ГЛАВНАЯ

ДНЕВНИК ПОЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ

ДНЕВНИК ЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ

ДНЕВНИК ФИЛ. КОММЕНТАРИЕВ

МОЙ БЛОГ В ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ

 

  Письмо  моего  оппонента  от   4  апреля  2008  года.  Часть  вторая:  «ТИПЫ РЕФЛЕКСИИ И ТИПЫ "ПОНЯТИЙ»( продолжение)

Характеризуя  особенности  собственно   философских  понятий(  категорий)  МО   выделяет прежде   всего    их принципиальную   индефинитивность : в  приложении  к   философской   категории

«невозможно логически-корректно сформулировать дефиницию - определение, в дефиниенс которого не входил бы дефиниендум: при подобных попытках всегда фактически получается idem per idem . Ибо, к примеру, сказать, что "материя есть объективная реальность, данная в ощущениях", значит уже использовать категорию "материя" и через категорию "реальность", и через категорию "объективность", и через категорию "ощущение", в "дефиниции" которых она сама входит. При любом суждении о "материи", "сознании", "форме", "сущности" и т. д. каждая из них уже неявно используется, и лишь вся система категорий во всех их взаимосвязях является "определением" каждой из них. Поэтому: "материя есть всё", "сущее есть всё" и т. д. - но и обратно "всё есть материя", "всё есть сущее" и т. д. Логическая же форма "самих по себе" категорий в этом плане сводится к до-логической "тавто-логичности" (но в данном случае - не простейшей, а избыточной) мысли как понятия и понятия как мысли: предметно-экспрессивно-смысловое значение категорий в каждом их этих моментов автореферентно - "сущее есть сущее", "бытие есть бытие" и т. д. В этом кроется изначальная парадоксальность подлинно философского дискурса: из сугубо "бессодержательных" ("тавтологичных") понятий-категорий каким-то образом возникает сугубо содержательное понятийно-категориальное целое». 

  Смею  утверждать,  что   это  -  глубочайшее  заблуждение.  Во-первых  -  можно,  во – вторых,    такую  же  ущербность  можно  найти  и  у  понятий  других  уровней.    И   из  этого   бермудского  треугольника  ( дефиниция - дефиниенс – дефиниендум)   вырваться   все-таки  можно.  Для  этого  опять-таки   начать надо  с  постулатов: принять  несколько  понятий  в  качестве  базовых  и через  этот  базис  определить все остальные.   Если    не  будут определяться,   значит  надо   менять  базис(  расширять  его  или   производить  в  нем  замены ).

  Что же  касается  автореферентности,  тавтологичности,  бессодержательности….  То все  это -  следствие   высокого  уровня   отвлеченности    философских  понятий  (  или  уровня      избыточности,    из   идущего  далее  у  МО  абзаца  как  раз   и  следует,  что  два  этих  понятия  можно  рассматривать  как   синонимы  )  -  они  потому  и  предстают   бессодержательными,  что  слишком  уж  много  содержания(   в   снятом   виде)      находится   в  них.   И  указание  на  то,   что  в    принципе     систему   философских  понятий  можно  построить (  то есть  определить  их  набор   через  базовые  понятия  )  на  разных  базисах  - на  разной  пять-таки    системе  постулатов.  

«Аналогичная "избыточность" наличествует и в случае иных типов "вторичной" рефлексии, но там она локализуется относительно самого мыслящего "я". Ведь "мыслить нечто", будь то "естественным" или "научным" способом, также означает "я мыслю нечто", сопровождаемое "я знаю, что мыслю" (а не ощущаю, не вижу воочию и т. д.), "я знаю, что мыслю нечто" (т. е. именно это нечто, а не иное) и "я знаю что мыслю я" (а не кто-то другой). То есть, "я" всегда "предваряет" и "сопровождает" любой мыслительный акт - в том числе и "я" как "источник понятий", в которых мыслительный акт совершается. Но в "обыденном" мышлении, при учете на-личия подобного "предваряющего сопровождения", приоритетна преимущественно мысль именно о мыслимом нечто "как таковом" (о самом себе человек при этом как бы и вовсе не мыслит, как и о том, что для думания о чем-то надо хотя бы "иметь понятие", о чем думаешь - тут это "само собой разумеется"); "научное" мышление от-личает и элиминирует таковую "избыточность я" в мыслительном процессе об "объективных законах природы", термины для размышления над которыми суть изначальное "есть" или "даны". Поэтому "естественные" или "научные" понятия хотя и продолжают оставаться "избыточными" - и при неакцентированности на-личия, и при от-влечении от мыслящего "я" - но не в своих непосредственных предметных значениях.»

  Понятно,  что    для   МО,  для  выбранной  им   философической   идеологии (  методологический  приоритет  понятия  «мысль» перед  понятием  «понятие»)   такая   определенность(  какой-то  там  базис  и   логически  строгое  определение    других понятий   на  его  основе  )  убийственна -   она жестко   блокирует  доступ  к мутной    воде  вольных  импровизаций  и   бесконечных  долбёжок  на   базе автореферентности-  тавтологичности.   Тут  уж   не    порезвишься   с  бреденьком интеррогативности…

«В силу таковой "избыточности" каждая категория принципиально интеррогативна, "вопросительна", вводится, первоначально входит в философское рассуждение и пребывает в нем не "декларативным" (утвердительным), не "императивным" (повелительным) и не "волюнтативным" (желательным), а "интеррогативным" (вопросительным) образом (пусть и осуществляется это, как правило, неявно).»

  Эта   вопросительность   является  вовсе  не  специфическим  качеством     философских   категорий,  а  следствием  того,  что    они ,  скажем,  только  названы,  но  не  сведены   в  систему  -  не  определены   через   базис.  

Конечно  же,  все    сказанное   не     следует     понимать  как  отказ от  неопределенности  ( или  вопросительности)   в  системе   понятий.  Эта  система,  естественно,  должна    быть открытой.  Она  может  быть  переопределена   через    реконструкцию   базиса.  Она  всегда  содержит,  выразимся  так,   понятия-входа,  через  которые  и подпитывается     из   систем     третьего  уровня (научных)  -  настраивается  на  них. 

  Собственно,  когда   МО   рассуждает   далее   о функции  "сведения к предельному основанию",  присущей   научной  рефлексии   и, особенно,     рефлексии философской (

«Еще более подобный тип "вопрошания" присущ философской рефлексии, и именно ей. И не только в сравнительно внешнем смысле, что и вообще, говоря словами Гегеля, "ответ на вопросы, которые оставляет без ответа философия, заключается в том, что они должны быть иначе поставлены". Здесь сама интеррогативность изначально не только гносеологична, но и онтологична: "под вопрос" исходно ставится собственно "предметность" философских категорий - но лишь потому, что таковая специфическая "подвопросность" и есть, собственно, их "предметность". Это не значит, что вопросом является, "предметны" философские категории или "беспредметны" - это означает, что интеррогативна сама их "предметность", которой они обладают» ), 

он   и  говорит,  по-  существу,   об  этой  открытости.  И  Гегель   в    ссылке    МО -  о  том  же. 

 Другое  дело,  что  у  моего  оппонента  открытость отождествляется  с  неопределенностью.   Именно  отсюда эта  наркотическая  приверженность   к   вопрошанию  и к  презумпции   понятия « мысль»   перед  понятием  «понятие» .   И  мистический   какой-то  страх   перед  постулатами….

