Мастерская  на  Покровском

     Заметки   о  повести Андрея  Можаева   «Будни и праздники «святого искусства»»

 ( http://www.golos-epohi.ru/?ELEMENT_ID=1508)

1.

Была  бы  моя   воля,   я   так  бы  и  назвал  эту      новеллу –  « Мастерская  на  Покровском».  Своим  названием    А.  Можаев,  увы,  смещает смысловой   центр повести  в  область   публицистики.  Публицистическая  нагрузка   в    ней,  возможно,  и  предусматривалась.     Но     в  какой  момент главная  героиня  повести  вдруг  начала   стремительно  усиливаться  -  захватывать  ее  смысловое  пространство  ….     Публицистические   же леса    ,  с  помощью  которых  выстраивался   сюжет,  местами,  в  том  числе  и  в  названии,  сохранились...

  Именно   она,  мастерская  на  Покровском ,  и   является     третьей вершиной  того   чудного  любовного  треугольника,  что  положен  в  основу    повествования.  Воздушная,  едва  осязаемая   вершина…  Атмосфера  этой   мастерской,  осторожно   из  взглядов  и  полуулыбок   ею  и  им   сплетенная…  И    разрушенная  двумя его  неловкими  движениями…

   Удивительная  история,  удивительно  незащищенный  для  критических  придирок  текст,    удивительная   женщина …  Обо  всем  этом   речь   пойдет  ниже. Начну  же   с  одной  проблемы, напрочь  забытой   и  совершенно   дико  сегодня   звучащей.

Проблема    положительного  героя  в  искусстве-литературе   всегда  относилась   к  числу  практически  неразрешимых ,  даже   во   времена   строгие,  устойчивые,  ясные.  Сама     комбинация   слов, герой  да  еще   положительный,    всегда навевала   смертельную   скуку.  Неубедительность,  ходульность,  два  этих    беспощадных    эпитета   всегда  незримо  следовали  за  этой   комбинацией   и   требовали    ехидных  кавычек   для  нее…

 Что  же  говорить  о  временах   нынешних ,  когда  высшей формой   глубокомыслия   стала       ироничность;  когда  любой  поступок ,  побудительным   мотивом  которого     является что-то  отличное   от  безусловного    рефлекса  и лишенное  прямой   выгоды,  рассматривается,  как   досадная   оплошность  или    как    безнадежно    литературный   вариант;  когда  любая   мысль,  имеющая  наглость   выразить   себя  в   числе  символов,  превышающих стандарт  западной  цивилизации  ( 140, включая  пробелы),    по  определению    считается нетолерантной,  агрессивной -  покушающейся   на  права   мирно  потребляющего  гражданина...

   Понятно,  что    в  такие   времена    стремительно    меняется  и само  представление   о    положительном.  Жизнь   нещадно  теснит  классического романтика  за  кулисы ,   а  то  и  под  сцену,  чтобы    не    возбуждал,   не  пугал -   не  отвлекал   от   нормальной  жизни     нормальных   людей   своим  наивным  лепетом,  своими   дурацкими     выходками…     В  качестве же    властителей  дум   и   помыслов выталкиваются  из   подполья  ,  причем  всюду  от государственной   власти   до   литературы  и  искусств,   такие  типажи,   что  созерцание  их   невольно  приводит  к  мысли  о необходимости  полного   изъятия   из  употребления       самого  слова  -  положительный.

  И  тем  не  менее,  русская  душа   пока держит   удар.  А  значит,   держит,   и  пока жива  Россия     будет   держать , этот   удар и  русская  литература.

Новелла   Андрея  Можаева  одно  из  немногих   тому  свидетельств.

                                                  2.

Да,   мне  не нравится  название  новеллы,  хотя,   конечно, для хорошего    текста  название  -  вопрос  десятый  и  мало  на   что   влияющий. Да,  сугубо   публицистическая       комбинация   «Будни и праздники «святого искусства»»   кажется   не    очень уместной, хотя  ,  конечно,   можно  допустить ,  что   автор  совершенно   сознательно      вынес    в  заголовок  эту подчеркнуто   банальную   фразу   -   возможно,   таким  образом  он   маскирует  своего положительного    героя.   А.  Можаев  отдает,  возможно,  себе  отчет  в  том, что    героиня  его   новеллы  может  быть принята   сегодня     лишь  тогда,  когда   он  предпримет  максимальные  усилия,   чтобы  дегероизировать  ее  -  сведет всё    исключительное  в ней  до  обыденного.  В  этом  смысле  и  в  самом   деле, может  быть,  и не  стоило  дразнить      гусей     -      размахивать перед  их  мордами  слишком  уж  утонченным   названием   и  без  того  изысканного     текста. 

