| ЧИСЛО ПОСЕЩЕНИЙ |
|
ПОИСК ПО САЙТУ |
| НАПИСАТЬ АДМИНИСТРАТОРУ
|
©ВалерийСуриков |
|
С А Й Т В А
Л Е Р И Я С У Р И К О В А "П О Д М У З Ы К У В И В А Л Ь Д И" ЛИТЕРАТУРА , ФИЛОСОФИЯ, ПОЛИТИКА Новое должно обновлять, но не господствовать. |
| ГЛАВНАЯ |
| ДНЕВНИК ПОЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ |
| ДНЕВНИК ЛИТ. КОММЕНТАРИЕВ |
| ДНЕВНИК ФИЛ. КОММЕНТАРИЕВ |
| МОЙ БЛОГ В ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ |
Новое должно обновлять, но не господствовать.
Я с большим удовольствием читаю работы Ирины Бенционовны Роднянской. В частности и потому, что с ней чрезвычайно интересно не соглашаться. Она порой в своих рассуждениях как будто специально подводит тебя к некоторой точке, где какое-нибудь, скажем, противоречие обострено максимально…. Подводит и останавливается: « А дальше иди, дорогой, сам, если можешь…»
Вот на двух ее работах последнего времени, подведших меня к подобной точке, я и хочу остановиться.
1.
Первая работа, как это уже видно из ее названия«Свободе искусства требуется присутствие Бога и Добра»( http://www.gazetaprotestant.ru/index.php/creative_force/12296), посвящена теме « искусство и христианство». И основополагающая идея этой темы, судя по всему, может быть сведена к следующему положению: «вера и художественное творчество — не губят друг друга при условии известного обособления». Конфликты, по мнению И. Б. Роднянской, начинаются там, где данное«условие не доосознается и людьми Церкви, и людьми искусства»
Это положения И.Б. Роднянская никак не обосновывает. Оно подается, видимо, как вывод, следующий из многовековой практики сосуществования Церкви и искусства. Подкрепляется же этот вывод ссылкой на авторитет Сергея Булгакова: искусство “должно быть свободно и от религии (конечно, это не значит — от Бога) и от этики (хотя и не от Добра)”.
Присутствует у И.Б. Роднянской и ссылка на Жака Маритена: “...по природе своей Искусство и Мораль (имеется в виду религиозная мораль. — И. Р.) образуют два автономных мира, не имеющих по отношению друг к другу непосредственной и внутренней субординации”.
Что прежде всего настораживает в предложенной модели координации искусства и религии, так это появление в этическом некой особой зоны под названием «религиозная мораль».
Если речь здесь идет, например, о корпоративной морали служителей культа и влиянии этой морали на паству, то это -такая же жестко привязанная к конкретному времени частность как, скажем, корпоративная мораль работников ТВ… И как у всякой частности, у нее весьма и весьма необязательные отношения с искусством. Она может представлять интерес, скажем, для социолога. На нее может, конечно, упасть взор и художника, вознамерившегося исследовать это явление в образах...
Если же речь идет о религиозной основе нравственного, то выделение какой-то части в этой основе представляется процедурой крайне непоследовательной, поскольку религиозное - сама суть нравственного.
Для европейской цивилизации это - христианство в его евангельском изводе, это - Нагорная проповедь Иисуса из Назарета… С которой, собственно, и началось формирование из человека разумного, но всего лишь законопослушного - человека нравственного, послушного своим собственным - внутренним -ограничениям.
Очевидно и еще одно напряженное место в суждении И.Б. Роднянской: религиозная мораль в нравственном выделена, но при этом не разделено то, что разделить следовало бы безусловно. Я имею в виду нравственное в художественном произведении, то есть в той художественной модели общества( или его среза), которую конструирует автор, и нравственные установки самого художника.
2.
Разделив это и оставив второе для какой-нибудь иной, специальной, публикации, остановимся на нравственном в художественном произведении, а значит, на нравственном как таковом - как признаке человека, делающего шаг от незатейливого человека разумного с его по преимуществу внешними ограничениями…
И здесь мы с необходимостью приходим к представлению об едином трехмерном пространстве, в котором выстраивается любое художественное произведение - информационно-этико-эстетическом пространстве.
В нем существует для человека мир, в нем же художник моделирует этот мир. Да, он в праве облегчить свою задачу и ограничиться любой из трех возможных проекций этого мира: этико-эстетической, информационно-эстетической, информационно-этической. Да, никто и ничто не помешает ему сконцентрировать свои творческие усилия на любом из двух направлений каждой из проекций. Но двигаясь подобным образом, он будет неизбежно редуцировать мир до тех или иных (информационных, эстетических, этических ) своих представлений о мире. Усложняя же свою задачу и возвращаясь к плоскости¸ а затем к объему, он будет восходить от представлений сугубо индивидуальных, к общим, а может быть и всеобщим.
У меня есть небольшая заметка(написана еще в 2003 году ) - «Литература (искусство) как тензор второго ранга,»- http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2005/Tenzor.htm, где сделана попытка привлечь внимание к этой особенности высоко художественного произведения. Дикое название заметки не должно пугать - что такое тензор там объяснено на пальцах - на уровне старшей группы детского садика. Заметка, повторяю коротенькая, и ее вполне можно попытаться прочитать. Ее даже необходимо прочитать, чтобы, если не согласиться, то хотя бы допустить для начала, что в той задаче, о которой ведет речь И.Б. Роднянская и которую она считает, кажется, главнейшей для художника- « уравновесить духовные обязательства верующего художника автономными началами свободного искусства» - содержится определенная неточность… Из числа тех, что связаны не с недостатком знаний, не с нарушением логики суждений, а исключительно с некоторой начальной установкой.
Допусти трхмерность художественного произведения (имманентную, сущностную ), и задача уравновешивания снимается - вытесняется другой, куда более важной. На этом направлении значительно проще искать ответ и на вопрос, который для сегодняшнего человека оттеснил задачу уравновешивания: «как посреди валов самоновейшей цивилизации обрести или не растерять эти обязательства, структурирующие человеческий внутренний мир.»
И главное, отступает на второй план конфликт творчества - веры и связанные с ним ощущения «… двойной несвободы — от устрашающего “духа века сего” и от требований противостоять ему чисто внешним образом». Отступит потому, что обнаружится другое - напряжения гигантских деформаций бытия и искусства, которых осатаневшая от самодовольства цивилизация насильно вдавливает в плоскость. Для бытия - в загон без идеального или с подавленным идеальным. Для искусства - в зону без этики или с подавленной этикой.
Бетономешалка потребления, раскрутившаяся и набравшая после второй мировой войны невиданные прежде обороты, безжалостно крушит сегодня все: и мир, и человеческую душу, и искусство. Если отталкиваться от бытия, то все дело в кризисе, в крушении именно идеализма. Мне, например, это было ясно еще двадцать лет тому назад, в приснопамятные времена, когда Александр Агеев вскричал о кризисе литературы. Очевидно, что за прошедшие двадцать лет триумфальной, с гамбургером и айфоном наперевес, погони за несущейся в бездну Западной Европой кризис собственно литературы превратился в частность, а кризис бытия все более и более четко предстает, как кризис идеального. Поэтому есть смысл вернуться к тем прежним соображениям. И сделать это лучше на фоне фундаментального исследования И.Б. Роднянской, опубликованного под названием «Пророки конца эона(http://magazines.russ.ru/voplit/2010/1/ro1-pr.html ).
3.
Я очень благодарен Ирине Бенционовне за этот подвижнический труд. Сам я и под дулом пистолета не стал бы штудировать опусы господина Мартынова и госпожи Виролайнен - время жалко. Книжек их я не читал и читать не буду - поскольку полностью доверяю И. Б. Роднянской: ее оценки сущностны и адекватны ( она никогда не цепляется к мелочам)…
Мне кажется, что представление о трехмерности пространства искусства, наилучшим образом позволяет понять истоки и суть таких изобретений нынешнего века, как инволюционные модели культуры.
В этих кассандровых выкриках « Мы стоим на грани крупнейшего слома времени, крупнейшей качественной трансформации культуры», «очень скоро мир будет по-новому различён, в нем будут проведены другие границы … и это неминуемо повлечет за собой другой способ существования человечества», несомненно, присутствует доля истины, если рассматривать их не как констатации, а как предостережения. Но госпожа Виролайнен, судя по всему, склонна относиться к ним именно как к констатациям – «независимо от индивидуальной или коллективной воли происходит реальная энергетическая и физическая трансформация мироздания”. Хотя в то же время и не теряет надежды, что « вопреки почти очевидной невозможности этого, найдем средства для восстановления связи времен, для преодоления бездны, разверзающейся между нами и будущим”.
Здесь пока можно добавить лишь единственное: да такая трансформация сегодня возможна. Возникновение же концепции такой трансформации становится возможным лишь потому, что трехмерное пространство культуры спроецировано в инфомационно-эстетическую плоскость... Созидатели инволюционных моделей культуры работают именно с такой проекцией - поэтому удаются и кажутся столь убедительными их логические кунштюки.
Есть объективный процесс усекновения третьего ( этического ) измерения культуры, серьезно пока человечеством не воспринимаемый, а потому им фактически не регулируемый. Этапы(фазы) этого процесса как раз и выделены Питиримом Сорокиным ( И. Б. Роднянская на него ссылается):
-идеациональная (религиозная, каноническая, иконоцентрическая) фаза,
-идеалистическая ( небесно-земная) фаза,
-чувственная фаза,
-чувственно-циническая фаза.
Или так:
-недеформированное трехмерное пространство,
-приплюснутое трехмерное пространство,
-предплоскостный слой,
-плоскость
По П. Сорокину это усекновение - естественно, с ним надо смириться, оно как прилив – отлив…
Однако, нельзя исключать полностью и другое: такое усекновение есть запущенная, но пока еще излечимая, болезнь…
Чтобы разобраться и выбрать из двух вариантов надо, видимо, обращаться ( деваться некуда) к проблеме традиция- модерн-постмодерн.
4.
Используемая мною модель этого треугольника не совсем традиционна, и мне потому придется воспроизвести с некоторыми сокращениями часть одной своей прошлогодней статьи. Здесь нельзя ограничиться только ссылкой ( http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2010/2010p0615sred2.htm).
Так уж сложилось, что традиция, модерн, постмодерн рассматриваются, как правило, в качестве неких вполне автономных этапов развития. На популярность этого положения несомненно оказывает влияние всесильный исторический материализм с его социально-экономическими формациями, хотя и прорастающими друг в друге, но сменяемыми все-таки в революционных катаклизмах. Но революциями человечество наелось, так что, возможно, самое время с должным вниманием отнестись и к последовательно эволюционным социальным моделям.
Во -первых, пора отказаться от идеи доминирования классовой борьбы в социально-экономической динамике. Ведь в мозгах не только социологов и ходоков в будущее, но и пророков, чревовещателей, эта идея по-прежнему доминирует - определяет сам подход к анализу. Доказательством того и является появление таких социальных пугал, как тотальная глобализация, а теперь вот и новое средневековье, за которыми без особого напряжения можно разглядеть некое подобное классу образование, призванное перехватить знамя «социального прогресса» из рук явно не справившегося со своей задачей пролетариата.
Отказ от этой идеи и позволяет сосредоточиться на главном - на эволюции социума как единого целого.
Вот самая общая схема ( рабочая, предварительная, можно употребить любую другую характеристику, понижающую претензии) без конкретных детализаций и с использованием минимального набора понятий: система, ее структура, ее элементы, связи между элементами… Рассматриваем какой-нибудь временной срез социума - громадного, многоукладного, тем или иным образом структурированного, то есть с набором элементов разного качества, разного уровня сложности и развитости и определенным набором связей между этими элементами. Среди этих связей имеются и обратные отрицательные связи - компенсационные, регулирующие, обеспечивающие устойчивость структуры. Назовем эту систему - традиционно устойчивой.
Далее. В системе идет непрерывный процесс обновления - рождаются новые элементы, образуются новые связи, насыщаются новым содержанием связи прежние. Обновление, модернизацию, модерн вполне допустимо, таким образом, понимать не как состояние, противостоящее традиционному и уничтожающее его, а как непрерывный и естественный процесс в традиционном. Ясно, что он идет неравномерно и в разных частях системы по-разному. Но идет и шел всегда. Так, к примеру, и в какой-нибудь еще первобытно- общинной ( по главному своему укладу ) системе в отдельных ее частях начинались авангардистские процессы: прорастало светлое будущее этой системы - рабовладение, - начиналась рабовладельческая модернизация.
Очевидно, что главная проблема - это взаимодействие традиционной структуры и процессов модернизации. Или традиции и новизны. И вот здесь могут быть варианты.
Вариант первый - идеальный. Традиционная структура совершенна настолько, что способна не только компенсировать разрушающие воздействия модернизации ( а они всегда разрушающие), но и принимать эти импульсы как сигналы к аккуратному, умному перестраиванию структуры - прежде всего к совершенствованию обратных связей. В этом идеальном варианте мы имеем непрерывно обновляющуюся, совершенствующую и устойчивую традиционность. Этот вариант, действительно, идеальный, поскольку для своей реализации он требует нереального в принципе: элиты, способной ставить под сомнения собственную элитарность, то есть рефлектирующей элиты.
Такое в современном элитарие представить так же, наверное, трудно, как Василию Ивановичу - квадратный трехчлен на известном экзамене в академию… Вы можете, себе представить, чтобы, положим, г-н Фурсенко отрефлектировал свою деятельность в качестве министра просвещения, признал в себе носителя тьмы, покаялся на исповеди перед каким-нибудь сельским батюшкой, подал заявление об отставке и постригся в самый отдаленный российский монастырь…Да еще г-на Калину забрал с собой в качестве трудника…
Второй вариант, ходовой. Элита, как обычно, по качеству - так себе, и от всех модернизационных сигналов отмахивается, как от надоедливых мух… Структура постепенно становится неадекватной, ветшает и в один прекрасный момент с той или иной жестокостью происходит ее самопроизвольное обновление ( подробности – в разработках синергетики, в теории нелинейных процессов) - очищающая, модернизирующая революция. Или, в лучшем случае, мощный локальный бунт, заставляющий элиту очнуться и делать то, к чему она призвана – заниматься не собою, а социумом. Естественно, что такие коллизии могут охватить лишь часть системы. А уроками их, усилив при этом свою устойчивость, может воспользоваться другая часть. Так, к примеру, отрефлектировав уроки русской революции, в меру социализировалась и обрела новое дыхание мировая капиталистическая система…
Однако, есть еще и вариант третий, формально благополучный, обходящийся без видимых потрясений, но являющийся особо опасным, поскольку относится к числу патологических. Это вариант, когда адекватной реакции со стороны системы на модернизирующее импульсы нет, запас же ее устойчивости велик. То есть структура и не разрушается и не перестраивается - она заболевает, она опрокидывается в постмодернистское состояние.
Чисто функционально это напоминает онкологическое заболевание. Там: какие-то новообразования, вопреки и в крест существующей здоровой, жизнеспособной, традиционной структуре, начинают выстраивать параллельную структуру, которая в конце концов традиционную разрушает, а систему хоронит. Здесь что-то похожее: тоже новообразования, не получающие адекватного отклика со стороны системы, кичащейся своей стабильностью, помешанной на этой стабильности, легкомысленно( или по причине слишком уж тупой организации) не рефлектирующей новообразования.
Накапливающаяся новизна без реакции со стороны традиционного…. Это - сердцевина главной опасности. Новизна, начинающая выстраивать свою параллельную структуру….. Новизна, не обнавляющая традиционное, а уничтожающая - вытесняющая - его. Это, если разобраться и есть суть любой постмодернизации. В самом широком понимании ее. В понимании постмодернизма опять-таки не в качестве состояния, а в качестве процесса - процесса патологической модернизации..
Исторический материализм все-таки великое учение. Своей парализующей простотой, прежде всего. Формации, субформации, периоды, субпериоды, циклы - все это настолько крепко запрессовано в наши мозги и, видимо, уже задолго до Маркса с Энгельсом, что вот уже на лбу выросла злокачественная шишка величиной с голову, которая не сегодня, так завтра возьмет под свой контроль всю систему, а мы так и не видим в ней болезни, принимаем как результат естественного развития... И шумим, шумим: новая эстетика, двоемыслие, этика, очищенная от ненавистного традиционного, амбициозные корпорации, вбок - к гностицизму!, назад - к язычеству!, вперед - к «новому средневековью»!..
Конечно, можно попытаться избавиться от ощущения болезни - признать болезнь естественным состоянием, соответствующей времени формой здоровья (мол, времена такие, а по временам и здоровье). Но для осуществления этого психологического фокуса необходимы такие титаны, как господа Фурсенко и Эрнст-Кулистиков с их уникальными программами методичной, поэтапной идиотизации граждан - превращения их в зацикленное исключительно на потребление население.
5.
Но можно попытаться сделать и нечто другое - серьезно задуматься над этой простой мыслью: главным источником и всех социальных кризисов и всех кризисов культуры является стихийно накапливающаяся новизна, не опосредованная - не отрефлетированная - традицией. (Здесь вполне можно говорить и об «утрате середины» - этот термин также передает состояние отрыва новизны от традиции, уход первой в автономное плавание )
Ну а если новизна находится в постоянном взаимодействии с традицией… Если она есть попытка не деконструктивного, а конструктивного преодоления ее в отдельных позициях…. Только попытка, только локальное преодоление, локальная мутация, но не переделывание всего кода, ибо переделывание это болезнь … Если это так, то тогда все становится на место и возникает единственный и естественный вопрос: как управиться с этой непоседливой новизной…
Подобные или близкие идеи уже носятся в воздухе, можно сказать, целыми стаями. Во всяком случае, представления о некой второй модерности, обладающей свойством рефлексии - о рефлексивной, а лучше сказать рефлектирующей модерности ( см. , например, Гарри Леманн, Логос 2011, 4 ), похоже, уже никого не пугают. Конечно, эта концепция продвигается в жизнь слишком уж осторожно. Но два момента в ней заслуживают всяческой поддержки, поскольку сулят при развитии обнадеживающие перспективы. Во-первых, рефлективная модерность рассматривается как альтернатива постмодерну. Но главное - признается, принимается, что « модерность лежит в основании всякого нашего опыта» …. То есть с ней связывается не какой –то отдельный этап, а сама сущность социального существования. Понятно, что от этого признания - полшага до признания непрерывности взаимодействия традиции и модерна.
Кажется очевидным, что предложенная выше смысловая схема сосуществования Т-М-ПМ может претендовать на адекватность только в трехмерной модели социума. Трехмерность из самой модели, конечно же, не следует - сама модель следует из допущения трехмерности, последняя здесь необходимый признак. Это ясно хотя бы из того, что самым простым опровержением схемы будет переход к двум измерениям. Вы допускаете, что этическое есть нечто независимое от информационного и эстетического ( исходите из этого предположения как из первого принципа ), и тут же полную свободу получает новизна, кристаллизующаяся сначала во вполне самостоятелный модерн, вытесняющий традицию напрочь, а потом и в постмодерн…
Идея, заложенная в эту схему, похоже, и открывает возможность оценить построения Мартынова-Виролайнен.
Вот скажем, « другой способ существования человечества» - этот самый колоритный плод иновалюционного опрокидывания... Ну, конечно же, получив полный контроль над социумом, бес-традиционная самодостаточная новизна, неминуемо загонит человечество в иное существование. Но это будет состояние болезни, и оно будет оставаться в ощущениях таковым до тех пор пока не будет законодательно признано нормой. Но, видимо, где-то на пути от болезни к норме есть точка, до которой возврат еще возможен. И остается уповать на эту точку… И находить подтверждения или соображения, которые позволяют считать, что эта точка еще не достигнута. И пытаться действовать, благо представление о болезни позволяет понять, как надо действовать.
С тем, что сама идея инволюции, или, будем называть вещи своими именами, дегенерации культуры, держится на признании автономии традиции, модерна и постмодерна, согласиться, наверное, можно. Тот же модерн еще нетрудно представить в качестве обновленной традиции, обновленной в условиях неоспоримого духовного господства христианства, которое (господство ) и обеспечило устойчивое перестраивание традиционного. Новизна была конструктивна, пока она, благодаря сильной - господствующей - вертикали, удерживалась под контролем и была лишь средством совершенствования традиционного. И только разорвав эту связь и получив свободу, новизна начала, подавляя и дискредитируя традиционное, выстраивать свою самостоятельную структуру. Так зарождался постмодерн, так начиналась история болезни…
Влияние вертикали - идеального, возвышенного - пока еще не отрицается и не умоляется, они - по-прежнему важнейшая составляющая той среды, в которой идет обновление. Началом же самоуправства новизны как раз и становится усекновение вертикали - этической составляющей бытия...
И здесь логика иноволюционеров, как современных, так и из прошлого, нужно признать, практически безупречна: естественное скукуживание вертикали, религиозной как по сути, так и по происхождению - естественное вырождение культуры, перерождение ее в паракультуру. Или так: светское методично вытесняет религиозное, но этической вертикали соответствующего уровня не создает - неспособно создать в принципе. Следовательно, поскольку естественное эволюционное смещение в пользу светского неизбежно, неизбежно и инволюционное вырожднение культуры. Одним словом, кончается «архаический рай» и происходит “второе грехопадение”...
Приговор звучит как окончательный. Но одна принципиальная возможность все-таки остается: вертикаль, конструируемая светским. А точнее, светским в сотрудничестве с религиозным…
6.
Чтобы разобраться с этой возможностью, придется остановиться еще на одном набирающем силу социальном процессе, который условно можно назвать коллективизация интеллектуального. Интеллектуальное давно уже, по существу, стало коллективным и остается индивидуальным лишь по форме выражения. Мы не говорим здесь о том, что в любом интеллектуальном достижении заложены открытия и откровения предыдущих поколений - это вещь сама собой разумеющаяся. Речь о другом - о том, что само конкретное интеллектуальное достижение является результатом значительного коллективного усилия современников. С этим, похоже, уже давно согласилась наука - никакие прорывы ныне практически невозможны, без усилий крупной лаборатории, или крупного института.