«…. Любые философские "основоположения" всегда представляют собой не "аксиомы" и не "постулаты", а интеррогативы (так или иначе сводящиеся к "ли-вопросам": "верно ли, что..?", "есть ли..?" и т. п.) - даже когда субъективно они и декларируются, как истина в последней инстанции. Соответственно, если математическое рассуждение (явно или неявно) начинается с постулирование "дано...", а физическое - с констатации "есть..." (при последующем перечне того, что "дано" или "есть" и лишь затем - формулировании подлежащего исследованию вопроса), то собственно философское, категориальное рассуждение - с вопрошания "есть ли?" (то, что "дано", что "есть", и что тут есть само это "есть" , непременно связанное с "что" через "как есть?", и т. д.) применительно к любому "начальному" для данного рассуждения положению.»

  Хотя,  если  разобраться,   страх  этот  перед определенностью   в  философии  и   тяга   к       студенистости    перманентного   вопрошания   очень  даже земная   и  понятная. В  ней выражается  то  обстоятельство(  после  Гегеля    оно  для  отдельных  избранных ,  Гуссерля,  например,    и  предстало с  очевидностью ),  что     уровень  развития  естественных  и  социальных общений     сделал   практически     невозможными  индивидуальные  философские  обобщения.  В  том  смысле ,  что требовал  от  философа    специальных     естественно-научных    и  социальных знаний   на  высокопрофессиональном   уровне.  Философ     был   обречен  превратиться     в  главу  некоторого    творческого  коллектива,  состоящего  из  ведущих  специалистов  в  области  физики,  химии ,  биологии, социальных  наук,  но  не  «индуктивных  ослов»,  а  с  ярко выраженной   способностью  к   дедукции.  …   Я   допускаю,  что  именно  с  этим  связан столь  сильный  интерес   гениального  Гуссерля   к  роли индивидуального   познания  в  познании  вообще. ..

Но  Гуссерль  открыл  ящик   Пандоры  и  выпустил  на  волю   вечно вопрошающих ,  заглатывающих   себя  с хвоста…       На  этой   идеологии  (  идеологии перманентного вопрошания )  индивидуальные  философские      обобщения   и   жируют   уже  второй   век…  И  их  адепты   будут   насмерть биться    с  постулатами  и  прочей   определенностью.   И  будут  демонстрировать    умопомрачительную  гибкость  позвоночника:

«…В  отличие от аналогичной формы "ли-вопросов" обыденной (естественной) и научной рефлексии, предполагающей два взаимоисключающих друг друга варианта ответа (либо "да", либо "нет"), а сам ответ - как выбор одного из этих вариантов, тип философской рефлексии изначально предполагает тернарность: "да", "нет", "и да, и нет" (или, что то же, "ни да, ни нет") - причем, не как альтернативы, из которых необходимо выбирать что-то одно, тем самым лишь учитывая и другое, а как раз-личенные моменты одного и того же "ответа" ("kata-phasis", "apo-phasis" и единство "катафатического" и "апофатического"). Поэтому и сам "ответ" следует по тернарной логике - тетически, анти-тетически и син-тетически, - но исходно всегда "предваряется" эро-тетически.»

  Казалось  бы,  здесь  можно   было  бы    и  остановиться,  поскольку   тернарность     стирает  грань  между  определенностью  и неопределенностью полностью,  и  уже  ничто   теперь    не  мешает     разгулу  философической  вольницы.

Но   мой   оппонент   на  этом  не  останавливается  и    отчаянно  продолжает  раздвигать   и  опрокидывать  горизонты.  Теперь  уже  с   использованием  этимологических   технологий.

  Лично  я  к   подобным  технологиям  отношусь  с  большим предубеждением. Нет  слов,  они     чрезвычайно   интересны   и  полезны   в определенных  конкретных   исследованиях    из  области   формирования   и  развития    языка.  Но,  к  сожалению,   они  слишком  уж   часто  используются  в  качестве эрзац-глубокомыслия.     Можно,  например, выстраивать  мысль,  отыскивая  неочевидные   пока  связи  понятий(  мысль собственно  к  этому  и сводится -  к  воспроизводству  уже  установленной   связи , или,  к  генерированию  новой ).  А   можно   погружаться  в  историю   понятий   в  тайной  надежде,  что  этот  этимологический   вояж  вдруг  сблизит  и  свяжет  какие-то  понятия неожиданным  образом…

  Понаблюдаем за  этимологическими  диффузиями  моего  оппонента.