     Готов    я  принять  как  отвлекающий,  умышленно  работающий   на  понижение     прием   и  другую  бросающуюся  в  глаза  нерегулярность     этой  новеллы  -  стилистическую   неоднородность  ее текста.  Примесь   простого  репортажа    в  нем    местами  явно   избыточна.   И  как  следствие    -  появление          немых,  незвучащих   зон   в    тексте.  Понятно,  что   для   автора  они   вовсе  не   немые  -  в  противном  случае  он  сам  ьы  их    из     текста  и  изъял.          Проблема   таких   зон   также из  числа  вечных    во  взаимоотношениях          писателя  и читателя.  И    как-то разрешать  ее  удается  лишь  очень     чуткому   и опытному   редактору,  выработавшему   за  время  многолетних  бдений  над  чужими   текстами   способность    выделять  незвучащее в  них  не   с  помощью одних  только  своих  вкусовых   предпочтений,  но  и  сквозь  призму  авторского   замысла.  Но  я  не  настаиваю  на  своей  оценке,  я   охотно  допускаю,  если  не  умышленную   порчу  текста,  то  вполне    намеренное   авторское  недоредактирование   его…

  Слишком  уж  убедительной  получается  его  героиня.  И он,  возможно,  остро  чувствует:  надо  снижать  пафос- надо  работать  на  ее   частичное  понижение…

                                                      3.

    Чистая,  классически  чистая, возвышенная  русская  душа,  вступившая   в  прямое  противоборство  с    миром.  Противостояние   глубоко  личное,    индивидуальное   -   с  надеждой   только   на  свои  силы,  на  себя.

   Нереальная  ситуация -  немедленно   заявят     девять  из   десяти  прочитавших  эти  слова.   И   будут  абсолютно   правы.  Она   и  в  самом   деле   такова.   Финал  у  новеллы  открыт  и,  что   станет  с ее  героиней,    однозначно ответить  не  решится,  скорей  всего,  никто.  А.  Можаев  оставляет  ее   в  возрасте  21-го   года и  в  совершенно  неопределенном  состоянии .  Она    выдержала  первое   сражение.  Она   ценой     малопонятного  и   не проясненного    до конца      компромисса   все-таки  устояла,     удержалась -  не  опрокинулась   в         серую  статистику.   Чем     обернется для  нее  ее компромисс  до  конца   не  ясно,  хотя  какие-то   надежды  остались.   Но  в  этой   неопределенности    и  заключен    художественный   эффект  новеллы  -  неопределенностью  она  и  убедительна. 

       Действия  в  новелле  мало.  Героиня  показана   в  основном      глазами  двух   симпатизирующих  ей  мужчин,годящимися  ей  в  отцы.  Хотя  новелла   и   написана   от  первого  лица,   автор     абсолютно   нейтрален:  в  тесте  нет  лица- судьи,  лица- толкователя.  Впечатления  и  наблюдения  двух    мужчин, слова,  реплики  героини,  не  складывающиеся  в  сколько-нибудь  определенную   картину  и  -  объясняющие ,  в  первом приближении,  ставящие  все более или  менее  на    место     финальный монолог   героини   и  ее  письмо…

   Эта   девушка    выдержала  прямое  противостояние   с  миром,  когда  ситуация    для  нее     была    относительно  проста:  вот   враг,  кругом  некого из  своих, но  победа     все  равно  будет за  мной.    Но она, возможно, проиграла,  более   того,   она  должна     была   проиграть   -    и  в  этом    правда,-   когда   мир     благодаря    этой   мастерской   на  Покровке  стал вдруг   для  нее   мирным,  спокойным, уютными,  доброжелательным.   Она  даже  не   столько  проиграла,  сколько  отступила  -   завершила   какой-то этап   своего       противостояния.  Завершила  с несомненным   успехом,  и  отступила  -    позволила   себе  впервые  что-то  вроде  каникул… 

