим». И не было бы проблем.
Проблему мигрантов нельзя сводить только к мигрантам. Она создана двумя сторонами: этническими кланами мигрантов и нашими муниципальные властями, которые срослись с преступностью. Им легче иметь дело с нездешними: у мигранта сложное положение, но он не донесет на тебя за то, что ты вымогал взятки. Наши работодатели выписывают мигрантов, потому что им можно платить копейки, не платить страховку.

Вы отделяете здоровый национализм от нездорового — по каким критериям?
Здоровый национализм — это приверженность к своему народу, по сравнению с другими народами и государствами. У Ле Пена (французский националист. — Ред.) есть замечательная фраза: «Я люблю дочь больше, чем племянницу, Францию — больше, чем Германию». По-моему, это естественное чувство. Возможно, в будущем, когда все народы станут братьями, этого и не будет. Нездоровый национализм — это ненависть к другим народам, уверенность в том, что свой народ великий, а остальные — презренные, ничтожные.

А вы не боитесь, что агрессивные дураки, прочитав ваши мысли, возьмут их основанием для своих действий?
Не боюсь. Эти дураки уже пользуются более радикальными и раньше появившимися мыслями, чем мои. Я пытаюсь соответствовать тому электорату, которым занималась партия «Родина» или патриотическая оппозиция в ельцинские годы. Я боюсь, что национальная солидарность — это единственный способ выжить для русских.

Мориц Гатманн