Прошла критическую точку и философия, хотя в полной мере это не осознанно, несмотря на катастрофическое понижение уровня индивидуально сконструированных философских систем. Уровень развития естественных и социальных обобщений сделал практически невозможными индивидуальные философские обобщения. В том смысле, что потребовал от философа специальных естественно-научных и социальных знаний высокопрофессионального уровня. Развитием и усложнением естественных наук философ был просто обречен стать главой некоторого творческого коллектива, состоящего из ведущих специалистов в области физики, химии, биологии, социальных наук, но не «индуктивных ослов», а с ярко выраженной способностью к отвлеченному мышлению…
Был обречен, но пока не стал.
Собственно, системой Гегеля, можно считать, и завершилось время самодостаточных философских систем. Логическое совершенство ее было настолько значительным, а оторванность от естествознания - настолько очевидной, что склонным к философическому мышлению индивидуальностям ничего не оставалось, кроме того, как разрушать эту систему в той или иной форме. Ее и разрушали. И с целью просто разрушить. И с целью извлечь из нее рациональное зерно и трансформировать систему в метод исследования.. Но главное наступление на нее началось сосем на ином направлении. Ужас, который испытывал индивидуум, наделенный склонностью к отвлеченному мышлению и коснувшийся давильни гегелевской объективизации, был настолько велик, что безудержное, паническое бегство ( опять-таки в той или иной форме) к субъекту мышления было просто неизбежно. Безоговорочному, абсолютному объективизму Гегеля, его доведенному до совершенства классическому рационализму был в конце концов противопоставлен новый - неклассический - рационализм. И первым в более или менее законченной форме это сделал гениальный Гуссерль в своем выдающемся феноменологическом гимне индивидуальному мышлению.
Но идея коллективизации ( хорошо - не коллективизации, а соборности ) прошла мимо философии - нет даже признаков признания ее необходимости. Господа из Булонского леса, захватившие инициативу в отвлеченном мышлении, потому и захватили ее, что специфический стиль французского отвлеченного мышления ( если верблюда нет в Булонском лесу, значит, его нет в моем мышлении, следовательно, он не существует вообще ) как раз наиболее последовательно и уводил в сторону от коллективизации - от объединения интеллектуальных усилий ученых естественников и философов. И создавал, иллюзию того, что занудство перманентного вопрошания и должно стать истинным философствованием.
Системы ушли в прошлое, возликуем в безбрежном океане чтойности, обнажимся - сдернем с себя ненавистные хламиды естественных наук и, пребывая в первозданной, абсолютной чистоте мысли своей, объявим философию искусством задавать вопросы… Философия, фактически, и ушла по пути вырождения - в парафилософию, где склонные к философствованию субъекты вооружившись сачками, гоняются за свободно парящими концептами. Где суетливое движение - все, а конечная цель - ничто.
Вплотную к идее коллективизации подошло и искусство. Это вовсе не означает, что в среде писателей, художников утвердилось представление о том, что перед оркестром должны мелькать несколько дирижерских палочек, а «Утро стрелецкой казни» или тот же «Черный квадрат» должна мастырить целая бригада маляров. Речь здесь может идти исключительно о коллективной, общественной поддержке художника, о системе мягкой, не посягающей на его творческую свободу ориентации художника на Другого, на Других...
Христианский, между прочим, по сути своей подход. Тот, что постепенно создал когда-то европейскую цивилизацию, тот, что способен сегодня вывести искусство-литературу из инволюционного лабиринта.
Очевидно, что на этом пути вновь, но в особой форме должна заработать вертикальная - этическая компонента.
7.
И. Б. Роднянская, говоря о культурфилософах старшего поколения, отмечает, что они «не могут объяснить, откуда и с чего бы из “хорошего” вдруг взялось “плохое”. Инволюция в их изображении предстает злокозненным нигилистическим разрывом с прекрасными образцами, своего рода культурным предательством.» Сами же инволюционеры, наоборот, пытаются найти истоки явления, которое они описывают. Та же г. Виролайнен выделяет, например, для русской словесности: четыре кризиса, и «каждый такой кризис “вычитает” из культурообразующей структуры один, верхний, ее уровень, нагружая “ответственностью” за культурное бытие остающиеся»…
В этой модели что-то вроде третьего измерения все-таки проглядывается - какое- никакое, но обновление верха ( и вроде бы не исключающее возвращение на круги своя) имеет место. Но по существу это - вращение в плоскости, где верх и низ отсутствует( только лево и право) - где только и возможна свободная от этического информационно-эстетическая эквилибристика. Но включите этическое измерение, и это легкое пленительное кружение тут же превращается в переворачивание - выворачивание, выкручивание…
То, что инволюционеры обречены на подобное переворачивание видно из господствующих в их среде представлений о соотношении новизны и традиции ( в изложении И.Б): «новое ощущается таковым лишь по контрасту со старым, живя за счет энергии отталкивания от него, так что “каждая новация истощает или расходует потенциал “архетипической модели””, пока новизна, потеряв-растратив свой тыловой плацдарм, не упрется в пустоту.»
В этой короткой фразе по сути все и объяснено - предельно обнажен главный источник заблуждений инволюционера - новизна, взятая не как прилагательное, а как сущность.
Новизна чего?.. Новизна традиционного, и все сразу становится на свои места: новизна не сама по себе, а обслуживающая традицию, и нет никакой нужды в инволюционных обрушениях.
И. Б. Роднянская совершенно права: поперек вольным полетам инволюционных идей встает христианство. И, как очевидно, происходит это именно через выстраивание им мощной этической вертикали, учет которой немедленно обесценивает все откровения Мартынова, не говоря уж о его попытках найти объяснения неизбежности инволюции… в созвездиях зодиака.
Двумерные существа в пространстве классической культуры … К этому, пожалуй, всё в инволюционных импровизациях и сводится. Именно отсюда у них эта тупая борьба нового со старым - вместо сложного процесса врастания нового в старое и модификации старого…
И спорить с ними нужно все-таки исключительно логически. Только не в той двумерной модели, которую они навязывают, а в трехмерной.
Если третья координата человеческого существования появляется вместе с первым словом и первой мыслью, то реально значимой она становится с рождением христианства. До Христа человеческое было фактически двумерным - информационно-эстетическим. Иисус из Назарета вернул человеческому третье - нравственное - измерение. Оно существовало, конечно, и раньше, но исключительно, как эксклюзивная возможность. В христианстве соединилось, наконец, сугубо индивидуальное, и последовательно коллективное. Иудаизм через идею единого Бога также пытался соединить два эти начала в форме принципов-заповедей, заданных извне безусловным авторитетом. Христианство сумело возбудить в человеке внутренний интерес к принципам коллективного бытия - сумело понудить принимать их, как свое личное начало. Достигнуто это колоссальное по последствиям соединение невиданным образом - через жертву Бога, через дар Бога, через Его спасительную прививку человечеству. Жертва Сыном Своим явилась такой прививкой.
8.
В своих теоретических изысканиях филологи останавливаются, как правило, увы, на уровне фило-графии. Единицам благодаря природному дару - способности к отвлеченному мышлению или изысканному индивидуальному самообразованию, конечно же, удаются впечатляющие экскурсы из фило-графии в фило–логию. Но по преимуществу филологи все-таки дискрипторы и классификаторы. Да, порой они преодолевают рамки тривиальных классификаций и тогда в их построениях, ну, например, вместо примитивного мартыновского поедания одного культурного уровня другим, появляется постепенное замещение - с перехватом функций замещаемого. Это уже очень близко к реальному процессу - к постмодернизации традиционного с помощью отпущенной на полную свободу новизны. Но госпожа Виролайнен в своих построениях, похоже, лишь чисто случайно касается этого процесса… Касается и тут же погружается в трясину своих скучнейших и неблагодатных двухмерных классификаций…
«Самосвятство классических времен, произвольное самозванству в эпоху модерна и авангарда» … ( это она о русской литературе)…
Или «парадигмизация канона» …
Состояния фиксируются - процессы, если и замечаются, то непременно деформируются … Почему происходит это, почему в той же парадигмизации не видится элементарнейший процесс буйства новизны, выскочившей из-под контроля социума…
Двухмерность «пространства», в котором госпожа Виролайнен силится анализировать процессы в литературе-искусстве в общем-то определяет все, в том числе, и тягу к разделению светского и религиозного: “Светская парадигма, в отличие от канона, не имеет сакрального статуса, но <...> она может претендовать на выражение вечных ценностей»… Между тем, в нормальном-то - трехмерном - пространстве нет никакой нужды противопоставлять светское и религиозное и проводить между ними границу. Религиозное здесь выражалось бы в светском - формируя его. Так, собственно, и было всегда. До тех пор пока светское не развилось( не было стремительно модернизировано) настолько, что возомнило себя автономным и самостоятельным. И потребовало свободы. И получило ее. И через два-три поколения - оскотинилось…
При анализе в естественном - трехмерном - пространстве - очевидной бы была наивность и этого торопливого выноса христианства за скобки: «Русская словесность приняла на себя искаженные парадигмальной культурой функции церковности. Наверное, подобная нагрузка на слово - беспрецедентный случай в истории человеческой культуры, и мировая репутация “святой русской литературы” - репутация, безусловно, заслуженная. Но была здесь и своя подмена, так и не позволившая решить главную задачу русских писателей - задачу прямого выхода к непосредственному бытию. Слово не могло заменить собою того, что осуществлял обряд”
Эта болезненная аберрация, в результате которой благодатное взаимодействие идеального ( христианских идей ) и культуры редуцируются до примитивных искажений церковности, до соперничества светского и церковного - прямое следствие опрокидывания в плоскость. Ведь даже в советское время это соперничество оставалось весьма и весьма условным, поскольку этика советская ( третья координата бытия ) всегда по существу своему оставалась христианской. Да, отравленной диким, мальчишеским представлением о классовости этического, но христианской.. И в искусстве, литературе этот сущностный христианский мотив был чрезвычайно силен.
Потеря третьего измерения в художественной практике или в искусствоведческих построениях, переход от модели взаимодействия нового и старого ( модернистская кайма и традиционная, классическая сердцевина ), в котором в той или иной форме как раз и срабатывает коллективное, к вольному, свободному выпасу новизны и является главным источником заблуждений и самообмана. В художественной практике открываются исключительные возможности для чисто конструктивистских импровизаций: была бы новая форма, а содержанием интерпретаторы ее наполнят - наймем людей и намекнем, как это сделать… В теориях же - это чревато неизбежным опрощением, соскальзыванием в чисто классификационные схемы - процессы ликвидируются как класс.
Советский период с его попытками удержать культурную сложность на непримитивном уровне, госпожа Виролайнен оценивает с жесткостью многоопытного специалиста по рукопашному бою:
«симулятивный откат вспять, создавший искусственную паузу в инволюционном ходе вещей. Тоталитарная государственность “имитирует канон” (художественная самодеятельность вместо фольклора), “выковывает парадигму” (нормативная поэтика соцреализма), “на свое место встает зависимая от них словесность и обеспечивается связь всех уровней с непосредственным бытием..»
И это в общем-то естественно и понятно - иная трактовка для любого инволюционера просто исключена. Потому что советский опыт как раз и есть самый сильны й и принципиальный аргумент против инволюционных схем. При советской власти, которая сама была результатом грандиозного срыва новизны, ее выхода из-под контроля традиции, как раз и была предпринята попытка управления новизной. Да, она была жуткой, она была фактически сведена к культуртрегерству, и это, вне всякого сомнения, попытку сию дискредитирует. Но не отменяет саму идею общественного возделывания культуры, как формы управления рвущейся на простор новизной. Ведь, с новизной художественно-культурной, как с подростками … Их нельзя давить, но и оставлять вне поля традиционных авторитетов предельно опасно.
Значение советского периода существования культуры( и со временем это будет все понятнее) не удастся свести исключительно к негативному. Да, этот период был периодом управления новизной - с безусловным, безмерным, неестественным - похабным переносом смыслового центра тяжести на управление. И это не могло не иметь таких последствий, как “ недоверие к прямому высказыванию” и “утрата веры в великие рассказы”. Но это вовсе не значит, что недоверие стало тотальным, а утрата полной. Мы можем допустить, что прямые высказывания и великие рассказы в искусстве и литературе, как сущности исключительно хрупкие и деликатные, просто на время затаились, отступили в тень…И одно только перенесение центра тяжести с управления на новизну в связке управление новизной может решительно исправить положение. Это тонкое смещение, реализующее мягкое и умное влияние социума на культуру, вполне может, причем совершенно естественным образом, возродить, активировать тягу к когда-то потерянному и оставить все инволюционные концепции у разбитого корыта. Нужно только вычленить и усилить рациональное в советском опыте, безжалостно отрефлексировать его - превратить советскую культуртрегерскую плеть в тонкий высокоинтеллектуальный общественный регулятор.
9.
Пока это не произошло - не осуществлено в форме реализованной социальной концепции - идея общественного управления музами, влияния на них будет, конечно и с непременными ссылками на социалистический реализм, рассматриваться как пугало.
Важно и здесь подчеркнуть следующее: недоверие и утрата это исключительно психологические эффекты и получают они статус сущностных лишь в плоскостных системах. Они, конечно же, - следствие подрезанной вертикали. Источник, похоже, там. Да, во времени они оказываются позже всякой неудачной, чрезмерно ретивой попытки выправить вертикаль. Но только после, а не в следствие. В следствие - это они у инволюционеров…
Итак, социум, если он осознает всю меру опасности, исходящей от вырвавшейся из-под контроля новизны, новизны не обновляющей, а самовластно господствующей, обязан позаботиться о системе «культурная политика», построенной на традиции и искусно управляющей взаимодействием новой каймы и традиционной сердцевины. Эта политика должна определять и влиять, а не отдельные энтузиасты - «вербовщики». Последние будут, конечно же, навязывать что-то свое. Но свое это должно тонуть в массе того, что будет продвигаться через культурную политику....
Однако, чтобы состоялось подобное, деньги должны быть изгнаны из власти. Сейчас, если разобраться, это главный социальный, политический вопрос. По значимости такой же, как 200 лет тому назад - отмена рабства, крепостничества, как 100 лет назад - 8-ми часовой рабочий день.
Деньги - из власти!.. Общество, которое возьмет это на вооружение первым - оно и победит.
Можно легко показать на любом из тех конкретных примеров современного творчества, что упоминает И. Роднянская - от «укусов ангелов», до «укусов библиотекарей» -, что все они есть безблагодатные, натужные игры-импровизации в информационно- эстетичекой плоскости. Причем именно установочное отключение нравственного - редукция пространства человеческого бытия до примитивной плоскости - и делает возможным столь популярные ныне игры. Более того, она, эта редукция есть источник абсолютно всей исключительно многообразной по формам мерзости, которую принято почему-то называть постмодернизмом. И нет сомнения, что игроки эти ( те из них хотя бы, что случайно сохранили вкус к отвлеченному мышлению) должны молиться на теоретиков инволюционных парадигм, добывающих пусть ничтожный, но смысл в их играх. Да и смысл их существования за одно.
И если разобраться - бесконечно несчастны они…. Особенно, когда это не примитивные мастырщики, упивающиеся обретенной в плоскости избыточной свободой, а люди одаренные от природы слухом (музыкальным, литературным, сценическим), но вынужденные, чтобы соответствовать духу времени и вкусам публики, в своих текстах, мизансценах приплясывать, с прихлопами и притопами, под самую дешевую «попсу»...
Им-то, действительно, ничего не остается, кроме как благодарить госпожу Виролайнен ( и ее в частности) за подаренный смысл своего существования. Благодарить и где-нибудь в уголке, в каком-то небольшом эпизоде своих «мастерски скомпонованных бесконечно вариативных инсценировок» все-таки, назло всем и себе, прокричать и об «инварианте» - торопливо и по возможности незаметно для приученного времени и «дрессированной»публики …
И.Б. Роднянская прекрасно выделила в одном из премиальных романов самых последних лет это трагическое для автора противостояние плотного массива мастеровитой прозы и … одного эпизода, исполненного настоящим, а не условным мастером….
Когда инволюционеры несколько приходят в себя, они все-таки, как показывает И. Роднянская, начинают «искать просветы» - возможности «вернуться к бытийным истокам культуры». Но вернуться, это значит вырваться из поля инволюционного морока и признать все, что происходит с культурой, запущенной общественной болезнью. То есть вылечиться, поставить хотя бы задачу вылечиться.
И понять, что вылечиться можно только всем вместе - коллективно. Индивидуальные средства здесь не сработают. Рассчитывать на гениев, на их прорывы - наивно. Они в этой современной клоаке обречены - будут выбракованы еще на дальних подступах к самостоятельному художественному творчеству.
10.
Пытаясь найти выходы из тупика, И. Роднянская обращает, естественно, свой взор к христианству. И записывает следующее: «неустранимость христианства из мира в качестве сакрального центра человеческой истории - такой же факт, как и его пошаговый уход из этого мира и этой истории.» То есть христианство, с одной стороны, рассматривается ею в качестве универсального сокрального ( идеального) центра. Но значимость этой универсальности неумолимо иссякает…
Эти мысли об уходе можно понять. Новизна, наглая, структурированная, автономная - это, конечно, страшная сила, и она способна исказить самое устойчивое восприятие. Но пока, к счастью, она только царствует, но не правит - не затрагивает заложенных христианством нравственных основ. Человечество из каждых восьми предъявленных ему одинаковых фасолин, пока упрямо пять из них относит к хорошим, и лишь три - к плохим. Эту золотую основу восприятия мира 20 век не уничтожил - она устояла. И проблема заключается в коллективном, умно организованном социальном усилии, которое помогло бы ему устоять в веке 21-ом.
У меня сложилось впечатление, что И. Б. Роднянская, несмотря на заявленное ею разделение этического и эстетического, местами очень близко подходит к мысли об их неразделенности в христианскую эпоху. Именно с « христианской закваской» она связывает «необычайный расцвет культурного творчества», который так старательно, компрометируют инволюционеры. А пытаясь объяснить усилившиеся «наклонные» тенденции в искусстве-культуре, замалчивают важнейшее обстоятельство, которое выделяет И.Б. Роднянская: «христианство, высвободив из подзаконности человеческую совесть, ввергло творчество культуры в неслыханную зону риска»…
Итак, именно провозглашенный христианством переход к человеку нравственному ( или высвобождение совести из под власти закона) переводит творчество культуры в зону риска… Формально в этом положении присутствует мысль о принципиальной разделенности эстетического и нравственного, но по существу здесь же содержится и идея их неразделенности: не оставляйте муз на свободе, поместите их в поле общей заботы, соедините в этой заботе ваши личные, свободные от опеки закона нравственные усилия и помогите музам обрести то же освобождение, которым вас одарило христианство...
И. Б. Роднянская считает, что « поражение культуры на путях риска было предопределено», хотя бы потому, что человек вообще не в состоянии позитивно употребить дарованную ему свободу. И подчеркивает, что у Достоевского великий инквизитор высказался на эту тему с исчерпывающей полнотой.
Но ведь Христос в «поэме» у Достоевского, как известно, безмолствует - опровергать апологета приземленной, безыдеальной социальности не желает. Он только целует великого инквизитора. То ли жалеет его, безнадежно приземленного, то ли благословляет … На поиски, на возращение, на вос-стание из плоскости: держись, не отчаивайся, пройдет и это - все еще у тебя получится…
Мне кажется, что у Достоевского в этом прощальном жесте Христа заложено несогласие Иисуса с неизбежностью поражения человека на путях того риска, что не отделим от свободы выбора...
Да и сама Ирина Бенционовна подобную неизбежность поражения принимать не желает. Ведь считает же она необходимым напомнить, что именно христианский персонализм открыл возможность своеобразного «понимания инновационных шагов в культуре», позволяющего, в конце концов, выводить «всякий новый почин» за пределы примитивной оппозиции “послушание - произвол”, в которые его обреченно и заталкивают инволюционеры. Суть же этого понимания, по И. Роднянской, заключается в том, что «новация может быть (и в течение многих веков была) следствием не отталкивания от канона (в свернутом виде содержащего соборную истину), а стремления к личным путям воплощения этой истины».
Это очень важная констатация, и она способна существенно ослабить опоры инволюционной парадигмы. Более того, она( констатация), способна даже разрушить эти опоры, будучи усиленной небольшим расширением: новация может быть не только стремлением к индивидуальному постижению канона, но и пониманием ( а лучше чувствованием) возможности развития его. Наделите канон возможностью эволюционного совершенствования, зафиксируйте такую возможность в своем анализе… И вы оставите инволюционеров без средств существования….
Но обрести такую возможность канон может лишь в единственном случае - если он будет выведен из информационно- эстетической плоскости и возвращен в свое естественное трехмерное состояние. Развивающийся же канон, то есть вступающий в реакцию с новизной и выборочно, со временем ее канонизирующий, и есть та самая спасительная и для культуры, и для всего человечества процедура коллективного ( скрытого) управления новизной.
К финалу своей работы И.Б. Роднянская, похоже, практически вплотную подходит к признанию прав этической координаты в сфере культуры. Хотя бы вот здесь: «христианский импульс присутствует и в постхристианском мире, который, до конца своего, никогда не сможет окончательно стать “пост”». Ведь это присутствие и есть реальный след этического...
Но, увы, эта идея не получает у И. Б. Роднянской развития и, возможно, причиной тому - сложившийся стереотип: творческое усилие исключительно индивидуально… Хотя, казалось бы, признается важнейшее: творческая углубленность это не путь эпигонства или цитатности, а « путь обновления» - обновления утвердившихся в традиции образцов… Ведь здесь схвачено главное. И остается немногое. Признать, что это обновление возможно только в сильном этическом поле и прикинуть с чего начать.
Не само обновление, конечно же… Начать выстраивать условия, в которых оно шло бы естественным образом.
ЧИСЛО
ПОСЕЩЕНИЙ
ПОИСК ПО
САЙТУ
НАПИСАТЬ АДМИНИСТРАТОРУ
©ВалерийСуриков