Готова   была     она, возможно,  держаться  и     дальше.  Но   на  исходе     оказались  силы   -  необходимость внешней  поддержки  вдруг  стала    очевидной …  Последнему,  конечно  же,  способствовал    и микроклимат в  мастерской  на  Покровском.  Она  расслабилась,  почувствовав  возможный   конец   своих   мученй.  Обволакивающий,  мирный,  почти   домашний    дух   мастерской  поменял  все     мгновенно  и,  вполне  возможно,   неожиданно   для  нее.

  Все   странности  ее  поведения   - это   влияние    мастерской.  Да  и  отступает она  как-то  странно:  лишь  останавливается,  не  идет  дальше,   и ее    начинает  сносить  назад -  можно  сказать  и  так. 

    Эх  ты,  -   этот   упрек   висит  в   ее  прощальном    письме….

                                           4.

     Вот  его   первые   впечатления  о  ней.        Музыкальная,  воздушная, изящная, хрупкая, ломкая, пластичная…     И   со  следами – «долгой безысходной  усталости»…

  Но, увы,   это жуткое     сочетание    его  по-настоящему   даже не   насторожило.

Наличие   характера и совершенно  не  соответствующий      характеру  внешний  облик.     В     несоответствие этом он   и   будет  метаться,  как   мотылек   около   свечи.  Ему  все  время  будет  мерещиться «   расхождение смыслов между её внешностью, голосом и самим содержанием фраз»  -  оно   будет    истоком    череды    его    неверных  жестов,  фраз,     которые     ее  сопротивление  среде  и  переведут , в  конце-концов,  в  сопротивление    ему.      Окажись  он, к   примеру,  моложе ,  будь  его  склонность считать  варианты   не   столь   ярко  выраженной …    Но ему   тогда   вряд  ли     удалось  бы  удержать    дистанцию  между   ними…  А  значит,    он не  стал  бы  для   нее тем,  чем  стал -  предвестником  тишины    и  покоя.     Случился  бы  тривиальный   роман,  выдающейся   новеллы   не  получилось   бы.

   Годящийся  ей  в  отцы,   он  -    ведомый  в  их  отношениях. Для  нее    же психологически  очень  важно  почувствовать   себя   ведущей.  Малейшая   активность  его  сразу  же  загоняла   бы   ее  в  глухую  защиту – она    тут же   сворачивалась   бы   как     еж.  И   не было бы     благодатного  климата   в той  мастерской…

  Он  нужен     был автору  новеллы   именно  такой -  благородный,  острожный, сомневающийся.  Эти  особенности   его,  наряду   с  ее   странностью  и  становится    пружиной   сюжета.   А. Можаев  здесь  почти   безупречен.

  Почти,  поскольку  один  понижающий   достоверность  героини  просчет (  полупросчет)  все  же   просматривается  -   странность   ее слишком  уж   явно   выставлена.  Ей     определенно   не  помешала  бы   еще  большая   непонятность.  Она  порой    избыточно  активна,  разговорчива  -  умудрена  не  по  годам .    Да, ее  таинственность,  загадочность    напряженно  нарастает.  Да, все  точки  над  i  и для  него  и  для   читателя  расставляет ее  последнее  письмо.     И  именно  поэтому  новелла с  современным   положительным   героем    состоялась.

  Но    ее    вполне    можно  было  сделать  еще  более  загадочной  и  таинственной.

                                                 5.

  Долгая,  изнуряющая    борьба,  наверное, и  выработала  в  ней   стремление   уже на  дальних подступах   оградить  себя от  возможных   неожиданностей   А   он   отказывается  понимать    ее    чисто   интуитивные  попытки  обезопасить   себя -   он    видит  в   них  игру,     неискренность,   расчет.      Жесткое, продуманное,  непреклонное     противостояние   миру,    конечно   же, не  может  не  иметь   для  молодой души (  а  для женской  особенно  -  не женское  это  дело)     определенных последствий.     И  А.  Можаев   не  скрывает   их.  И    ее  трогательность  оказывается   в  совершенно   непонятной  для  внешнего  наблюдателя  связке   с     расчетливой  трезвостью  -   с    ее способностью    столь  безукоризненно  исполнить   их « танец отношений».   Но  это   приобретение   неизбежно  -   как   плата  за  не  по годам   развитую   способность  самостоятельно   быть.

  Внешнему  наблюдателю  сие  понять   невозможно. Он   же  практически  до  конца  этой   истории   так  и  остается  именно     внешним  наблюдателем Ее  же  жесты,  приглашающие    его  переступить     разделяющую  их границу  слишком,  робки   и   потому воспринимаются   им   как  приемы  продуманной, наступательной  игры.  Он  не  может,  не  готов  принять    эту   игру  ее,   как   чисто  интуитивный  прием   защиты.

     К    тому  же   она  прекрасно  подготовлена  автором к  той    роли,  которую  ей  предстоит  сыграть. То  впечатление, что   она  способна произвести,  оно   - ее,  оно  ей   внутренне  присуще,  она  в  нем - совершенно  естественна.   И,  возможно,  поэтому    естественной   выглядит  и  ее  искушенность,  опытность  -  все  то  в  ней,  что, в общем-то,   и   настораживает,  пугает  его,  заставляет  подозревать   в  неискренности.

   Приобретенный  ею  опыт  пока  ее  не  меняет,  не разрушает,  он…   приспосабливается  к  ней.  И  она  получает   в  дар  исключительную   возможность -  оставаясь   юной,  быть    мудрой...  Однако  и  эти тонкости  остаются  непостижимыми  для     внешнего   наблюдателя.

                                                      6.

В    атмосфере    отеческого,  нежного   и очень  осторожного  внимания   она постепенно отогревается.   И  уже   позволяет  себе не  скрывать  своих  самооценок:  такой, мол,  вы  и не  встретите больше   негде  -  я  одна  такая…  Понятно,  что  она  знала    это    всегда.  Чувство  единственности, неповторимости,  возможно,  и  было    главной   опорой   в  ее  противостоянии.

  Их  отношения  переходят   в    фазу  такого   взаимного  внимания друг  к  другу  и  искренности,  что  ему    в  какой-то  момент  начинает  казаться: она   ждет,  она,  действительно,  ждет,  когда  он   сделает  ей  предложение... Ее  грустные   взгляды   подталкивали  его  к    таким  ожиданиям, его  собственный   жизненный  опыт,  его  склонность  к  самоистязаниям  рефлексией,  наконец,  его  опыт  литератора  со  свойственным,  как  правило, людям  этой  профессии    презрением   и  недоверием ко  всякой  неопределенности,  уводили  его  в  другие  пространства. Все  казалось    ему зыбким,   придуманным,  всюду  виделись  игра  и    расчет.  Подозрения эти в  конце  концов,    и  сыграли   решающую  роль -  в   тех  двух     эпизодах ,  в которых  она   была    непонятна ему совершенно,  в  которых  она  для  него  предстала существом  из  другого  мира… 

Ее  рисунок  с  контуром  замка  на  облаках  он   принял,  как   полунамек,  как   символ     ее   мечты,  робко,  смиренно  обращенной   к  нему -  побуждающей  его   к   действиям:

«- Тебе ещё снятся прекрасные воздушные замки. И даже башенные часы, как им и положено - без стрелок. Если б я мог приложить это к себе…»

  Она  говорит  о  чем-то  своем,  сокровенном.  Он -  видит  только  себя.   И  потухает  ее  взгляд, и она  рвет  свой   рисунок. Потом,  уже  после  разрыва, наблюдая  за  ней  на  сцене,  он   поймет,  что   это  была ее попытка  передать     то  возвышенное,  надмирное  состояние  ,  в  котором        непрерывно   ее  душа пребывает,  которое  и  есть  главная  опора   этой  девочки  в жизни.  И    больше  ничего.