  Зафиксировав    интеррогативность  философских  категорий,  он   делает  вывод   об их  «сущностной "непредикабельности»»: «быть "универсальными предикатами" логических суждений - отнюдь не основополагающий, а скорее "соположенный", способ их пребывания в качестве именно категорий».

  И  поэтому «Гегель ...был не совсем точен, когда писал, что "категория, согласно этимологии этого слова и согласно дефиниции, данной Аристотелем, есть то, что говорится, утверждается о сущем", и потому категории, "как логические определения, суть вообще предикаты всего".»

   И  далее:

«Действительно, греческое слово "kategoria" - от "kategorikos", "утверждающий", и действительно, любая категория может быть (и должна быть) "сказываемой". Но при этом изначально "категории", по Аристотелю, сами относятся к категории "сказанного без какой-либо связи", к тому, что "само по себе не содержит никакого утверждения" ("Категории"). То есть, это своего рода "утверждения, не содержащие никакого утверждения", если взять в буквально-этимологическом понимании, на которое и ссылался Гегель. И здесь не просто словесный парадокс, а указание на то, что философские категории суть "утверждения" реальной "утвержденности" всего, о чем только может быть сказано и что может быть сказано о чем-то, в том или ином роде сущего, и наоборот - роды сущего, в которых "утверждено" то, относительно чего есть "сказывание" , и которые реально "утверждают" эту сказываемую "утвержденность". Они суть то, для обозначения и выражения чего достаточно просто подобающей "сказанности", а не "сказанного в какой-либо связи" субъекта и предиката, не утверждения или отрицания в каком бы то ни было суждении.

Отсюда следует, что предметные значения философских категорий суть категории вещей как самостоятельные вещи. То есть, не просто категории вещей как результат некоторого универсального рубрицирования ("сущие", "самотождественные", "материальные", "идеальные" и т. д.), а именно сама их та или иная "категориальность", "рубрицированность", взятая как самостоятельная "вещь" ("сущее", "самотождественность" и т. д.). И если в рамках научного типа рефлексии посредством акта идеализации реальность "обрабатывается" в такую предметность, каковой являются идеальные объекты, становящиеся предметными значениями научных понятий-терминов, то в рефлексии философской собственная предметность достигается посредством акта гипостазирования,  как раз и переводящего "категориальность" (принадлежность вещи к тому или иному разряду) в статус самостоятельной "вещности", а сами категории эмпирически-реальных вещей - в категорию "отдельных" сущностей. Причем, процесс этот, в принципе, тоже беспределен, хотя в каждую эпоху здесь и формулируются свои ограничительные принципы, вроде "бритвы Оккама"

       О  чем  идет  речь   в  этой  выдержке, изрядно  перенакаченной  мерцающими  смыслами   и  ускользающими   за  горизонт    резонами?  Это  становится  ясным   лишь  в  четвертой    четверти  цитаты,  когда  произносится  слово «гипостазирование» - так  называют   наделение самостоятельным бытием какого-либо отвлеченного понятия.  Причем   утверждается,  а  точнее  предельно  мутно  обосновывается  в  первых   трех  четвертях,   что  гипостазирование   это  есть особый  качественный   признак   философской  рефлексии,  и  как  результат  -  появление   философских  категорий. 

Это, конечно же, заблуждение,  а  точнее -  умышленное  введение  в  заблуждение…   Я  утверждаю , что гипостазирование  является    естественным  спутником  формирования   любых  отвлеченных  понятий и  речь  следует  вести  лишь о  различных  типах  гипостазирования.  Когда  я,  скажем,  осмотрев  в своем  саду  деревья, выделяю  среди  них  группу  по  каким-либо  признакам  и называю  эту  группу «груша»,  то    в  определенном  смысле,  в  определенных  пределах  (  в  пределах  моего   сада  )   я   наделю  это  понятие  самостоятельным   бытием.   Ясно  ,  что  в  этих  пределах  самостоятельность  бытия  легко   раскрывается  как   иллюзорная.  Но    при  формировании  научных  понятий  (   третий  уровень  абстрагирования )   эта  иллюзорность  не  столь   очевидна ,  и уж   совсем надежно  защищенными  от   подобного скепсиса   становятся  отвлеченные  понятия на  высшем  уровне  абстрагирования  -  в  философском  мышлении,  где  гипостазирование  вдруг  оказывается   совершенно   естественным - истинным.

  Отмечу  и еще  одну   характеристику  философских  категорий,  которую   МО   выделяет   как   бы   походя  и  без   четкой  связи  с  основным  своим  изложением  ( но    определенно в  связи  со  своими   блужданиями  в   этимологических    чащобах).

 «..К сути философских категорий, как понятий особого рода, относится амбивалентность, "самопротивоположная двойственность" их предметно-экспрессивно-смыслового значения: и в плане "предметности", и в плане "экспрессивности", и в плане собственно "смысла".

Данный аспект, кстати, который специально, целенаправленно элиминируется в научной терминологии ради достижения требуемой здесь однозначности, играет существенную роль и в обыденном естественном языке, где (посредством этимологии, "внутренней формы" и т. д.) в одном и тем же слове нередко фиксируются и сохраняются значения диаметрально противоположные. Именно эту особенность при любой возможности старается использовать философский дискурс, реализуемый на национальных языках, когда появляется возможность и необходимость вводить новые категории в дополнение к "традиционным", выступающим в латинской или греческой "транскрипции"…

Каждая философская категория, как "слово", с лингвистической точки зрения есть "двое-словие" (dia-lektike). Поэтому, строго говоря, "материя и форма", "сущность и явление", "потенциальность и актуальность" (как и любые другие соответствующие "пары") - это вовсе не "две категории", а одна, где оба противоположных "полюса" суть лишь моменты единого целого.»

   Что   касается   третьего   абзаца   этой   цитаты,  то  она  типичный    пример того отлова глубокого  смысла  с  помощью   этимологических  подныриваний,  о  котором  я  писал  выше.   Выделенная же  моим  оппонентом  тяга   философских  категорий к  амбивалентному   поведению   действительно  интересна  и ,  как  представляется,  напрямую  связана с    высоким  уровнем абстрагирования.   В    философской  категории в снятом  виде    отражены   такие  объемы   реальности,   что  она  при  ее   использовании  не  может   не   мерцать  -  не  искриться явленными в  ней, но  стреноженными научной   рефлексией  смыслами.   Задавленная  наукой   свобода   бытового мышления  аукается  таким   образом  в  мышлении  философском.

   Кстати,    булонцы , их  разноплеменные   адепты,  в   числе  которых   и  мой  оппонент,  если  что  и  сделали,  то  прогрызли  в познании что-то вроде Панамского  канала  -  соединили  океан   бытового   мышления  с  океаном   высокого  отвлеченного  мышления.   И  наподобие     челноков  шустренько  перемещаются      по этому каналу -  туда-сюда,  туда-сюда…

    Не могу  не отметить (в   связи с темой  гипостазирования),   что   МО в   oотдельные   моменты  оказывается  буквально в одном шаге  от расширенного токования    этого   изысканного  понятия:

«… предметность категории, как понятия, состоит не в том, что она "отражает" реальные категории вещей, те или иные их разряды - предметность категории есть та или иная категория вещей, сама гипостазированно взятая как некая "отдельная вещь". Поэтому есть категория "бытие", которая предметно оперирует бытием, нак некоей "вещью" - но самого такого "бытия-вещи", как чего-то наличествующего наряду с другими конкретными вещами, нет. Однако, это вовсе не значит, что вообще нет самого реального бытия, а существует лишь соответствующее словесное обозначение. Философским гипостазированием предметность отнюдь не элиминируется, а лишь обретает особый статус предметности, соответствующий не абстрактной, а конкретной всеобщности.»

 Появление  прилагательного  при  гипостазировании  очень  обнадеживает.   Небольшое  усилие  над  собой    и  из- под  его руки    вполне   может выскользнуть  и такая  фраза:

«Физическим гипостазированием предметность отнюдь не элиминируется, а лишь обретает особый статус предметности, соответствующий не абстрактной, а конкретной  - физической - всеобщности.»

  Рассуждения о типах рефлексий  и типах понятий мой  оппонент завершает выводом, который я  уже  приводил в начале своего предыдущего комментария.

«…Обыденные слова-понятия, научные понятия-термины, философские категории (равно как и словесные художественные образы, вербальные идеологические концепты, моральные императивы, политические доктрины, юридические "преамбулы" да "санкции" или религиозные "urbi et orbi") сущностно отличаются друг от друга вовсе не по степени общности и не по уровню абстрактности (во всех этих случаях есть свой полный набор степеней да уровней), а по типу общности, по типу абстрактности, по типу модальности и т. д. - словом, по типу той рефлексии, которая в каждой особой сфере дискурсивного мышления применяется и должна применяться, дабы оставаться именно в этой сфере и адекватно со-ответствовать ей. Соответственно, любые понятия (суждения, гипотезы, концепции, модели, теории и т. д.) являются обыденными, научными, философскими и т. п. не столько по вторичным признакам предметной отнесенности, смысловой отвлеченности или вербальной оформленности (все это может быть очень даже сходным), сколько в зависимости от того, какой тип рефлексии в себя исходно "вписывают" и в какой тип рефлексии сами "вписываются" в конечном исходе.

При этом последним вовсе не обязательно, словно лестничным ступеням, выстраиваться "снизу вверх" для прогрессивного "восхождения мысли" - вполне достаточно, что они просто "". Например, "информация" как обыденное "сообщение данных", как научное "сообщение упорядоченности" и как философское "сообщение формы" - это не "три уровня" одного и того же понятия, взятые по мере "возрастания общности и существенности", по степени "отвлеченности" и "концептности". Интенционально это три различных способа понятийной мысли об одном и том же реальном "объекте", где естественное понятие (взятое в обыденной сфере на своем предельном уровне существенности и всеобщности) отнюдь не "ниже" научного термина, а философская категория отнюдь не "выше" их обоих.»

Но  по   существу  это  не вывод, а исходная посылка – некие первые принципы, или постулаты, положенные в основу. Я думаю, мне удалось в двух комментариях к этой главке показать, что подобные  первые принципы открывают рефлексирующему, философски  настроенному  субъекту исключительные возможности  для особо тяжких  импровизаций , для бесконечных  просто- параллельных  хождений    в отвлеченные  суждения .   

Надеюсь, вы почувствовали  сладость этого перехода от нудной иерархичности  и    понятийной  дисциплины, которые сопряжены со « степенью общности    понятия»,  к  пленительной легкости операций  с  «типом общности    понятия». Степень  общности формируется коллективным  познанием -  тип  общности можно вполне произвольно  задать. В этом –то  все и  дело…

    МО приводит  предостережение Маркса:  «существуют рефлектирующие индивиды, полагающие, что в рефлексии и посредством нее они возвысились надо всем, тогда как в действительности они никогда не возвышаются над рефлексией".Но, увы, не  замечает, что  сам-то   он,      плодя   бесконечную в общем-то череду типов рефлексии(  чем  не тип, скажем, милицейская рефлексия), постепенно  и  безнадежно  увязает в   этой бесконечности…

  

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ  АДМИНИСТРАТОРУ                САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков