ИНТЕРЕСНЫЕ ТЕКСТЫ 2009 март |
ВОЗВРАЩЕНИЕ в КАТАЛОГ ИНТЕРЕСНЫХ ТЕКСТОВ(политика) 2008-2011
Сегодня у Дмитрия Медведева политический юбилей — ровно год назад он выиграл президентские выборы. Тогда, конечно, никто еще не мог предсказать, что новому главе государства придется разруливать и конфликт с Грузией, и экономический кризис, до конца которого еще очень далеко. “МК” попросил политологов подвести итоги первого года медведевского правления…
Дмитрий Медведев отмечает 12 месяцев президентского правления не в самой радужной обстановке: еще три года ему предстоит руководить страной, которая, как и весь мир, далека от выхода из разразившегося кризиса.
На тему “что было в медведевском президентстве, что будет и чем сердце успокоится” высказались Станислав Белковский, президент Института национальной стратегии; Павел Данилин, шеф политической экспертной сети Кремль.org; независимый политик Владимир Рыжков и гендиректор Центра политических технологий Игорь Бунин.
— Каково самое большое достижение президента Дмитрия Медведева?
Станислав БЕЛКОВСКИЙ: “Признание Абхазии и Южной Осетии, и сравнимых по масштабу достижений пока нет. Среди менее значимых, но тоже важных я бы выделил несколько кадровых решений, в частности — назначение нового президента Ингушетии”.
Владимир РЫЖКОВ: “Я не вижу ни одного достижения. Единственное, мне кажется, что президент неплохо сработал во время августовского грузинского кризиса, когда вел интенсивные контакты с Евросоюзом, вырабатывал план Медведева—Саркози. Тогда он помог избежать максимально конфронтационных сценариев, смог найти компромисс, который привел к остановке огня. В остальном итоги его первого года я бы назвал достаточно печальными”.
Игорь БУНИН: “Это был год, в течение которого Медведеву пришлось несколько раз измениться. Он шел на выборы с программой “четырех И”: институты, инновации, инвестиции, инфраструктура. Задачей было подготовиться к большому прыжку в 2020 год. Его внешнеполитическая позиция отличалась от путинской: Медведев хотел в Европу. Еще один из лозунгов — “Свобода лучше несвободы”. Но в августе началась война, и президент это испытание, в общем, выдержал, приобрел черты лидера и военачальника. Но одно из медведевских “И” — инвестиции — потерялось. Отношения с США были заморожены, с Европой — осложнены. По программе модернизации был нанесен первый удар. А потом наступил мировой кризис. Встал вопрос: жертвовать ли остальными “И” из программы модернизации ради борьбы с кризисом? Медведев колебался, но потом согласился с позицией Кудрина — гигантские планы придется отложить. Осталась только одна “И” — институты, поскольку их реформа требует минимума денег и создает возможности для диалога с обществом. Приняв это решение, Медведев начал выступать уже не как прорывной реформатор, а как психотерапевт. Подобно Рузвельту, он стал объяснять населению проблемы кризиса. И население эту терапию восприняло. Образ Медведева воспринимается большинством как образ хорошего, справедливого человека. На данном этапе и это — уже успех”.
— А самый большой провал президента за год правления?
Станислав БЕЛКОВСКИЙ: “Неспособность президента обновить кабинет министров, несмотря на его явную несостоятельность в условиях кризиса. Уже более полугода всем очевидно, что исполнительная власть не справляется со своими обязанностями, но президент не делает никаких видимых выводов, не решается даже на незначительные кадровые перестановки на министерском уровне”.
Павел ДАНИЛИН: “Президент не смог предусмотреть глубины кризиса, который поразит Россию. Но это не его личный провал, за него несет ответственность все политическое и экспертное сообщество страны. Такой глубины падения никто не ожидал”.
Владимир РЫЖКОВ: “Медведев полностью провалил свою предвыборную программу. Ее главным смыслом был запуск модернизации в стране, но не сделано ничего из обещанного. Осталось все по-прежнему: та же государственно-монополистическая экономика, никакой демократизации. Вместо этого — продление сроков полномочий власти. Президент потерпел полную неудачу с антикоррупционным пакетом законов — он получился пустым, выхолощенным, лишенным конкретики”.
Игорь БУНИН: “У президента есть два объективных ограничителя: это мировой кризис и то, что он является преемником. Как преемник, он не может работать исключительно на обновление, а должен еще и сохранять элементы старой системы. Он работает в тандеме. С учетом всех этих ограничений я не вижу ни одной грубой ошибки”.
— Властный тандем с Путиным в условиях кризиса — это лучше, чем если бы президент Медведев был один?
Станислав БЕЛКОВСКИЙ: “Это значительно хуже, потому что тандем сковывает президента в кадровых решениях и лишает его мобильности, необходимой в условиях кризиса. Владимир Путин пока не смог принести в антикризисную политику ничего содержательного. Если бы Путин покинул пост премьера, то как минимум у Медведева были бы развязаны руки для кадровых перестановок и смены правительственного курса. Хуже бы точно не стало. По крайней мере, у Медведева появилось бы право на эксперимент, право на то, чтобы часто менять кабинет, а это создало бы в демократической среде обстановку здоровой конкуренции за министерские портфели”.
Павел ДАНИЛИН: “Безусловно, тандем — лучше. Он дает возможность президенту получить беспристрастный совет заинтересованного человека. Участие обоих политиков в актуальной жизни страны напрямую связано с их должностями, и как бы ни критиковали этот тандем — он является дополнительным ребром жесткости для нашей политической системы. Эти двое проработали вместе уже 18 лет, у них прекрасные личностные отношения, которые не исключают взаимной критики, но позволяют совместно решать вопросы, которые в одиночку президент мог бы и не решить. В том, чтобы тандем работал, заинтересована вся страна. От его эффективности напрямую зависит успех нашей антикризисной программы”.
Владимир РЫЖКОВ: “Мне не нравится модель тандема: она не дает нормально работать ни одному, ни другому. Медведев не может ничего делать потому, что он должен постоянно оглядываться на Путина. Правильно: нужно избегать противоречий — иначе между ними начнут вбивать клин. Путин тоже толком не может работать, потому что значительные конституционные полномочия в руках не у него, а у президента. Оба часто с раздражением говорят о том, что работа идет плохо и распоряжения не выполняются. Именно из-за тандема так и происходит. Все вязнет в согласованиях и расшаркиваниях. Любой из них поодиночке был бы более эффективен. Неважно, один Путин, или один Медведев, дела шли бы гораздо лучше, чем сегодня, а решения принимались бы быстрее. А тандем только усугубляет кризис”.
Игорь БУНИН: “Сейчас в России существует диархия, и нужно воспринимать ее как факт. У тандема есть плюсы и минусы, однако в данный момент его распад чреват взрывом. Сейчас в зарубежных СМИ появляется информация о каком-то конфликте внутри дуумвирата. Но они выдают желаемое за действительное. Признаков распада тандема я не вижу”.
— Каким вы видите политическое будущее Дмитрия Медведева?
Станислав БЕЛКОВСКИЙ: “Я считаю, что нашу экономику этой осенью ожидает крах. Она к нему движется неуклонно с сентября, за это время не сделано ничего, чтобы замедлить движение в пропасть, а правительственные решения только выступают катализатором краха. Если исходить из самого негативного прогноза, то загадывать, что будет в 2012 году, просто неостроумно. Давайте переживем этот год и посмотрим, какими из него выйдут страна и ее президент. И какие новые имена появятся. Среди действующих статусных политиков нового имени нет и быть не может, поскольку в XXI веке пропуском в российскую политику был отказ от самостоятельного мышления и претензий на власть. Новые лидеры могут выйти, например, из рабочего движения. Любая масштабная забастовка способна дать лидера нового типа. Они могут прийти и из региональных элит. Для того чтобы обеспечить себе политическое будущее, Дмитрий Медведев должен будет осуществить “революцию сверху”: волевым решением провести ротацию правящей элиты, привлечь в политический процесс носителей новой идеологии, возродить конкуренцию идей и программ”.
Павел ДАНИЛИН: “Думаю, у человека, который начал свою президентскую карьеру с такой блестящей политической победы, как освобождение и признание Южной Осетии и Абхазии, будущее должно быть впечатляющим. Есть все перспективы для того, чтобы стать одним из самых выдающихся руководителей страны за всю ее историю. С другой стороны, пока нет смысла гадать, кто пойдет на выборы в 2012 году, ведь нам не известно, какой будет архитектура мировой политики к тому времени, как Россия пройдет кризис и в каком состоянии будут находиться ее элиты. Потому что определенная смена элит в ходе кризиса произойдет неизбежно. Но я не верю в витийства о том, что кризис приведет к кардинальным подвижкам в высшем руководстве страны или к досрочному уходу Медведева с президентского поста”.
Владимир РЫЖКОВ: “Я его с большим трудом представляю. 90% рычагов оставил в своих руках Путин, и это ставит Медведева в двусмысленное положение. Он вроде главный — а самым влиятельным является другой. Я не вполне понимаю его место, к примеру, после 2012 года. Если Путин собирается вернуться в Кремль, то куда он денет Медведева? Сошлет в “Газпром”? Пока, как это ни странно говорить о президенте, серьезного политического будущего я у него не вижу”.
Игорь БУНИН: “Ни у одного президента нет политического будущего, потому что президент — это уже предел. Выше некуда. Лично мне кажется, что на выборы в 2012 году пойдет Медведев. Но это не прогноз, а ощущение, потому что предсказывать на такую перспективу не решится ни один политолог. Другой президент (кроме Медведева и Путина) может появиться только в результате социального взрыва, признаков которого я пока не вижу. Но теоретически он возможен, если будут накапливаться такие грубые ошибки, как повышение пошлин на иномарки”.
Выдержит ли российская политическая система кризис? Эксперты ломают копья, прогнозы колеблются от сдержанно оптимистичных до крайне мрачных. Вопрос действительно суперважный, ведь от этого зависит не только судьба лично Путина и Медведева, но и — без всякого преувеличения — будущее страны. Пока будущее выглядит весьма туманным — как признали недавно президент и премьер, кризис еще не достиг своего дна…
Насколько устойчива система? Не затрещит ли она по швам под ударами экономических проблем? Об этом в интервью “МК” рассуждает один из творцов нынешней политсистемы, глава Фонда эффективной политики Глеб ПАВЛОВСКИЙ.
— В одном из недавних интервью Анатолий Чубайс заявил, что лишь на 50% оценивает шансы российской политической и экономической системы выдержать связанные с кризисом риски. Согласны?
— Чепуха. Чубайс занизил прочность и капитал доверия к системе. Все без исключения соцслужбы показывают две вещи. С одной стороны, полная трезвость — люди видят объем кризиса и то, что скоро легче не станет. С другой — те же люди поддерживают Медведева с Путиным и, что совсем необычно для правящих партий времен кризиса, — “Единую Россию”. Цифры проверяемы, отрицать их могут только пропагандисты. Если уж говорить в процентах, то я оцениваю вероятность негативного сценария как 1 к 9.
— Может быть, просто кризис пока не продемонстрировал всю остроту?
— Нет, люди уже недовольны. Но со своим недовольством они идут к тем, кому доверяют. И для власти это не новая ситуация. Вспомните, как начинала путинская команда 10 лет тому назад — без денег, война на Кавказе, Басаев в Москве… Эти люди в безнадежных ситуациях проявляются лучше, чем в дни стабильности. Выход из кризиса для них — это вопрос выживания. Если они провалятся, их режим будет снесен до основания. Я думаю, мы имеем дело с чрезвычайно высоким запасом прочности режима. Да, он будет понижаться, причем понижается и сегодня, но в первую очередь внутри самого политического класса, а не на улицах. У нас ведь во власти многопартийность. Одна из них “прокризисная” партия — те, кто хотел бы небольшого нового переворота.
— Что вы подразумеваете под “переворотом”?
— Фарсовый ремейк нашего 91-го или украинского 2004 года — когда на улицу выводятся массы. Массы по вызову. Важно, чтобы автобусы подвозили да мэрия не возражала. Киев — яркий пример. Казалось бы, какая была встряска! Но прошло пять лет, и мы видим тех же людей на тех же местах. Все идеалисты озолотились. А экономика и валюта страны уничтожены. О чем речь у “прокризисной партии”? О борьбе за сильно сократившиеся ресурсы. Когда денег было много, любая фракция власти могла вклиниться в деньгопоток, “врезаться в трубопровод”. Но реки обмелели, и кое-кому нужна встряска, которая, с одной стороны, даст им списать убытки на старую власть, а с другой — получить неограниченный доступ к новой. Это у них называется “Нет денег — давай свободу!”. Повторяю, если речь идет об истоках социального протеста в России, ищите их в коридорах власти.
— И кто же принадлежит к этой партии? Имена, пароли, явки?
— По численности группа невелика: частью крупный бизнес, люди в верхах федеральной власти, столичные круги, часть губернаторов… Но полезут они наружу? Только в случае, если почувствуют, что власть не справляется, заметалась и слабеет. Но им важно прежде всего, кто возглавит выход из кризиса. Кто победитель войны: тот, кто воевал или кто командует парадом победы? Тот, кто будет властью на выходе из кризиса, получит ресурс прочности лет на десять. И складывается мысль, определенный проект, чтобы избавиться от правительства на выходе из кризиса.
— Иначе говоря, избавиться от премьер-министра?
— Да, от премьер-министра Путина. Ну а за вас, Дмитрий Анатольевич, мы, как говорится, горой. И, конечно, если б эта партия могла воспользоваться всплеском в каком-то из моногородов, чтобы предъявить претензии к правительству, которое “просмотрело” или “проявило излишнюю жесткость”, то было бы им счастье. Те, кто умеет прятать личные активы, сумеют спрятать и заговор местных масштабов в одном-двух моногородах.
— Почему обязательно заговор? Вы считаете, что у людей, которые остались без работы, протестные настроения возникнут только с чьей-то подачи?
— Человек, у которого возникают проблемы, не начинает с того, чтобы пойти и помитинговать. Он сперва пытается проблемы решить. Если власть помогает ему в этой ситуации, он митинговать не пойдет. Вот мне кажется, что Москва до некоторой степени город риска. Тут огромный материк непроизводительных классов. Одних охранников сколько! А их сокращают обычно первыми. Я уж не говорю про политтехнологов — креативную, в том числе и в деструктивном плане, среду. “Александр-хаус” (там занимает помещение ФЭП. — Н.Г.) стоит полупустой, никаких очередей в обед. А ведь недавно здесь работали трейдеры, брокеры… Сейчас они живут на накопления. Куда эти люди пойдут потом? Канавы рыть?
— Если совсем не на что будет жить, то, наверное, придется и канавы рыть…
— Прежде чем офисные клерки отправятся рыть канавы, их погрузят в автобусы и повезут на Васильевский спуск “протестовать”. Мы же в 98-м году видели автоколонны с людьми, которых развозили перекрывать автострады. Человеку ведь несвойственно бесцельно ходить по улицам круглые дни. Вот и накапливается такой потенциал. Он сам по себе непротестный. Но станет таким, если им займутся. Этакое протестное мясо для разных возможных проектов.
“Переход кризиса в политический формат уже произошел”— В условиях искусственно приглушенного медийного и политического фона всплеск в моногороде может выглядеть как что-то невероятное. Фурункул будет казаться Везувием. Но, повторяю, я бы опасался не прорыва, а саботажа: искусственной задержки прохождения средств. А дальше мог бы вступить в действие следующий фактор. Тандем Путин—Медведев сейчас не выступает в жанре публичной политики. Они избегают этого, выступая в протокольном жанре, когда их показывают вдвоем, а голос за кадром сообщает, о чем они говорили. Не хватает их общей публичной деятельности. В период кризиса они должны чаще появляться на публике вместе. Иначе, если вдруг происходит всплеск в каком-то из моногородов, у правящего тандема может не найтись согласованной формы выражения. И может пойти два разных сигнала от каждого.
— Некоторое время назад известный эксперт Евгений Гонтмахер опубликовал статью, в которой предупреждал о возможности повторения событий, подобных произошедшим в советские годы в Новочеркасске. Гонтмахера едва не обвинили в экстремизме. А как вы оцениваете публикацию?
— Я считаю, Гонтмахер сделал полезное дело. То, что рыкнули на Гонтмахера как на подстрекателя, — смешно, потому что это человек аппаратно лояльный. Но в сценарии Гонтмахера не хватает важного элемента — предварительного сговора в аппарате о “силовиках в отпуске”.
— Давайте представим, что очередной Новочеркасск все-таки случился. Будет ли это означать, что в стране наступил социальный и политический кризис?
— Переход кризиса в политику уже произошел. Мы вошли в новое политическое состояние. Но люди верят, что власть сделает для них все, что сможет. Это как доверие капитану в бурю. Путин десять лет назад попросил у людей доверия на языке, который был понятен тогда. Объяснил: ну, братцы, ж… давайте выбираться вместе! Сегодня нужно что-то в том же роде, но на другом языке. Сохраняется ощущение непрозрачности: вы, граждане, нам доверяете, а мы вам не слишком. Это неприятный момент, и он может стать ресурсом игры против власти.
— И какими должны быть шаги власти навстречу обществу?
— Недавнее выступление Медведева по ТВ — шаг власти навстречу растерянным людям. Нам нужен разговор. Причем такой, чтобы мы видели: вот разговор власти с бизнесом крупным, вот — с бизнесом средним. Вспомните, как было летом, когда Медведев встретился с мелким бизнесом. Это был честный, открытый разговор. Он транслировался, он показал чудовищное положение вещей в малом бизнесе. И это не вызвало ни у кого желания присоединяться к Лимонову, а вызвало желание решать вопросы.
Правительство должно вести диалог и с профсоюзами, и с экспертами. Но не так, как сейчас, когда экспертов просеивают через сито и потом закрывают разговор от общественности. Чем более закрыто разрабатывается та или иная концепция, тем более она бессмысленна.
Все хотят понимать свою ближайшую боевую задачу. Да, что-то может не выйти. Ну так объясните, что именно! Сейчас этого мало, даже очень доверенные эксперты говорят, что непонятна системность принимаемых решений. Но что тогда должны думать мы?
“Отправлять на Дальний Восток иногородний ОМОН было неправильно”— Если уличную активность будут разогревать, то с использованием аппаратных каналов, при одновременных уговорах федеральной власти: мол, у людей мало денег, так дайте им теперь “больше свободы”. Как только власть согласится, тут же полетят в разные точки страны фельдъегери: “Автобусы! Актив! Рабочих в спецодежде!”… Вот как это будет выглядеть, а вовсе не как выход масс из фабричных предместий.
— А как быть с акциями против повышения пошлин на иномарки на Дальнем Востоке? Это, по-вашему, не было “выходом народных масс”?
— Протест был, но манипуляции сверху было больше. Команды исходили из местного аппарата.
— На ваш взгляд, власть поступила правильно, использовав для разгона дальневосточных митингов ОМОН?
— Неправильна одна конкретная вещь: отправлять на Дальний Восток ОМОН иногородний. В регионах разная культура протеста и разная культура правоохраны. Эти нюансы из Москвы не видны. Ну не надо ехать на Дальний Восток, чтобы показать местной милиции, как им работать.
— А что, если бы был задействован местный ОМОН, это было бы оправданно?
— У ОМОНа есть функции, за пределы которых его выводить нельзя. У него свое скромное место в политическом процессе: физически отбивать соблазн поменять власть задешево.
“Союз Путина и Медведева должен быть подчеркнут”— И очень хорошо, что критика была! Потому что после нее последовали действия правительства, работа ускорилась, были приняты полезные решения. Значит, можем, когда хотим. Это дружественная критика. И ее может быть еще много. Но Путин и Медведев немного побаиваются своего же потенциала — как-то другой среагирует? Как вообще положено вести себя признанному Президенту России с признанным лидером доверия граждан России? Как говорят в дизайне, что нельзя спрятать, надо подчеркнуть. Их союз должен быть подчеркнут. А ему придается несколько заунывный характер. Это наследие докризисных времен, которое сейчас работать не будет.
— При каком развитии событий может произойти серьезный раскол в тандеме?
— Только в случае, если бы у Путина и Медведева возникло стратегическое разногласие — два разных проекта будущего России. Но сегодня я не вижу этих двух стратегий. Есть разница только в стилистике, манере выражаться. Вот говорят, что у Медведева стратегия либерализации, а у Путина — авторитарно-силовая. Это не так. Путин — явный консервативный национал-либерал. Медведев государственник, институционалист, его конек — право. Так что сегодня ключи в руках у тандема Медведев—Путин. Но если у людей возникнет ощущение, что один из них хочет надуться за счет другого, избавиться или дистанцироваться от него, то этого не простят ни президенту, ни премьеру. Тогда в Москву приехал бы киевский цирк, где президент с премьером ежедневно оскорбляют друг друга.
— Некоторое время назад Медведев встретился с руководством “Новой газеты”, речь шла об убийстве адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой. Не возникло ли у вас ощущения, скажем так, половинчатости действий президента? Ведь встреча произошла спустя десять дней после убийства, ее не транслировали по ТВ…
— Я думаю, изначально встрече могли мешать разные вещи. Например, то, что погибшие были, мягко говоря, недружественными к власти людьми. Я не понимаю, зачем Маркелову было нарочито оскорблять сограждан в своей последней статье (там адвокат очень презрительно отзывался о патриотизме. — Н.Г.). Я думаю, мог быть и момент внутреннего колебания Медведева. Но эта встреча была необходима, президент не мог здесь никак отмолчаться.
— Между тем Путин никогда не встречался с политиками и представителями СМИ, резко ему оппозиционными. И поэтому в беседе Медведева с руководством “Новой газеты” некоторые усмотрели какое-то расхождение во взглядах, действиях тандема.
— Нет здесь политического расхождения. Путин всегда подчеркивал, что он президент всех граждан России, включая и своих политических противников. Он просто истратил много сил, чтобы сформировать поле системной политики. И системных политиков отличал от несистемных таким образом, что с последними не встречался. Я думаю, здесь главное — это личный характер. Де Голль не встречался с Сартром, которого при этом не давал в обиду — но лично терпеть его не мог, тот его резко критиковал. Политик не обязан себя насиловать.
“Я против проектов либерализации”— Нет. Нужна модернизация, а не либерализация. Все проекты либерализации, которые сегодня предложены обществу публично, через СМИ, неясны. Это будет оттепель на полгода, с последующим кастингом на “сильную руку”, какого-нибудь генерал-либералиссимуса. Говорят, первым шагом надо вернуть выборность губернаторов. Ну и что — сразу наступит счастье? Чем это поможет в кризис? Я против проектов либерализации, потому что они не решают проблему устойчивого роста доверия, а значит, и свободы в нашем жестоком и невежественном обществе. Нынешний политический режим доказал, что может быть инструментом безопасности и единства России. Считаю, что теперь ему надо дать доказать, что он умеет быть инструментом свободы и выживания в мировом кризисе.
— То есть система должна пройти испытание на прочность?
— Конечно. Хотя, как любая система, может ее не пройти. Ну, тогда надо будет от нее отказаться — не раньше. Всем нам предстоит быть присяжными заседателями — не сможет система обеспечить выход из кризиса в новую экономику и достаток наших семей, ну и бог с ней. Тогда поищем что-нибудь другое. Но я не вижу, почему такие жесткие, осторожные и неглупые люди, как Медведев и Путин, не смогут собрать команду под новые задачи.
— Кстати о команде. Как вы считаете, связана ли была недавняя отставка четырех губернаторов с их нелояльностью власти?
— Нелояльный Строев, оппозиционер Кулаков?! Скорей неэффективность власти стала опасной в кризисные времена. Орловская область превратилась в болото, и когда? В годы аграрного бума. Воронеж, потенциально одна из региональных столиц России, погружался в депрессивное состояние. Я думаю, мы встретились с новым кадровым стилем Медведева. Когда-то Путин унаследовал недоброжелательную ему губернаторскую команду, медленно отвоевывая ее лояльность. Для этого хороши были даже старые оппортунисты. Но у Медведева нет ни времени, ни денег на оппортунистов. Кризис — это цейтнот, у всех в головах вдруг зазвенели будильники. Жить стало интересней, но не на что. Медведев пользуется кризисом, чтобы отсеять бесполезных для себя оппортунистов.
Вот и подошли данные о состоянии российской экономики в январе этого года. Провал был ожидаемым - получили то, что заслужили. В следующие месяцы остается уповать лишь на замедление темпов сжатия макроэкономического пузыря.
Во-первых, надо сказать «спасибо» тому, кто придумал десятидневные новогодние каникулы. Когда их вводили, властям было все равно, работают люди или нет. Главное, чтобы экспортная труба была исправна. Удивительно, что ограничились лишь новогодними праздниками, надо было повторить аттракцион в феврале, марте, мае, июне, сентябре, словом, распространить благородный почин на все месяцы, отличающиеся государственными праздниками.
Во-вторых, на зеркало неча пенять, если правительство лично, собственными бюрократическими руками, вбило тромб в финансовую систему страны. Сигналы о предстоящей банковской консолидации, избирательная помощь особо приближенным банкам, полнейшее игнорирование международного опыта гарантирования межбанковских и промышленных кредитов не могли не сказаться на снижении оборотных средств предприятий. Банкиры и рады бы предоставлять ссуды – да некому. У одних проблемы с обеспечением, другие попали на девальвации, третьи просто испарились. Сегодня один заемщик платит проценты и за себя, и за того парня. Как следствие – индикативная ставка по рублевым кредитам MosPrime с 1 октября по 20 февраля возросла с 9,1% до 24,2% по трехмесячным и с 9,2% до 24,8% - по шестимесячным кредитам.
В-третьих, попустительство, если не сказать – потакание, массированному оттоку капитала, отказ от введения жестких мер контроля за действиями банков, получавших государственные и центробанковские резервы, маниакальное упорство в завершении межстрановых коммерческих сделок «капитанов» российского бизнеса привели к тому, что из 3,1 трлн. рублей, привлеченных банками от ЦБ в IV квартале прошлого года, лишь 600 млрд. рублей было направлено на погашение задолженности. Остальные 2,5 триллиона болтаются на зарубежных счетах самих коммерческих банков и их «подкожных» фирм, покоятся на депозитах в том же ЦБ, в крайнем случае, выдаются в кредит «правильным» коммерсантам. Ликвидность банковской системы тем временем уменьшилась с 702,9 млрд. рублей на 1 октября прошлого года до 392,4 миллиардов на 20 февраля года нынешнего. Показатели вызванного валютными спекуляциями роста дебиторской задолженности предприятий и организаций всех форм собственности пока не обнародованы.
В-четвертых, нужно в ноги кланяться «плавной» девальвации, за четыре месяца съевшей $188 млрд. международных резервов. $188 млрд. по текущему курсу – это ровно половина всей денежной массы российской экономики. Заткни финансовые пробоины, через которые всю прошлогоднюю осень деньги уплывали на Запад, прокредитуй на часть испарившейся суммы предприятия, уменьши налогообложение наименее обеспеченных 20,7 млн. человек – и смотри на кардинально иные показатели экономического развития в январе этого года.
В-пятых, немалая толика негатива в январских результатах принадлежит доблестному «Газпрому» и его кураторам, отключившим в ночь 7 января поставки природного газа европейским потребителям. В результате добыча снизилась, валютные поступления уменьшились, репутация подмочена, а в отрасли по добыче полезных ископаемых - провал.
Перечень отрицательных факторов можно продолжать еще долго. Остановимся и оценим динамику по основным видам экономической деятельности.
Промышленность
Поскольку промышленность подразделяется на три отдельных вида - добычу полезных ископаемых, обрабатывающие производства, а также производство и распределение электроэнергии, газа и воды - рассмотрим каждый вид по отдельности. Но прежде отметим, что индекс промышленного производства в январе этого года по сравнению с прошлым январем снизился на 16%, а если сравнить с прошлогодним декабрем – то почти на 20%.
Весело.
Добыча полезных ископаемых. Индекс производства в добыче полезных ископаемых снизился по сравнению с январем прошлого года на 3,6%. Как ни странно, меньше всего кризис затронул добычу нефти – снижение по сравнению с прошлогодними показателями составило менее 1%. Кого благодарить за уменьшение добычи природного газа на 10,5% (по сравнению с январем прошлого года) мы знаем. Как и за провал в добыче железной руды и железорудных окатышей (соответственно на 40% и 50%), который в значительной мере также на совести родного правительства.
Диссонансом на общем фоне выглядит рост в 2,5 раза добычи золота. Такого всплеска просто так не бывает – скорее всего, в январе золотодобытчики (по большей части контролируемые государственными структурами) декларировали ранее неучтенную добычу. Если февральские показатели золотодобычи также будут выбиваться из общей картины, это станет подтверждением кулуарной версии о наличии значительных скрытых объемов золотых резервов. Кстати - если за весь прошлый год количество золота в составе международных резервов страны выросло всего на $1327 млн., то только за январь этого года данный показатель увеличился на $933 млн.
Обрабатывающие производства. Январские данные падения производства в обрабатывающей промышленности являются лучшей иллюстрацией эффективности действий правительства по стабилизации экономики. Индекс обрабатывающей промышленности по сравнению с прошлогодним январем снизился на 24,1%, а по сравнению с декабрем – на 32,7% (в прошлом году эти показатели составили соответственно плюс 4,0% и минус 23,1%). Кстати, по оценкам ЦМАКП, январский спад в обрабатывающей промышленности в сравнении с прошлогодним январем был еще глубже - минус 29,8%.
Больше всего упало производство электрооборудования и оптического оборудования – на 47,1% (к декабрю – на 60,5%), производство машин и оборудования – на 45,9% (61,5%), производство транспортных средств – на 64% (45,4%). На треть уменьшились текстильное и швейное производство, химическая промышленность, деревообработка, выпуск стройматериалов. Менее всего снизилось производство пищевых продуктов – всего на 3,6%. Впрочем, было бы у пищевиков побольше оборотных средств, они бы гарантированно оказались в плюсе.
Если в прошлые периоды статистику обрабатывающих производств выручали газовые турбины, тепловозы или чугунные сковородки, то нынче в роли спасителей выступили пассажирские вагоны и вагоны метро: прирост производства этих архиважных товаров составил соответственно 28,8% и 65,0%. Интересно, за счет каких производств будет приукрашена отрицательная динамика февраля.
По консенсус-оценкам профильных специалистов в обрабатывающих производствах высвободилось до трети мощностей. Это значит, что порядка 4 млн. работников переведены на неполную рабочую неделю, получают меньшую заработную плату или попали под сокращение. Таким образом, только в промышленности в зоне риска находится 4 млн. человек.
Производство и распределение электроэнергии, газа и воды. Снижение индекса производства в сравнении с прошлым январем всего на 7% выглядит странным, поскольку многие энергозатратные производства упали в несколько раз больше. Еще более нелепой выглядит положительная динамика в этой сфере (+2,3%) по сравнению с декабрем: если промышленность провалилась, куда уходит дополнительная энергия? Возможно, ответ на этот вопрос кроется в приросте производства тепловой энергии, пара и горячей воды аж на 9,0% по сравнению с прошлым декабрем, но и здесь нестыковка – откуда взялось столько новых потребителей? Неужели часть избыточного по январю природного газа была подана на ТЭЦ, и газовики покрывают свои убытки за счет энергетиков? Можно, конечно, подвергнуть сомнению эту версию, но при этом помнить, что в России возможно все.
Строительство
Вот кого тянут за уши всеми силами – несмотря на то, что в Москве остановилось до 50% строек, а в регионах эта цифра доходит до 80%, темпы снижения строительной отрасли по сравнению с январем прошлого года составили всего 16,8%. Что же до динамики ввода жилых домов от января к январю, то тут падение и вовсе почти незаметно – всего 4%.
Коррумпированность отрасли лезет из всех щелей: видимо, личная заинтересованность региональных и местных чиновников в жилищном строительстве настолько велика, что они готовы финансировать завершение строек за счет всех имеющихся ресурсов. Цены на жилье практически не снижаются – значит, вскоре только в Москве к нереализованному миллиону жилых «квадратов» добавится еще как минимум миллион. Дальше будет «социально ответственный» выкуп за счет бюджетов, за которым появятся новые отчеты об антикризисных успехах. Куда денутся зависшие квартиры – неизвестно. Покупать их простым смертным уже сейчас не на что, объемы ипотечного кредитования уменьшились в 20 раз, организаций, желающих вкладываться в жилье, практически не осталось.
Торговля
Что поражает, так это радость чиновников и желающих припасть к власти экспертов по поводу незначительного роста оборота розничной торговли, составившего 2,4% в сравнении с январем 2008 года. Чему тут радоваться? Люди напуганы «плавной» девальвацией, поэтому и спешат потратить рубли на импортную продукцию. Проблема в том, что денег на руках у населения все меньше, к тому же согласно аналитике все того же Росстата россияне начали тратить сбережения прошлых лет.
По данным Росстата, уже в ноябре прошлого года расходы всех россиян на 7,1% превысили их доходы. За весь год расходы населения оказались больше доходов на 4,1 млрд. рублей, причем, «благодаря» исключительно IV кварталу, когда отрицательное потребительское сальдо составило 166 млрд. рублей. По данным Банка России, осенью рублевые депозиты сократились на 636 млрд. рублей, а валютные выросли на 268 млрд. рублей – 57,9% снятых рублей в банки не вернулось. Возможно, часть этих денег лежит под подушкой, другая – в сейфовых ячейках, но часть изъятых из банковского обращения рублей просто потрачена или вложена, кому как нравится.
А вот еще одни данные, на этот раз из «Левада-Центра». Как следует из результатов свежих опросов, россияне начали экономить на еде и товарах первой необходимости. Последние 2-3 месяца 69% респондентов стали отказываться от привычных продуктов и товаров в пользу более дешевых. Об ухудшении потребительских возможностей сообщили 49%, в том числе о резком снижении своего потребительского статуса — 10% респондентов.
Вывод о росте потребительских расходов на непродовольственный импорт косвенно подтверждает сам Росстат. Так, в январе этого года по сравнению с январем прошлого года прирост розничного товарооборота по пищевым продуктам, включая напитки и табак, составил 1,9%, оборот же по непродовольственным товарам увеличился на 2,6%. А мы говорим о статистических 2,4% роста розничной торговли, да еще в январе, половину которого наши сограждане не работали, занимая себя хождением по магазинам.
Транспорт
В продолжение разговора о росстатовских причудах данные о грузообороте транспорта. Нет, грузооборот вполне предсказуемо снизился (на 14,7% по сравнению с январем прошлого года), но вызывает тревожное волнение рост оборота трубопроводного транспорта – по сравнению с декабрем он увеличился на 2,9%. Любопытно, добыча и экспорт нефти и особенно природного газа снизились, а прокачка по трубам выросла.
Росстат не посвящает нас в такие детали, он считает достаточным выдать информацию о падении объема железнодорожных перевозок: в сравнении с январем прошлого года они уменьшились на 33,1%, хотя если сравнивать с прошлогодним декабрем – падение значительно меньше, всего 12,9%. Что возят Якунин и К, если в январе этого года (по сравнению с декабрем) обрабатывающая промышленность рухнула на 32,7%, строительная отрасль – на 65,1%, сельское хозяйство – на 15,8%? Не иначе новые вагоны метро обкатывают. В виде железнодорожных грузов.
Уровень жизни населения
За январь этого года в сравнении в с прошлогодним январем реальные денежные доходы населения (доходы, скорректированные на величину официального индекса потребительских цен) снизились на 6,7%, реальная заработная плата уменьшилась еще больше – на 9,1%. В прошлом январе в сравнении с январем 2007 года картина была противоположной – реальные доходы возросли на 10,1%, реальная заработная плата - на 13,3%.
Параллельно почти в полтора раза (точнее, на 49%) выросла просроченная задолженность предприятий по заработной плате. И хотя в абсолютных цифрах величина просрочки находится на уровне 2006 года, негативная тенденция налицо. Три года назад экономика находилась на подъеме, и у предприятий (имеющих желание расплатиться по своим обязательствам) была масса возможностей уменьшить «кредиторку». Сегодня арсенал таких возможностей уменьшается с каждым днем. В лидерах по задолженности перед работниками предприятия обрабатывающих производств (43,5% совокупной задолженности), транспортники (17,8%), строители (12,3%), аграрии (8,9%).
Два слова о безработице. На 1 февраля 2009 года численность безработных в России составила 6,1 млн. человек или 8,1% экономически активного населения. Учитывая, что угроза потерять работу сегодня нависла над несколькими миллионами занятых, показатели роста безработицы будут нуждаться в корректировке наподобие той, что успешно применяется при подсчете голосов на выборах. Только в избиркомах данные завышают, а здесь нужно наоборот занижать. Получится ли? А то. Достаточно разослать по региональным статистическим управлениям новые методические указания, и ни один сторонний наблюдатель не поймет что к чему.
Привыкли верить на слово? Вот и верьте. А на кухне вам нечего делать.
Прогноз для ВВП
Если люди перемещаются из плохой социально-экономической ситуации в очень плохую, у них есть возможность адаптации к негативным изменениям. Гораздо более опасной выглядит трансформация из эпохи стабильности, в одночасье ставшей «периодом завышенных ожиданий», в ситуацию резкого ухудшения материального и социального положения. В феврале 2009 года наличием сбережений могли похвастаться всего 27% россиян, при этом 67% счастливчиков считают, что их заначек хватит максимум на полгода.
Каким предстанет ВВП этой осенью?
Максим Рубченко Под крестом
http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/07/interview_pod_krestom/
У российской экономики есть уникальный шанс в марте-апреле перейти к росту, уверен Марат Узяков. Для этого необходимо, чтобы государство стимулировало конечный спрос
С начала года появились признаки оживления спроса в металлургии, химической промышленности и некоторых других отраслях. Означает ли это, что дно кризиса уже пройдено и можно рассчитывать на восстановление производства? На этот и другие вопросы «Эксперт» попросил ответить заместителя директора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Марата Узякова.
— Сейчас рождается ощущение, что мы уже достигли дна, падение промышленности остановилось и кое-где возможен даже рост. Насколько оправдан этот оптимизм?
— На днях вышла статистика по промышленности за январь, и там показатели довольно удручающие. Но январь, особенно нынешний, — месяц не показательный. Если же подробно проанализировать статистику, то становится видно, что до 40 процентов всего спада обусловлено спадом в автомобильной промышленности. В кризис все стоят и ждут, пытаясь понять, когда можно начать действовать. Автомобильные заводы тоже стояли и ждали, когда рассосутся запасы готовой продукции, когда возникнет спрос.
В период кризиса важно, чтобы появились какие-то константы стабильности. Одна такая константа уже есть — это курс рубля. Я думаю, что он будет удерживаться на нынешнем уровне — в районе 41 рубля по корзине — как минимум полгода, а может быть, и год. Вторая константа, которая должна соблюдаться, — это расходы бюджета. Конечно, есть неэффективные расходы, которые просто необходимо сократить, но не должны снизиться непроцентные расходы — на образование, здравоохранение, культуру, науку, оборону и так далее. И не должны сокращаться госинвестиции. Если посмотреть на западные страны, на их планы и прогнозы, то везде виден значительный рост госпотребления. Фактически госпотребление должно заместить снижающийся инвестиционный и потребительский спрос.
Что касается дна кризиса, то оно зависит от нас — от населения, от государства, от бизнеса. Мы можем это дно опустить своими глупыми действиями, а можем приподнять, если действовать эффективно.
— Но наша экономика очень сильно зависит от ситуации в мире.
— Это верно, но не совсем. Если говорить о финансовом состоянии, то мы, безусловно, зависим от мировых рынков — от цен на нефть, металлы и другие ресурсы. Однако если говорить об экономической динамике, то экспорт топлива сократится, видимо, не более чем на четыре-пять процентов в физических показателях. Что касается металлов и удобрений, то они провалились в конце прошлого года (и именно этим был обусловлен спад в промышленности в ноябре и отчасти в декабре), но сейчас положение уже исправляется: в январе производство готового проката увеличилось на 13 процентов, и, судя по прогнозам самих металлургов, они планируют увеличить производство в феврале-марте на 30–40 процентов по отношению к декабрю прошлого года, то есть к минимальном уровню.
Анализируя кризис, важно рассматривать разные компоненты — запасы, товарные и денежные потоки, как они себя ведут. Когда экономика развивается стабильно, запасы и потоки равномерно распределены и движутся более или менее параллельно. А в кризис все начинает сильно перераспределяться.
С падением цен на нефть, спадом спроса на наш экспорт, финансовым кризисом наша экономика испугалась, замерла и начала экономить, снижать издержки, снижать зарплаты. Плюс резко уменьшились заказы на исходное сырье и материалы. Все производства имеют запасы ресурсов, например у автомобилестроителей есть запасы листового проката. В разных отраслях запасы могут быть от трех до шести месяцев. Поэтому какое-то время финишные производства могут функционировать, не заказывая сырье и комплектующие. В результате страдают поставщики этих материалов — металлурги, химики, производители других ресурсов. Но ясно, что запасы истощаются и производители должны возобновлять закупки. Тогда промежуточный спрос понемножку начинает расти.
И мы видим, что в ноябре спад в промышленности был 10 процентов к соответствующему периоду прошлого года, в декабре — минус 11 процентов. То есть спад практически не ускорился. Более того, по отношению к нижней точке спада стали расти черные металлы, химия, некоторые другие продукты. На мой взгляд, это произошло потому, что промежуточный спрос оживился и потянул экономику вверх. Однако конечный спрос — государственный, инвестиционный и потребительский — продолжает снижаться. И получается такой крест: промежуточный спрос пошел вверх, а конечный идет вниз.
Проблема в том, как в этой ситуации поведет себя государство. Потому что, если бы удалось сейчас приподнять конечный спрос, он бы скоррелировал с промежуточным спросом, и это дало бы толчок к росту всей экономики. Так что сейчас мы находимся на развилке.
В феврале мы вполне могли бы начать расти. И власти делают заявления, которые этому способствуют: например, Путин заявил, что государство будет компенсировать две трети ставки рефинансирования по кредитам на автомобили. Но решения-то не приняты, хотя и объявлены. А люди ждут — «нам ведь пообещали компенсацию», и без этого покупать никто не хочет. В итоге автомобилестроение в январе упало на 80 процентов. Так что решения принимаются правильные, в том числе направленные на поддержку спроса, но их реализация запаздывает. А между тем именно сейчас настал момент, когда нужно дать толчок спросу.
Правда, в пользу роста работает падение импорта, по разным оценкам, на 30–40 процентов в январе. При такой его динамике, учитывая, что экспорт в физических показателях сократился всего лишь процентов на пять, мы получаем увеличение чистого экспорта в постоянных ценах на 60–70 процентов. Это означает, что даже при некотором абсолютном снижении инвестиций и потребления в январе наблюдался рост ВВП. К позитивным, оптимистическим результатам можно отнести и падение на 35 процентов реального курса рубля. В результате наши товары на внутреннем рынке стали на треть более конкурентоспособными. Таким образом, возникло обширное пространство для импортозамещения.
— Но у нас же структура экономики сегодня не способствует развитию производства ширпотреба. Да и резерва производственных мощностей уже нет, и с кадрами проблемы. Можно ли в этих условиях рассматривать импортозамещение как ресурс для роста?
— Во-первых, что касается резервов мощностей, то как раз наибольшие резервы — до 40 процентов — сохранились в машиностроении. Не исключено, что это условные резервы — их качество, возможно, таково, что в значительной части их нужно обнулить, — но какие-то резервы есть. Во-вторых, как я уже сказал, наши товары стали конкурентоспособнее на внутреннем рынке. И в-третьих, все-таки за последние три месяца во всех отраслях была проведена достаточно большая работа по снижению издержек. Я думаю, что в среднем процентов на пятнадцать-двадцать издержки могут быть снижены. Это означает, что вложения в реальный сектор уже могут быть эффективными. Если верна гипотеза, что эффективность производства повышается, то возникает дополнительная прибыль и дополнительный поток налогов. Поэтому я не понимаю паники Минфина по поводу дефицита бюджета, ведь дефицит зависит не только от того, какие у нас расходы, но и от того, какие у нас доходы. А доходы зависят от того, какая у нас экономика и какие у нее характеристики эффективности.
В наших относительно оптимистических сценариях, где мы полагаем, что экономика в этом году может даже выйти на три—пять процентов роста, с дефицитом все получше, чем у Минфина: не больше пяти процентов. А это уже принципиально другая картина.
— А вот эти три-пять процентов роста откуда возьмутся?
— Получается так: потребление домашних хозяйств, по последним сценариям Минэкономразвития, практически не падает, а у нас все-таки будет провал потребления на два—четыре процента. Зато по инвестициям Минэкономразвития прогнозирует минус 14 процентов; мы же полагаем, что они, конечно, провалятся в первом и втором квартале, но потом резко пойдут вверх и по итогам года будет плюс два-три процента. Экспорт минус два-три процента и импорт минус 17–20 процентов. При такой динамике компонентов спроса мы выходим на три—пять процентов роста ВВП.
— А что будет, если мировые цены на сырье останутся на низком уровне?
— Приведенный сценарий мы рассчитывали исходя из цены на нефть 41 доллар за баррель. Если цены будут ниже, ясно, что экономика будет расти медленнее. Но мы надеемся, что меньше не будет.
— Но ведь рост за счет импортозамещения не может быть долгосрочной тенденцией?
— Пока, по нашим расчетам, получается, что эффект импортозамещения может работать только в текущем году. А потом импорт опять начнет расти и вернется на прежнюю траекторию. Это связано с реальным курсом рубля: сейчас он провалился, а где-то к 2012 году, мы считаем, должен вернуться к докризисному состоянию. И, соответственно, вернется прежняя динамика импорта — прирост на 15 процентов в год.
— Все сценарии, которые сейчас обсуждаются, базируются на том, что структура экономики в результате кризиса не изменится. Однако возникает все больше сомнений в том, что мы сможем и дальше развиваться, опираясь только на сырьевой сектор.
— Я смотрю статистику по США за последние месяцы и вижу: половина отраслей стремительно идет вниз, а половина — стремительно вверх. Думаю, что нечто похожее происходит и у нас, хотя и в меньшей степени: внутри агрегатов отраслей наблюдается какая-то перекомбинация. По январским данным видно, что у нас больше всего упал обрабатывающий сектор. Я думаю, что это эффект паузы, когда производители ждут хоть какого-то сигнала, что спрос от государства и населения пошел вверх. Плюс это сознательная пауза, чтобы пустить в дело накопленные запасы готовой продукции.
Вероятно, соотношения между обработкой и сырьевым сектором восстановятся. Но в среднесрочном периоде — три—пять—восемь лет — сырьевые отрасли быстро расти не будут, максимум один—два процента в год. И если рост экономики возможен, то только за счет обрабатывающих отраслей, машиностроения, а также строительства.
Многие мощности у нас уже на пределе. Так что для дальнейшего роста необходимы инвестиции. Наша гипотеза состоит в том, что в перспективе должна существенно увеличиться доля накопления. Она была где-то 17–20 процентов все последние годы, и это можно было пережить, потому что у нас были резервные мощности и благодаря этому оказался возможен малокапиталоемкий рост. Сейчас наша капиталоемкость будет двигаться к мировой норме, то есть будет все время возрастать. При этом капиталоемкость в мире тоже будет постепенно расти — из-за ухудшения условий добычи сырья, экологии и так далее. Так что для того, чтобы обеспечить темпы роста экономики на уровне шести-семи процентов в год, нам нужно добиться роста нормы накопления на два-три процентных пункта ежегодно в течение ближайших пяти лет.
Я думаю, что после кризиса потребление будет расти несколько медленнее, чем ВВП, а инвестиции — гораздо быстрее. Это, в свою очередь, означает, что у нас будет меняться структура экономики: поскольку сырье будет расти медленно, понадобятся новые локомотивы роста. Таким локомотивом, я надеюсь, станет машиностроение. Потому что как-то не хочется думать, что мы весь наш новый производственный потенциал будем создавать только за счет импорта.
— Возможным локомотивом роста также считается строительство дорог и жилья.
— Безусловно, это правильно. Причем эти локомотивы нужны именно сейчас, в период кризиса. Возможно, я придерживаюсь примитивных кейнсианских воззрений, но думаю, что сейчас, конечно же, нужно и можно вкладывать государственные деньги в жилье и инфраструктуру. Вообще главным драйвером роста в обозримой перспективе в России будет обустройство и освоение территорий. Потому что главная проблема не в сырьевых отраслях, а в том, что у нас огромная неосвоенная территория. Причем в этом освоении двигаться придется на восток. У нас Дальний Восток все последние десять лет стабильно отстает по темпам промышленного развития от Центральной России. При этом Китай стабильно растет двузначными темпами. Это означает, что экономическая плотность — объем ВВП на единицу площади — на границе России с Китаем резко различается. Еще в советское время экономическая плотность у нас была выше, чем в Китае, а сейчас в четыре-пять раз ниже. Если так будет продолжаться, то разрыв еще увеличится и никакие границы уже не помогут: будет естественное проникновение из Китая капиталов, людей, и мы потеряем Дальний Восток.
Освоение территории и сдвиг на восток — это то, что заставит экономику расти. Конечно, это вещи очень капиталоемкие и дорогие, но именно поэтому они и смогут нас вытащить.
http://www.newsland.ru/News/Detail/id/341660/cat/42/
Быстрый и наименее болезненный выход из кризиса возможен лишь при радикальном изменении институтов и правил, в рамках которых действует экономика страны.
Личное участие президента Медведева в открытии завода по сжижению природного газа (СПГ), построенного в рамках проекта СРП «Сахалин-2», является символическим событием сразу в нескольких отношениях. На фоне раскручивающегося маховика экономического кризиса в стране, снижения объемов промышленного производства в строй вводится первый в России и один из крупнейших в мире заводов СПГ. В то время как алчущий глаз крупных, прежде всего т. н. «государственных» компаний, ищет общественных денег, государственной поддержки, бюджетного финансирования, демонстрируется сила частной инициативы, с нуля создается гигантский инвестиционный проект, реализуемый на частные деньги.
Более того, проект «Сахалин-2» реализовывался на деньги группы иностранных компаний в атмосфере неприязни властей к иностранным инвестициям в нефтегазовую промышленность России. Эти компании в течение многих лет несли все риски, подвергались административному давлению, прилюдному шельмованию и, несмотря ни на что, выстояли и довели дело до победного конца, принеся в Россию не только огромные средства, но и новые технологии, знания и опыт.
Заявления Медведева на Сахалине – приговор той экономической политике, которая была связана с именем Путина и уходит в прошлое по мере развития кризиса.
Именно нефтегазовый комплекс был избран в начале века преемником Ельцина в качестве предмета преимущественного интереса. Контроль над ним обеспечивал доступ к рычагам огромного финансового и политического влияния. Ради этого осуществлялся захват ЮКОСа и штамповались уголовные дела против его сотрудников, выстраивалась агрессивная «газовая дипломатия» и «возвращение государства в ТЭК» в результате искусственного возвышения государственных по форме компаний и контролирующих их денежные потоки доверенных людей бывшего президента.
В условиях шальных денег ужесточающийся политический режим позволял с легкостью отметать любую критику в свой адрес. Соглашения о разделе продукции в России исторически всегда связывались с экономической идеологией российской либерально-демократической оппозиции, а вот противодействие СРП всегда являлось почти исключительным достоянием различного рода сторонников авторитарных методов политического управления страной.
Российская модель соглашений о разделе продукции (СРП) пришлась не ко двору в условиях благоприятной экономической конъюнктуры 2000-х годов. Официальная пропаганда представляла ее уродливым искривлением «проклятых 90-х», в то время как на ее фоне становилось очевидным идейное убожество проводившейся энергетической политики с характерными для нее самоуправством чиновников, давлением силовых ведомств на бизнес, неуважением к условиям подписанных контрактов, отсутствием гибкой системы налогообложения. И
чем больший спрос предъявлялся на углеводороды, чем быстрее росли на них цены, тем легче оказалось замалчивать достоинства режима раздела продукции и контрактов, заключенных на этих условиях, распространять искаженную картину о СРП.
Но тут грянул кризис, и мифы начали лопаться, как мыльные пузыри.
К этому моменту в России сохранились в виде «заявки на будущее» только три СРП, на условиях которых реализуются крупные нефтегазовые проекты «Сахалин-1», «Сахалин-2» и Харьягинское месторождение в Ненецком автономном округе.
Каковы же, по словам Медведева, результаты работы на сегодняшний день в рамках самого крупного из сохранившихся проектов – «Сахалина-2»? Оказывается, создано «одно из самых передовых и самых современных видов производств, которое отвечает самым высоким стандартам», имеющее «стратегическое значение… для нашей страны». При этом президенту захотелось «поблагодарить руководителей компаний «Шелл», «Мицуи», «Мицубиси» и «Газпрома» за совместную работу, а также, конечно, оператора проекта компанию «Сахалин энерджи» за то чёткое взаимодействие, которое было обеспечено на протяжении этой фазы реализации проекта».
По словам президента, «продукция завода законтрактована уже на десятилетия вперёд… это, вне всякого сомнения, укрепляет позиции России как крупнейшего участника энергетического рынка, и не буду скрывать – мы этим очень довольны». При этом проект СРП «Сахалин-2» оказал позитивное влияние и на социально-экономическую обстановку в стране, т. к. «в период пиковой нагрузки здесь работало до 25 тысяч человек… очень большой, дружный международный коллектив, который создал этот уникальный проект». Да и вообще, «крупные энергетические проекты в России закладывают основу экономического роста». Можно только догадываться, насколько более прочной оказалась бы «основа экономического роста», если бы реализуемых в России соглашений о разделе продукции было в несколько раз больше. Если бы они касались не только крупных проектов, но и послужили, как планировалось 15 лет назад, моделью отношений между государством и инвесторами при разработке небольших, часто бросовых месторождений.
Если бы они использовались не только для добычи углеводородов. Если бы экономические власти, наконец, перешли бы от слов о поддержке отечественного производителя к делу да подготовили бы программы по стимулированию российских предприятий – потенциальных подрядчиков проектов на условиях СРП.
Дорога к рациональной экономической политике, применению СРП, основанному на рентном, следовательно, индивидуальном подходе к разработке месторождений в нашей стране, не закрыта и сегодня. Тем более в условиях очевидного успеха СРП и столь же очевидного кризиса действующей налоговой модели «НДПИ + экспортная пошлина». В последнем убеждают как буксующие проекты (например, разработка Штокмановского месторождения), так и мучительный поиск моделей, пытающихся имитировать СРП, т. е. добиться положения, при котором подход оставался бы прежним, а результаты вдруг стали такими же, как и при использовании СРП.
Между тем, применение моделей отношений между государством и частным капиталом, касающихся использования общественной собственности и основанных на договорах (к ним, кстати, помимо СРП относятся и популярные ныне концессионные соглашения – основа государственно-частных партнерств), будет тем более успешным, чем больший прогресс будет достигнут в уважении прав частной собственности.
Речь, следовательно, идет о постепенном демонтаже инструментов управления страной, возникших после краха коммунистического государства. И чем быстрее и глубже существующее сегодня государственное устройство будет эволюционировать, принимая элементы работоспособной российской модели либерально-демократического государства, тем большие гарантии могут быть предоставлены частной собственности. Такой подход, во всяком случае, предполагает освобождение от т. н. «государственных компаний», в которых непонятно, где начинается общественный интерес и заканчивается частный.
Применение инструментов экономической политики, с успехом опробованных в рамках всего лишь двух проектов на Сахалине, возможно повсюду, где общество сталкивается с задачей использования индивидуальных по своей отдаче ресурсов: подобные государственно-частные партнерства могут принести огромный социально-экономический эффект в сельском хозяйстве, при модернизации дорожной инфраструктуры, в сфере жилищно-коммунального хозяйства.
Все сегодняшние спазматические попытки любой ценой остановить разрастающийся экономический кризис, стимулировать экономический рост предпринимаются на основе политических и экономических институтов, уже показавших слабую эффективность в 90-е годы.
Если что и изменилось за годы экспортного изобилия, так это лишь то, что все эти институты стали только слабее в силу общей деградации политической системы и подавления частной экономической мотивации.
Более быстрый и менее болезненный выход из кризиса возможен только при кардинальном изменении институтов, в рамках которых существует сегодня российская экономика.
Проект СРП «Сахалин-2» – это послание президенту Медведеву из начала 90-х годов, в которых, конечно, было всякое, но в том числе и труд большого числа людей как на Сахалине, так и в Москве, веривших в то, что в нашей стране возможно создание либеральной демократии, экономический рост, проекты, созданные на высочайшем мировом уровне…
Волею судьбы, а точнее благодаря ежедневным усилиям людей на протяжении последних 15 лет, сегодня на Сахалине президент Медведев смог убедиться в том, какой отличный результат может быть достигнут при сочетании частного интереса, рациональной экономической модели и либерально-демократического по своей сути подхода.
Другое дело, смогут ли власти за этим частным сахалинским успехом разглядеть собственные ошибки последних лет и пересмотреть проводимую в стране экономическую политику.
Автор Алексей Мельников
http://www.newsland.ru/News/Detail/id/342402/cat/42/
Россия не переживет нынешний кризис без решительного изменения экономической модели, и основой перемен должна стать переориентация на рублевые источники финансирования и внутренний рынок сбыта, заявил российский миллиардер Олег Дерипаска.
Кризис лишил Дерипаску первого места в списке российских богачей, а его обширная бизнес-империя сейчас договаривается о самой масштабной в новейшей истории российского бизнеса реструктуризации долгов.
Дерипаска уверен, что пересидеть кризис и вернуться к прежней модели развития уже не получится.
«Единственный шанс выйти из кризиса - начать удовлетворять внутренний спрос эффективно»
Добавить: «Мы должны меняться, кризис же в мозгах», - сказал Дерипаска.
«Мы привыкли к простой и достаточно банальной схеме решения проблем: нужны деньги - занимаем на Западе, хотим заработать - идем в сырьевой сектор, что-то нужно решить быстро - привозим по импорту, приходит иностранная компания, быстро все делает. Эта модель уже не работает».
Дерипаска уверен, что России пора слезать с импортной иглы, замещать привозные товары отечественными, а зарубежные источники финансирования - внутренними, в национальной валюте.
«Основной результат этого кризиса в том, что нужно менять модель и смену источников для развития. Если раньше такими источниками были внешние заимствования плюс прибыль, которая возникает при реализации наших ресурсов, теперь можно смело сказать, что следующие семь лет об этих источниках можно забыть. Соответственно, единственным источником является внутренний рынок и спрос», - сказал Дерипаска.
Миллиардер привел в пример более чем десятикратный рост импорта за последнее десятилетие до 270 млрд долларов в прошлом году.
«Это тот потенциал, который мы отдали и не приложили достаточно усилий для того, чтобы его удовлетворить, - сказал он. - Единственный шанс выйти из кризиса - начать удовлетворять внутренний спрос эффективно», сообщает Reuters.
Также Дерипаска заявил, что воздерживается от прямых советов властям, но прозрачно намекнул на необходимость ослабления денежно- кредитной политики и наполнения экономики дешевыми и длинными рублевыми ресурсами.
«Надо думать, как сделать рубль более надежным источником для инвестиций, а не только инструментом для удобной конвертации, ведь на ближайшие семь лет основным источником прибыли для нас всех будет внутренний рынок. Его наличие (рубля), стоимость и срочность - вот основные критерии», - сказал Дерипаска.
«Очень расстраивает, что мы сейчас рубль превращаем в механизм перевода выручки в валюту», - добавил он.
ЦБ в последнее время лишь поднимает ставки в попытке снизить давление на национальную валюту на фоне девальвации рубля и обуздать инфляционные ожидания. Дерипаска не склонен переоценивать риски для ценовой стабильности, поскольку считает их структурными, а не монетарными.
«Инфляция у нас не из-за того, что предложения (товаров) недостаточно, а из-за того, что возникает огромный объем издержек на пути товара к потребителю, просто спрос удовлетворяется неэффективным образом во многих местах», - сказал он.
«Нельзя упираться в курс как основной результат кредитно- денежной политики... Для нас важнее рубль и его надежность. И его ценность не может определяться в настоящий момент только лишь соотношением между рублем и долларом между рублем и евро. Сегодняшняя ситуация может фундаментально подорвать и стоимость этих валют (доллара и евро). Поэтому еще не известно, какой эффект будет от антикризисных мер, принятых в Америке и Европе».
Кризис лишил Дерипаску опорного банка его бизнес-империи. Теперь он невысокого мнения о частных банках в России и рассчитывает, что государство возьмет на себя функцию наполнения экономики длинными рублевыми ресурсами через госбанки.
«Нужно привести в порядок банковскую систему, которой катастрофически не хватает капитала. Нет его в частном секторе - надо делать государственные банки», - сказал он.
«Если сейчас посмотреть, кредитуют экономику только госбанки - ВТБ, ВЭБ и Россельхозбанк. Не хватает капитала - значит, нужно его дать. Но дать его банкам, которые хотят ограбить своего клиента, с кем он зарабатывал последние восемь лет, - это неправильно», - сказал Дерипаска.
Дмитрий Петровский, экономист:
Все, о чем говорит Дерипаска, - это очень правильно, но лучше бы ему было выступить с предостережениями и прогнозами где-то год назад: тогда его, скорее всего, услышали бы. Сейчас же – если исходить из того, что в России прав тот, кто не упал – слова Дерипаски воспримутся теми, кому они адресованы, исключительно как крик о помощи. Причем, я подозреваю, что никто миллиардера не спасет. У Дерипаски, как, впрочем, и у любого крупного предпринимателя, достаточно врагов и в бизнес-среде, и во властных коридорах, и в среде «силовиков». И я бы искренне не понял всех этих людей, если бы именно сейчас они бы не попытались Дерипаску добить: он сам в свое время добивать не гнушался. Так что все его выступления – это, конечно, попытка – довольно неуклюжая – выйти в пространство каких-то общих смыслов. Там все занято Кудриными, там нет места для Дерипаски.