   Да,  это   был  первый   реальный    искренний  шаг  ее  к нему.  В  19  веке     в такой  ситуации  она   пишет  ему   письмо.  В  начале   21-го  она   … рисует для  него воздушный  замок.
          Как  выяснится  позже,  она  и  свое письмо  Татьяны  уже   однажды  писала…  Да  только  тот   адресат  ее     ничего,  кроме  плевка  в   морду,  не заслуживал…

 Как же  осторожна  и  осмотрительна  она  должна  быть  после этого…  Какой    запредельной   чувствительностью   должен   был    обладать  он,  чтобы    остановить  свое  внимание  на  этой  особенности  ее  состояния…   И  как  безукоризненно  точен автор новеллы  в  передаче  ее   состояния,  когда   показывает,  как   она,  видя  его  смятение,   пытается     успокоить  его   и тут же   отравляет  ему   еще  одно  свое  письмо -  предельно уже  откровенное ,  но  столь  же  безуспешное :

«- Вы не должны уходить таким. Я скажу, чего больше всего хочу на свете, – прошептала, не отводя глаз. – Семью. И чтобы росли сын и дочь, - и по-своему печально, как чему-то несбыточному, улыбнулась.»

  Нигде  так, как  здесь,       не приоткрывается в  новелле вторая и  главная     тайна   обреченности  этой   любовной  истории:  их общая  неотмирность -  их чистосердечность  и  душевное   целомудрее.    Их  вызывающей   несовременностью  и диктуются  прежде  всего правила   той странной игры  взаимоотношений,  в   которую втянуты  эта    молодая   женщина  и этот зрелый  мужчина .  Обстоятельства  ее  жизни,   его  психологические  особенности   -  конечно,  существенны, но  не  первичны. 

Он   мучается: «нестерпимо хотел любить, и вместе боялся быть вежливо отодвинутым» .  И  опасения    его   настолько  велики,  что он не  замечает    ее  искреннего  признания...   Возможно,  в  своей  чистосердечности он    чуть  не  дотягивает  до нее.    Это   чуть  -   незначительно, мизерно,  ничтожно  для современных  рационалистов, но  для них  оно   оказывается   решающим. 

                                              7.

   У  них  еще  будет  чудный     многочасовой телефонный  разговор.  Она   не  заметит    теперь   уже  его   объяснения  в  любви   -   равнодушно  примет  подаренный   им шикарный  платок.  И  будит  звонить -  пытаться   успокоить  его.

  За   три  часа  разговора   они  приблизятся   друг  к другу    как  никогда.  Она что-то  впервые    расскажет  о  себе .  Она скажет  ему слова,  способные,  казалось  бы,   разрушить   все    сомнения: 

«Вот, когда вы иногда по-особенному говорите со мной, или смотрите, я в своих глазах на целую голову вырастаю»…

  Но,  увы, увы… Ее  день рождения приближается   неумолимо ….

  Она  пригласит  в  гости   в  этот  день   только  его  .  Она  будет  очень  искренна  и  печальна…  Она  по  существу   еще  раз объяснится   ему - вручит брелок-«валентинку» …   Но  объяснит    свой  жест   очень  просто,  обыденно  :

«… я люблю дарить неожиданно. По настроению. Увижу симпатичное, куплю, а потом дарю первому, кому захочется в этот день подарить. Разве это не приятно» 

И  он  этой-т0  простоты и не выдерживает.  Он  раздавлен  ее   непосредственностью.  Настолько,  что  не понимает,  что ему  следует  помолчать.  А     он  говорит.  И  ответ  ее  звучит,  как  приговор -  ее  терпение  иссякло:

- Почему вы так со мной говорите? …. – Вы… Вы – дурной обидчивый мальчишка! - в её огромных глазах встали слёзы, колыхались, но не проливались. – Вы меня оскорбляете! Вы постоянно ловите в моих словах какой-то скрытый смысл. А я так не приучена! Я говорю то, что думаю и думаю сейчас, без расчёта. Мне нечего скрывать. И я не могу, не хочу вечно оправдываться перед вами в моих мыслях и ваших подозрениях! Зачем вы думаете как все?! Вы, вы поступаете как человек, который любит одного себя. Неужели вам навсегда понравилось жить в самом себе?! – она стремительно поднялась и пошла в свою комнату.

     В  литературе    случаются  подобные -  роковые -  сцены,  для  которых   постепенно и  скапливается     напряжение сюжета,  в которых  оно   снимается каким-нибудь   пустяком.  Как, например,  в «Идиоте»   у  Достоевского  в  великой  сцене  встречи   Аглаи  и Настасьи  Филипповны.    Один   лишь сочувствующий  жест  князя  в  сторону    последней,  и   все  опрокидывается  в  трагический  финал.  

     Так  и   здесь.  Ординарные    и  в  общем-то      безобидные   фразы.  В  наш -то  век   -  просто  невинные.   Но разрушают  все  именно  они .

 Такое  вот   крутое  идеальное…  Совершенно  не  по  времени,  и  потому - очень  убедительное.  Каким-то   шестым  чувством   А.  Можаев   постиг:   порушить      эту  любовную   историю должно    именно  ничто   по  современным    меркам.

  Два   типа   убеждающих  приемов   используют обычно  художники    в  своих  произведениях:   маскировка  исключительного   под  обыденное  и  обыденного    под  исключительное.    Достаточно опасные - обоюдоострые - приемы, требующие  исключительного  психологического  чутья.   Они  срабатывает лишь тогда, когда они    - в  меру,  то  есть   в  очень    узком   интервале.  Выпадешь из   этого интервала,  и  прием   становится      разрушительным  -   он  уже   не  усиливает,  а уничтожает   исключительное.

Проблема  положительного  героя     к   тому   в  общем-то     и сводится,  чтобы  удержать  его на  некоторой   грани.  Переберешь с маскировкой  -  начинается    банальщина,  не доберешь  -  неси  свое   произведение  в     мастерскую  по  изготовлению  плакатов.

  Свою   экзотическую  пару   автор    новеллы  не мог  не  подстраивать  под сегодняшнюю -  ординарную-   пару. Но разрушить  их    запредельные отношения  он  должен  был  пустяком.  Разрушил  бы  чем-то серьезным,  и   сия   изысканная  история  мгновенно  утратила   бы всю  свою  художественную  ценность…

   Потому    так и  показана    эта  исключительная  женщина.  Она  - герой  по  обстоятельствам.  Ломаться   не  желает , но  и героем выглядеть  не  хочет– нормальная   спокойная жизнь   ей  нужна.  С  колоссальным  напряжении    всех  своих  сил  она    и  ведет  себя  к  этой     цели.

  Неустойчивость    предельная. Кто-то  не во время  кашлянул  и все  рухнуло… 

  «Чушь  собачья и  вся  эта  история,  и  эта идиотическая  ее   развязка -  так  в  нонешней   жизни  не  бывает…»,  -   со- временный,   со  временем  в ладу   живущий    человек  будет, скорей  всего,  безапелляционен. Но  черт  с  ними,  с  этими    в  ладу   живущими  -  не  для  них   писалась    новелла,  не  для  них  А.  Можаев    выстраивал   эту    изысканную, психологически  точную  пропорцию  обыденности  и исключительности.

  Да,     ее  отповедь  на  дне  рождения  - в  общем-то   бред…  Но  без  этого  бреда   - не  было  бы этой  новеллы.

                                            8.

    Итак,   разрыв,  любовная  лодка  разбилась, но    обо  что   -  непонятно.  Не  о  быт,  конечно   же,  скорей  о  бытие…

   Больше  они  не  встречаются.   А  через  месяц  он  узнает,  что  она … выходит  замуж.  За  какого-то   театрального  дельца,  немолодого. И  ему  передается  билет  на  спектакль ,  где  его  возлюбленная  уже  не   просто девочка   из кардбалета   -  она  ведет  кардбалет..

  Их  встреча после  спектакля.  Медленная  прощальная  прогулка  до метро.  Она   тащит  тяжелую  сумку  и  в  ответ на  его   попытку   шутить     -  сумки,  мол,  к  земле  тянут -    говорит:

«- Если бы только сумки, - вздохнула она и вдруг с той прежней, первоначальной, горечью коротко посмотрела мне в глаза».

   Реплика ее  уже    очень  многое  объясняет.   Все,  что  требовалось от  него -  поддерживать   и  удержать  ее   в ее противостоянии.  Она  держалась одна  -  она могла  держаться,  опираясь на тот  запас  чистоты,  который  шел от ее  необыкновенной   одаренности, от ее  воспитания ,  от ее  натуры.  Но   для  всей  жизни этого  было  недостаточно. Жизнь  склоняла  к  расчету.   И  она  отступила     после  неудачной  попытки опереться не на  свое,  а  на    чужое  идеальное.  Он  той     опорой   быть  не    пожелал.  И  не   сумел.  В  этом  драма.  Ее, его,  жизни….

Прощаясь   с  ним, и   зная,  что  прощается,  она   будет  брать   всю  вину  на  себя:  я не  помогла…   не  умела  еще…  боялась  новой   боли.   Она   будет  благодарить  его. Она   будет  философствовать  -  выстраивать  теорию,    хоть как-то все объясняющую -  ей  самой   прежде  всего.   Вы,  мол с  своим  приятелем  живете   иллюзией.  И  если он  всю  жизнь  рыщет  по  окружающим   его  пространствам  в  поисках   череды идеалов,    то  вы , мол,  выстраиваете   один  единственный идеал,  выстраиваете   из  себя   своим  самолюбием -  отсюда   мол все  эти  ваши  сомнения,  ваша   боязнь  ошибиться...

Моя  же  жизнь,  продолжает  вправлять   мозги   взрослому   мужику эта  девочка  ,  складывалась   по–иному -   «все иллюзии из меня методично вышибали».      И  потому я     « принимаю мою жизнь такой, как она складывается. И не раскрашиваю под свои мечты это жестокое чучело. Но вы мне показали, что иллюзии могут кое-что дарить. Всё зависит от художника, который разрисует это чучело» 

   Нелепым,  несуразным   кажется,   на  первый  взгляд,     ее     монолог. Им  А.  Можаев,  может  показаться и  это,  безжалостно  уничтожает все  то,  что  с  такой  осторожностью   до  сих  пор  выстраивал. 

Казалось  бы  это  он, взрослый  и опытный  мужчина,  должен  был  бы ей  что-нибудь   подобное     объяснять…   И     такого   рода  объяснения  были,  есть  и   еще  будут  в  многочисленных    литературных   текстах.        Но   в  «  Мастерской  на  Поковском» должна  была  случиться    эта    странная инверсия  -  автор  должен  был    на  нее  решиться  и   понудить  ее  произнести  этот   монолог.   Именно  в нем  и  только  в  нем  Андрей  Можаев  окончательно      утверждает       свою  Надежду   в  качестве   не  иллюзорного,  а   реального   положительного   героя .

   Иной,  конечно  же,  иной,  смысл заложен в     жестком,  бескомпромиссном и  таком  нежном ее   монологе.  Не ей он  принадлежит.  Это   одно  время,  одна  эпоха   пытается    разобраться, объяснить   себе  иное  время,   иную  эпоху.   Все  дело  в   этом,  и именно  это     не  только оправдывает  диковатую  инверсию  А.  Можаева,  но  превращает   ее   в  художественное  достижение.   Риск  был  громадным. Он,  действительно,  мог  все  порушить .  Но  мог  все  и  укрепить… 

  Генетически,  природно  эта  девочка  такая  же,  как  он -   стареющий  и,  казалось  бы,  безнадежно    уползающий   в  прошлое   романтик.  Но  по  обстоятельствам   своей  жизни    она   совсем  другая. Генетически   она   должна  выстоять, по  обстоятельствам -  должна  сломаться.  Но   сломаться  не  по-современному,  а  по-своему   -  с  неистребимым  привкусом  русской   генетики,  русской   традиции.

Да  она  подстраивается  под  время,  в  котором  сформировалась. Но   остался след,  оставленный в  ее  душе  этим  занесенным откуда-то  из  19  века   самовлюбленным  романтиком,  этой  иллюзорной,  не реальной, литературной,  дурацкой,  совковой   атмосферой  мастерской  на  Покровском.   Она  пошла  каким-то  своим   путем  -  тем, на который  ее настраивал  опыт   начинающейся   жизни .  Но  в эту зиму  в   мастерской  на  Покровском  она   стал  обладателем  еще  одного  дара  -  она  в  живую  прикоснулась   к  чуду  русского  идеализма.

 И  это  в  ней     сработает.  В  ней,  в  ее  детях.  Она    -    понесла…

 

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ  АДМИНИСТРАТОРУ                САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков