ТЕМЫ:

Николай Коньков КРЕПКИЕ РЕБЯТА; Сергей Михеев «Дело Ельцина» живет до сих пор; Константин Сивков: «Эти инициативы связаны с событиями в Тунисе и Египте»; Александр Дугин: Российская власть вступает в полосу своей делигитимации; В.  Третьяков Идеология антитеррора; Михаил Ремизов Гражданская нация: русский запрос на сегодня; К.  Крылов. «Если упорствовать, кончится как в Египте»; Константин Черемных УРОКИ ПРЕДГРОЗОВОГО ГОДА; Сергей Семанов Народовластие для русских и Государства Российского; Вячеслав Игрунов. Тупик прагматизма и безыдейности

Константин Сивков: «Эти инициативы связаны с событиями в Тунисе и Египте»

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/02/03/konstantin_sivkov_eti_iniciativy_svyazany_s_sobytiyami_v_tunise_i_egipte/ъ

Военный эксперт прокомментировал намерение военного руководства России увеличить офицерский состав ВС на 70 тысяч …

«Увеличение численности офицерского корпуса я воспринимаю как еще одного доказательство того, что так называемая военная реформа осуществляется без всякой научной проработки и тщательного продумывания. Совсем недавно нам говорили о том, что нам нужно иметь контрактную армию. Спустя год господин Макаров заявил, что эта идея лопнула, и мы должны иметь армию смешанного комплектования, в основном призывную. Хотя мы говорили в Генштабе 15 лет о том, что контрактная армия невозможна в силу социально-экономических и пространственно-геополитических условий нашей страны. Также мы говорили о недопустимости сокращения офицерского корпуса по целому ряду обстоятельств. Тем не менее было уволено огромное количество офицеров. Теперь же опять начинается комплектование. Мое заключение простое: это не какая-то "попятная", - подобное поведение военно-политического руководства страны – это издевательство над офицерским корпусом и российскими Вооруженными силами», - заявил в интервью «Русской народной линии» вице-президент Академии геополитических проблем, доктор военных наук Константин Сивков, комментируя намерение военного России увеличить число офицеров после недавних сокращений. 

 

«Принято решение увеличить на 70 тысяч офицерский состав. Это связано с тем, что мы разворачиваем дополнительные воинские формирования, создаем военно-космическую оборону», - сказал министр обороны России Анатолий Сердюков журналистам по итогам совещания по денежному довольствию военнослужащих, которое провел вчера Президент России Дмитрий Медведев, передает РИА Новости. 

 

В рамках плана реформирования российской армии изначально планировалось, что к 2016 году численность Вооруженных сил страны будет сокращена с 1,2 миллиона до миллиона военнослужащих, однако в 2008 году глава военного ведомства Анатолий Сердюков заявил, что эту задачу необходимо решить на четыре года ранее, чем планировалось, - к 2012 году. В соответствии с этими планами, численность офицеров планировалось сократить с 350 тысяч до 150 тысяч.

 

По мнению Константина Сивкова, эти инициативы связаны с революционными событиями в Тунисе и Египте. «Одна их главных причин этих решений связана с событиями в Тунисе и Египте, где армии отказались поддерживать насквозь прогнившие политические режимы, отказывались стрелять в свой народ, - считает эксперт. - Наша политическая власть и военные круги не могут не понимать, что в современной России ситуация даже хуже, чем в Тунисе и Египте. И я как офицер уверен, что армия в свой народ стрелять не будет. Но хочу заверить, что такими подачками они не спасут ни свое положение, ни положение армии. Ситуацию в стране и армии нужно менять кардинально».

 

«Речь даже не о непродуманности реформ, а о совершенно неадекватных действиях господ Макарова и Сердюкова, в которых я усматриваю признаки состава преступления. Мы видим массовое увольнение офицеров и затем их обратное возвращение, выделение колоссальных средств для перевода армии на контрактную основу и затем признание ненужности этого, абсолютно ненужная и вредная закупка иностранной техники, нецелевое использование средств и т. д. и т. д. И это при том, что обо всем этом говорилось на протяжении многих лет, и ошибочность данных мер была многократного доказана с цифрами на руках. Все эти вещи, на мой взгляд, и являются признаками состава преступления действующего российского военного руководства и лично господ Сердюкова и Макарова. Конечно, я могу ошибаться, состав преступления может определить только Прокуратура. Поэтому я и говорю не о составе преступления, а о признаках состава преступления, которые я, как военный специалист, усматриваю в действиях военного руководства страны», - заключил Константин Сивков.

Александр Дугин: Российская власть вступает в полосу своей делигитимации

http://rossia3.ru/politics/russia/tandemnelegitim

Америка сама будет ликвидировать своих марионеток

События в Египте не являются изолированными, это не «египетская тема». Она касается всего арабского мира, потому что процессы, которые начались в Тунисе и Алжире, – потом перекинулись в Иорданию и Йемен. Анализ этой ситуации не является простым, одномерным. Об этом в интервью РИА «НР» заявил политолог, философ-евразиец Александр Дугин.

Перечисленные арабские государства – постколониальные, т.е. без реальной истории, говорит эксперт. Они были созданы по мере деколонизации этих территорий, распада Османской империи, освобождения от европейского колониализма (Алжир, Тунис, Марокко). В этом отношении речь идет об искусственных государствах, постколониальных, которые скреплялись современными идеологиями. Это одно и то же общество, один и тот же народ – арабы.

Где-то лет 20 назад эти страны были жестко ориентированы на США, это были сатрапы Запада. Мы знаем, например, в Алжире, когда к власти стали приходить фундаменталисты, США установили прямую военную диктатуру. Таким образом, речь идет о диктаторских, прозападных, проамериканских режимах, которые сейчас трещат по швам.

ЛИКВИДАЦИЯ

Мы знаем, что несколько лет назад Кондолиза Райс озвучила проект «Великого Ближнего Востока» в Анкаре. Он предлагал демонтаж проамериканских диктаторов и приведение к власти столь же проамериканских демократических сил.

Проект Великого Ближнего Востока, по сути дела, – это проект углубления демократии, как говорила Кондолиза Райс. Т.е. национально суверенные, подчиненные Америке диктаторы не достаточны для реализации американских интересов, и пора переходить к следующему этапу космополитизма, глобального общества, развития идеологии прав человека, подготавливая объединение всей планеты. А вот эти уже архаичные, хотя и проамериканские, марионеточные диктаторские режимы, стали преградой на пути.

Сам Садам Хусейн не сильно отличался. Он был более ориентирован на исламский социализм, но по своим геополитическим позициям также поддерживал ориентацию именно на США. И в иракско-иранской войне весь запад был на стороне Ирака, а не Ирана. Поэтому эти марионетки, отслужившие Западу свое, были запланированы к ликвидации. И сейчас она началась. Совершенно очевидно, что речь идет о реализации американского проекта цветных революций в арабском мире, с надеждой и целью привести к власти демократические режимы в духе Ющенко или Саакашвили, ориентированные уже на Запад полностью.

Хотя эти режимы довольно быстро превращаются сами в диктатуру, которую американцам снова приходится свергать. Т.е. нас ждут циклы таких цветных революций. Вот какова подоплека.

При этом проамериканские диктаторы, основанные на коррупции, абсолютно равнодушные к нуждам населения, с провальной социальной политикой, с неспособностью проводить реальные необходимые странам и обществам реформы, по-настоящему надоели всем арабам. Т.е. дело в том, что американцы не просто создают искусственно протестные настроения – они используют, точнее дают импульс, открывают возможность, клапаны.

Речь идет о двойственном, а то и тройственном явлении. Американцы дают старт этим цветным революциям, но осуществляются они взбешенным населением, которое действительно держали в узде только репрессивной системой марионеточных диктатур.

ИСЛАМИСТЫ

Американцы надеются, что Египте и в Тунисе, и в других странах придут к власти демократические структуры, ориентированные на демократическое общество, права человека, гражданские свободы, модернизацию и т.д. А вот это у меня вызывает сомнение, потому что я знаю структуру этих обществ.

Скорее всего, этими процессами воспользуются совершенно другие силы. Реальной оппозицией в этих странах являются отнюдь не демократические сторонники прав человека, которых подавляющее меньшинство, а давно отлаженные структуры исламского фундаментализма. Пока мы не видим их на картинках – участники цветных революций в большинстве своем, особенно в Тунисе, выглядели почти как европеизированная толпа – в джинсах, с плейерами, не сильно отличающаяся уже от современных европейских народов. Но за кадром остались очень серьезные силы, которые не преминут воспользоваться всей ситуацией. Это отлаженные жесткие вооруженные и сплоченные идеологически исламские фундаменталисты. И сковырнув эти проамериканские диктаторские режимы, именно эти фундаменталисты скорее всего – не то что придут к власти – пока об этом рано говорить, но заявят о себе как об очень мощной силе.

Т.е. американцы рискуют, дав «зеленый свет» опрокидыванию собственных сатрапов, получить совершенно неожиданный результат. Посмотрим, получится это или нет.

ЕГИПЕТСКИЙ СЦЕНАРИЙ В РОССИИ

Что касается России (Дугину кажется, что избежать аналогии просто нельзя), то параллели абсолютно очевидные. В России существует прозападный, проамериканский, либерально-демократический коррупционный режим, который с Медведевым не ослаб, а наоборот усилился, стал еще более антинародным и коррупционным. И, если при Путине, особенно в ранний период его правления, были действительно надежды на укрепление суверенитета, развитие самостоятельной России как полюса многополярного мира, о чем Путин сам вначале говорил и строил на этом свою политику, то постепенно, к концу правления президента Путина стало понятно, что все эти процессы зашли в тупик, что его режим превращается в коррупционный, прозападный, либеральный и не представляющий альтернативу американскому мировому порядку.

Путинский режим – это режим, аналогичный тем, которые сейчас трещат по швам в Северной Африке.

Была надежда на то, что это отступление Путина от раннего курса временно, что сейчас все образуется, вернется на свои места. Но, когда он предложил Медведева, стало очевидно, что это на самом деле уже стратегия – превратить Россию в колониальный придаток Запада, подписав СНВ-3, отказавшись от помощи Ирану, поставив памятник Ельцину – человеку, которого ненавидят довольно единодушно практически все слои населения, кроме тех, кто при нем сделал свои воровские коррупционные карьеры.

Бесславный конец Бен Али, Мубарока – это то, что ждет Медведева. Это демонстрация того, как поступает Запад со своими холуями. Если правитель прозападный, проамериканский, либерально-демократический, еще и коррупционный и антисоциальный, в какой-то момент Америка поддержит, а потом, когда он исчерпает свои силы, спокойно сбросит. Вот, что значит дружить с Америкой.

Если политик рассчитывает, что США будут его поддерживать, – до какой-то точки – да, а потом они спокойно его сковырнут, как руководителей северно-африканских арабских государств.

И вот опять же аналогия с Россией – у нас постепенно зреет аналог того, что в исламском мире является исламским фундаментализмом. Это консервативные православно-монархические национальные круги, которым самое время сейчас консолидироваться, осознать этот опыт, не спешить с действиями. Просто потому, что в какой-то момент надо быть готовыми к такому развитию.

Америка сама будет ликвидировать своих марионеток – руководителей РФ. И надо быть к этому готовым – как готовились братья-мусульмане в Египте и готовы до сих пор исламские радикалы в Алжире.

Россия очень напоминает постколониальное государство. Частично независимое, частично оглядывающееся на своего хозяина. Причем удивительно – но нас ведь никто не завоевал. Даже проигрыш в холодной войне – это было больше предательство и апатия, нас взяли на испуг, а не по-настоящему принудили.

Дугин думает, что российская власть вступает в полосу своей делигитимации. С этого началось все и у арабов. В какой-то момент и Мубарак, и Бен Али, и все остальные коррупционные лидеры перестали быть легитимны. Поначалу у них была и полиция, и сейчас у них – полиция, армия и в значительной степени поддержка Запада. Но всего этого недостаточно, чтобы сохраниться в условиях ее полной нелегитимности. Вот российская власть сегодня становится нелегитимной.

Это, конечно, очень далеко не революционная ситуация, но рано или поздно она созреет. Власть не сможет бесконечно отделываться шутками, цинизмом, технологическими трюками, разглагольствованием, демагогией. В этом случае власть становится нелегитимной. Нет таких сил в мире, которые поддержат Мубарака или Бен Али.

Точно так же Дугин не представляет, в случае аналогичных событий в РФ, кто предоставит политическое убежище тандему. Они никому не будут нужны как нелегитимные правители, даже тем, кто использовал их в своих прагматических целях на определенном этапе.

В.  Третьяков Идеология антитеррора

http://v-tretyakov.livejournal.com/439848.html

Вчера в "Известиях" опубликована моя очередная статья. Вот её текст.


Идеология антитеррора

Всякий масштабный теракт неизбежно вызывает всплеск официальных заявлений, экспертных оценок и основанных на здравом смысле или предубеждениях высказываний публичных лиц. В сумме своей эта реакция предлагает обществу более или менее адекватный анализ причин случившегося и мотивов, которыми руководствовались организаторы очередного теракта.

А также достаточно убедительный набор мер, реализация которых должна привести к тому, "чтобы ничего подобного больше не случилось".

Как правило, "ничего подобного" и не случается. Случается "нечто иное" - в другом месте, в иных обстоятельствах, в другое время суток. Но это "иное" все равно является терактом. Просто потому, что в современных городах мест массового скопления людей больше, чем могут контролировать любой численности и квалификации спецслужбы и правоохранительные органы.

Представим, однако, идеальную ситуацию - все такие места взяты под контроль и негласные агенты внедрены во все организации, от которых может исходить хоть малейшая угроза совершения терактов или прямого или косвенного содействия их организации. Как будет называться государство, добившееся такого идеального порядка? Ответ очевиден: полицейское. Или - современнее - государство тотального контроля.

При этом еще необходимо, чтобы абсолютное большинство граждан страны без неприязни и пассивного саботажа принимало эту систему, что как минимум означает следующее: даже лица, сделавшие уголовные преступления или криминальный бизнес основным способом своего существования, должны быть лояльны государственной власти и всем ее институтам, включая и те, которые предназначены для непосредственной борьбы с ними.

Имеет ли современная Россия по совокупности известных нам условий и обстоятельств ее нынешнего состояния перспективы достижения этого "идеала"?

Вряд ли.

Кроме того, формирование развитой демократии и построение государства тотального контроля суть две противоположные стратегии. Нельзя без ущерба для одного с успехом заниматься другим. А Россия, кажется, собирается.

Ссылки на то, что это удается западным странам, неубедительны. Во-первых, там сначала добились первой цели, а теперь перешли к достижению второй. И рано или поздно одно наступит на горло другому (уже наступает). Во-вторых, как представляется, некоторым западным странам пока удается отводить угрозу от себя путем, скажем так, послаблений там, где она реальна для других, в частности для России. Наконец, в западных странах есть то, что запретила себе иметь Россия, - исповедуемая большинством членов общества политическая идеология, пока еще консолидирующая западные общества, в том числе и в борьбе против врагов этих обществ.

Уже снятые после теракта в "Домодедово" милицейские и транспортные начальники, надо думать, не сделали многого, что должны и могли бы сделать для того, чтобы это преступление не случилось. Но вряд ли кто сомневается в том, что тогда заготовленное для аэропорта взрывное устройство взорвалось бы в каком-нибудь другом месте Москвы.

Терроризм существует потому, что есть люди, готовые на себе пронести в место скопления людей взрывное устройство и взорвать его, прекрасно осознавая, что они тоже погибнут. В принципе это называется красивым словом "самопожертвование". Но сейчас это слово редко употребляют, предпочитая нейтрально профессиональное - "смертник". Но сути это не меняет.

Те, кто готов идти на смерть (если таковых много), руководствуются либо верой, либо идеей (идеологией). И надежды на то, что прекрасно отлаженная Система может успешно противостоять любой партизанщине, в том числе и террористической, напрасны. Нельзя "прекрасно отладить" Систему, если в основе ее не лежит вера или идея (политическая или гражданская идеология). Кроме того, носители веры или идеологии, не предполагающей жертвенности (например, если они основаны на индивидуализме) и неподкупности, не способны победить своих антагонистов, готовых идти на личные жертвы.

Остается по-прежнему надеяться на военно-техническое превосходство (все уменьшающееся) и на ресурсы политической и государственной власти, которыми не обладают террористы (но, возможно, обладают стоящие за ними силы). Именно это и не позволяло до сих пор терроризму одержать решающую победу. Однако и ему решающего поражения пока никто не нанес. И вряд ли нанесет. То есть теракты будут продолжаться.

Но это еще полбеды. Беда в том, что идеи и веры, исповедуемые террористами, не созданы специально для них и не являются чем-то изолированно-экзотическим. Это мощные ответвления достаточно традиционных вероисповеданий и идеологий, из резервуара которых своих сторонников и боевиков терроризм и черпает. То есть терроризм имеет, что может показаться парадоксальным, цивилизационную основу. И это - важнейшая констатация.

Таким образом, с какой бы стороны мы (сосредоточусь сейчас на России) на войну с нами терроризма ни посмотрели, все равно выходим на проблему цивилизационной устойчивости нашего общества. Проще говоря, устоять в этой войне (оптимально - победить в ней) оно может только в том случае, если свою цивилизационную основу будет укреплять, а не разрушать. Тем более что стратегия террористической войны предполагает разрушение как раз этой цивилизационной основы.

А какая у нашего общества, у нашей страны цивилизационная основа? Как мне видится, это - православие. И если мы не хотим заводить себе специальную (наново изобретенную) политическую (гражданскую) идеологию, то вынужденно должны обратиться к православной, пусть в несколько расцерковленном виде. Назовем ее, например, гражданским православием.

А почему, обязательно последует вопрос, нам не воспользоваться западной (в западноевропейском или американском варианте) идеологией? Ведь вроде бы Запад успешнее противостоит терроризму.

Как минимум по трем очень рациональным причинам. Первая - общество (нация) не может менять идеологии как перчатки: на основе какой идеологии (тогда еще в виде религий) оно создавалось, только на той основе и способно выжить и жить. А западные цивилизационные модели возникли на основе католицизма либо протестантизма. Вторая причина - попытки перенести западные идеологические модели (за исключением их общехристианских основ) на русскую почву пока положительного результата не дали, в том числе и в борьбе с терроризмом. Третья причина - в ходе войны идеологии не меняют. А то, что террористы ведут против России войну, в том числе и за отторжение ее территорий, сомневаться не приходится. В ходе войны можно лишь дополнительно опереться на отвергнутые ранее цивилизационные ценности - как это крайне прагматично и на пользу Отечеству сделал Сталин еще до начала Великой Отечественной войны, но особенно - во время ее.

Идеальное полицейское государство мы все равно не построим (кстати, неидеальное у нас уже было). Хлипкие пока декорации российской демократии при этом непременно порушим. Евродемократию или американодемократию в России возвести просто невозможно. В православные храмы всех поголовно не загоним и не заманим. Но ведь без веры или идеи нельзя в том числе и победить окончательно терроризм. Следовательно, собственную русскую (российскую) политическую идеологию завести, если не хотим погибнуть, все равно придется. И кроме гражданского православия ничего иного в России быть не может. Иначе это будет не Россия. Или: иначе не будет России.

Михаил РемизовГражданская нация: русский запрос на сегодня

http://www.apn.ru/publications/article23602.htm

У российской правящей элиты нет связной концепции национальной политики, а есть некий набор предрассудков, унаследованных с советских времен, причем предрассудков, которые делают подход государства к национальной сфере весьма противоречивым. Назову лишь два основных противоречия советской и российской национальной политики.

Первое противоречие – между идеей единой политической нации и принципом многонациональности государства.

Во всех государствах живут представители каких-то этнических меньшинств, но это ни в коей мере не делает сами государства «многонациональными». Многонациональность государства – это не факт, а принцип. Принцип политизации этничности, достигающий своего логического предела в этно-территориальном делении, то есть наделении этнических меньшинств национально-государственным статусом. По составу населения Россия как раз весьма однородна – как количественно, в смысле преобладающей доли русского населения, так и качественно, в смысле степени культурно-лингвистической унификации.

Иными словами, мы «многонациональны» не потому, что у нас есть этнические меньшинства, а потому, что мы возвели их в ранг наций и придали им государственный статус. Эта логика взращивания этнонаций находится в явном противоречии с логикой гражданской нации, которая предполагает как раз, что этническая принадлежность меньшинств остается их частным делом.

Второе противоречие – это противоречие между государственным статусом национальных меньшинств и отсутствием аналогичного статуса у национального большинства. Ни Российская Федерация в целом, ни какие-либо отдельные ее части не являются формой национального самоопределения русских как народа хотя бы в той же степени, в которой формой самоопределения чеченцев является Чечня, татар – Татарстан, якутов – Якутия, и так далее.

Эти два противоречия создали специфическую болезненность, остроту национального вопроса в Советском Союзе и в России. Причем положение России в этом отношении сложнее, потому что Советский Союз как государство имело некий наднациональный источник легитимности. Это была идеократия. По сути, носителем суверенитета была партия, выступающая от имени глобальной идеологии. Точно так же, в дореволюционные времена носителем суверенитета был не народ, а династия.

Когда власть имеет трансцендентный источник легитимности, она может позволить себе играть в многонациональность, ее точка опоры вообще – вне нации. Проблема российской власти в том, что она эту высшую точку опоры утратила, а многонациональность как принцип сохранила. И именно этот принцип блокирует демократическую эволюцию российской власти.

Одно из положений французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, гласило: источником суверенной власти является только нация. Вот этот принцип ознаменовал вход одновременно в эпоху демократии и в эпоху национализма. Национальный и демократический принцип обоснования власти идут в современности рука об руку. Идея нации в этом контексте выражает тот факт, что власть не может исходить от народа, если этот народ не обладает общностью самосознания и культурной однородностью, необходимой, как минимум, для взаимопонимания и взаимного доверия людей а, как максимум, для возникновения эффекта «общей судьбы» и «общей воли».

То есть, конечно, на уровне локальных сообществ, местного самоуправления демократия вполне может обходиться без нации. Но на уровне большого общества – нет.

Поэтому принцип многонациональности, унаследованный нами от СССР, является барьером для демократизации. Это главная причина того, что мы без конца воспроизводим традиционную конструкцию «верховной власти», вознесенной над обществом, – но уже без каких-либо традиционных или идеократических опор и оснований для этой конструкции.

Российский правящий класс сегодня – это номенклатура без коммунизма и феодальная знать без идеи божественного права. Это весьма двусмысленное положение.

Мне кажется, болезненное отношение власти к национальному вопросу связано именно с этой беспочвенностью ее собственного положения в национальной системе координат.

Признаков обретения национальной почвы под ногами я пока не вижу. Но есть признаки некоторого продуктивного испуга – осознания шаткости той конструкции, которая сложилась. Мне кажется, власть ощутила – я имею в виду, прежде всего, Президента – опасность советской инерции в национальном вопросе, которая уже привела к демонтажу СССР.

Хорошо, кстати, что была отвергнута идея воссоздания Министерства национальностей. Потому что сегодня любое ведомственное, бюрократическое решение национального вопроса без его политического переосмысления будет все дальше загонять нас в тупик советской национальной политики и углублять те противоречия, о которых я говорил.

Если мы не выйдем из этой советской инерции, то имеем все шансы стать несостоявшимся государством. Примечательно, что еще до событий на Манежной, летом прошлого года, когда Медведев общался с членами Совета по правам человека, он сказал, что, если мы не сформируем российской национальной идентичности, то «судьба нашей страны очень печальна».

Что это значит? Это значит, что, во-первых, Президент фиксирует отсутствие полноценной национальной основы у сегодняшнего государства, со всеми вытекающими последствиями для судьбы этого государства. И что, во-вторых, он, по всей видимости, делает ставку на более последовательное проведение принципа единой гражданской нации.

В принципе, эта ставка может быть продуктивной. Но здесь важны некоторые оговорки.

Идея гражданской нации воспринимается у нас мифологически. Как некий залог всеобщей гармонии в противовес опасной, конфликтной идее этнической нации. В частности, она воспринимается как формула безболезненной интеграции Кавказа. Т.е. интеграции, происходящей как бы автоматически в силу того, что мы отказываемся от «русской» нации в пользу общей для всех «российской». Это очень наивное представление.

Дело в том, что гражданская нация требует не менее интенсивной общности и даже однородности, чем этническая. Это однородность политической культуры и гражданского сознания.

Есть ли эта однородность между нами и Кавказом? К сожалению, нет. Потому что именно от кавказских лидеров мы слышим, что законы шариата выше законов России. По поведению кавказской молодежи мы видим, что и законы адата тоже выше законов России. Именно в кавказских республиках властям обещают на выборах уровень поддержки в 110%, а русского назначенца, крупное должностное лицо, присланное из центра, просто, как куклу, выносят из кабинета – он не прошел этническую квоту. Это все иллюстрации огромного перепада в гражданской, правовой и политической культуре между Центральной Россией и Кавказом.

Формирование гражданской нации означает устранение этого перепада. Возможно ли это? Наверное, да. Но это и есть ассимиляция. Только не этнографическая, а собственно национальная. Ассимиляция в единую гражданскую культуру. И если она будет обеспечена, то этнографические особенности Кавказа, включая пресловутую лезгинку, уже никого волновать не будут. Они утратят политическое значение.

В этом отношении, главный запрос Манежной площади вполне может считаться запросом на гражданскую нацию, на гражданское достоинство.

Кстати, даже определенная брутальность протеста укладывается в эту логику. В чем смысл фигуры гражданина в эпоху буржуазных революций? Она отрицает – в том числе, силой – претензию на господство, на которой основывались социальные отношения феодальной эпохи. Она ниспровергает стратегии устрашения, которые сводили большинство к положению людей низшего сорта.

Так вот, сегодня нерв протеста в том, что русская молодежь отвергает эту неофеодальную претензию на господство, которую она, в отличие от лиц с менее обостренным чувством гражданского достоинства, улавливает со стороны Кавказа. Она видит не только ритуалы доминирования, прошитые в поведенческом коде. Она видит технологии этнического доминирования, основанные на эффективном сочетании неформальной самоорганизации (клановые структуры) с формальными институтами (власти национальных республик, их полпредства в регионах).

Смысл формирования гражданской нации – в сломе этих технологий доминирования, бескомпромиссном демонтаже клановых структур.

Гражданская нация потому и называется гражданской, что состоит из граждан, а не из кланов, феодальных семей и привилегированных сословий. Собственно, это именно то состояние, к которому стремится русское большинство. В этом и состоит «русский запрос» сегодня.

И достичь «гражданского состояния» без опоры на него невозможно.

  К.  Крылов. «Если упорствовать, кончится как в Египте»

http://www.saltt.ru/node/7204

Евгения Пастухова , Константин Крылов /04 февраля 2011

События на Манежной площади в декабре 2010 года продемонстрировали, что Россия, в общем-то, не такая дружная многонациональная страна, какой ее хотели бы видеть наши власти. Интеллектуальный столп русского национализма Константин Крылов уверен: русским надоело находиться под властью быдлофобов и они готовы пошуметь, лишь бы не сойти в могилу.

— Почему русский национализм в этом году поднял голову?
— Я бы поставил вопрос по-другому: почему он не поднимал голову раньше?

Рост национализма в любой постсоциалистической стране — дело естественное. Абсолютно все постсоциалистические страны, начиная от Польши и заканчивая Монголией, пошли по нормальному европейскому пути создания национального государства. Национальное государство на стадии своего формирования предполагает рост ярко выраженного национализма, который приветствуется и разделяется властью.

Россия — единственная страна на постсоветском пространстве, которая попыталась идти своим — я бы сказал, до боли знакомым — путем. А именно — путем создания государства, которое, отрицая все советское, в национальном вопросе остается полностью социалистическим. Современная Россия, так же как и СССР, устроена по формуле «все против русских».

Сейчас поощряется любой национализм, кроме русского. Никто же не отнимает, допустим, у татар право быть татарами, а у якутов — якутами. У русских же сейчас отнято все. Даже право называть себя русскими: как известно, русским предписано быть «россиянами». И предписание это касается только одного народа. Соответственно, прилагаются все усилия для борьбы с русским национализмом, который осознается данным государством как главная и даже единственная угроза режиму.

— А почему, с вашей точки зрения, власти избрали стратегию подавления любых проявлений русского национализма?
— Это связано с тем, что, в отличие от всех постсоветских государств, где правящая элита сменилась, в России этого не произошло. У нас правят бывшие советские номенклатурщики или их личинки, не успевшие вылупиться в номенклатуру при советском строе, но полностью разделяющие советские представления о том, как и зачем нужно править. Советский же строй был основан, и — более того — создан для подавления русских.

Разумеется, элита, управляющая подобным способом, должна быть заточена именно под такой способ управления. Эти люди ненавидят народ. Быдлофобия, то есть лютейшая ненависть к народу, выражаемая открыто и гласно — уникальная отличительная черта российской элиты. Народ — это, понятное дело, русские, и, следовательно, элиты ненавидят именно русских. Только их одних. Все остальные нации «быдлом» не являются. Попробуй назови «быдлом» чеченца из аула. Страшно, ага.

Кстати, о прочих. По сути все сколько-нибудь заметные нерусские народы в России устроились более чем успешно. Например, та же Чечня де-факто уже превратилась в маленькое национальное государство. Рамзан Кадыров правит своим народом достаточно жестко, но он, безусловно, любит Чечню и чеченцев и делает для них все. И такими же национальными государствами являются все национальные республики. И это всех устраивает, лишь бы русские продолжали лежать под шконкой.

— Сейчас-то что произошло? Усилий по подавлению было предпринято недостаточно?
— Помимо того что нерусские народы натравливают на русских, русских непрерывно терроризируют, запугивают, говорят, что русские националисты — это монстры в человеческом облике, и так далее. По сути дела, русских пугают тем, что они русские. В какой-то момент это запугивание перестало приносить те плоды, которое должно. Прежде всего по причинам чисто биологическим: меняются поколения.

Советские русские были доведены советской системой до состояния полного размягчения: им можно было внушать все что угодно. Что сказали по телевизору — так и надо думать. Злиться втихаря можно, а выполнять — изволь-изволь.

Но на новое поколение советские пропагандистские приемы не действуют. Сегодняшнему школьнику очень трудно объяснить, почему он должен любить кавказского подростка, который его лично бьет, терроризирует и называет русской свиньей. Он просто видит факты. Новое поколение, в отличие от советских людей, факты ценит больше, чем приказы из ящика. Эти ребята на Манежную и вышли.

— Как реагирует власть? Складывается впечатление, что она сегодня заняла выжидательную позицию — кремлевские идеологи не знают, что делать с внезапно актуализировавшимся национальным вопросом.
— Я не могу сказать, что позиция такая уж выжидательная. Естественный рефлекс российской власти на любой всплеск русского национализма описывается одним словом — «давить». Это самое давление имеет место. Сейчас милиция очень шустро действует, старательно пресекая любые действия, хотя бы отдаленно напоминающие националистические. Дело дошло до того, что стали разгонять, допустим, траурные собрания, посвященные памяти погибших в теракте в Домодедово. А почему так? Потому что в Домодедово кавказец убил русских. Нельзя же допустить очередного всплеска антикавказских настроений! И, заметьте, всячески отрицалось, что теракт совершил кавказец. Так что все эти пляски вокруг «русско-украинского террориста Раздобудько» и подавление траурных акций — это что, разве похоже на растерянность? Нет, это вполне себе осознанная политика.

А ощущение, что власть растерянна, связано вот с чем. Стало уже окончательно понятно, что при всей своей эффективности репрессии не решают одной единственной проблемы — власти нечего предложить русским. Дубины уже устали бояться, а пряников для русских у них не предусмотрено в принципе. В лучшем случае можно что-то пообещать и не сделать. Но в эти обещания тоже никто не верит. Соответственно, возникает растерянность: что-либо реальное давать нельзя, обещать непонятно что, дубина не действует.

Все жесты, которые власти ни к чему не обязывают, уже были сделаны. Вспомните, как Путин возложил цветы на могилу Егора Свиридова. Люди посмотрели на цветочки, нахмурили брови и сказали «цветочки, конечно хорошо, но дальше-то что, дорогой премьер?». А сказать больше нечего. Сейчас они раздумывают, какую бы тухлую кость бросить этому народу. Ищут косточку потухлее. Даже нашли.

— Ну не только Путин делает ни к чему не обязывающие жесты. Медведев вот совещания проводит — нельзя же совсем ничего не делать. Вот, например, русскую культуру предлагает развивать, фольклор в частности.
— Это и была та самая косточка.

— Скорее, те самые обещания.
— Даже не обещания. Он ничего не обещал. Он просто воздух сотряс. Настоящее обещание должно быть таким: мы выделяем такие-то средства общественным организациям на развитие русской культуры и закупаем у такой-то фабрики 30 тысяч балалаек. Тридцать тысяч балалаек — не Бог весть какое орудие для возрождения русского народа. Но, скажем так, это было бы вполне себе внятное действие. Для поддержки других национальных культур средства выделяются регулярно и вполне ощутимые.

Здесь же просто прозвучало «а давайте». Это меньше чем слова. Это тухлая кость. Причем, повторяю, косточка выбрана самая что ни на есть тухлая, поскольку большая часть русских национальный фольклор не знает и не любит (Советская власть отучила).

— Может, Медведев должен сам подать пример: написать предвыборную программу — свою или кто там будет выбираться в 2012 году — в форме басни?
— Кстати, за ними не заржавеет. Все эти люди не знают, чем заняться, и поэтому прикалываются, живут напряженной светской жизнью. Так что, я думаю, мы еще услышим от Медведева какую-нибудь басню. «Мартышка и айфон», например.

— По словам Медведева, сейчас надо развивать самые лучшие черты русского характера. Цитирую: «Терпимость, отзывчивость, умение уживаться вместе с соседями, строить совместное государство, уверенность в себе, великодушие, широкий взгляд на вещи, на свою историю и на историю других». Получается, что есть какие-то мелочные, неуверенные и невеликодушные народности. Будь вы, например, татарином, вы бы оскорбились?
— О нет. Волк не сердит, что овца пердит. Все нерусские всё прекрасно понимают. Ни один нерусский не согласится себя считать терпеливым (он не будет терпеть плохое обращение), уживчивым с другими народами («мы порвем всех врагов») и так далее. На самом деле эти будто бы комплименты для нерусских народов являются оскорблениями. И то, что Медведев оскорбил русских, а не их — будет замечено и оценено.

Что касается русских, им приписали обычные добродетели порабощенного народа. Добрые американские плантаторы тоже «в хорошую минуту» говорили: негры — отличные ребята, терпеливые, жизнерадостные люди, для которых солнышко светит — они и улыбаются; не побили — и хорошо. То же самое сказано и о русских. Их грабь, режь, обирай, дави и куражься — они всё стерпят и не обидятся. Славные какие.

Так что не нужно. Медведев не прокололся. Он сказал именно то, что хотел сказать.

— Участники движения «Наши», с которым ассоциируется государственный национализм, обижаются, когда их зовут «нашистами». Как вы считаете, есть резон в этой дразнилке?
— Это старая дразнилка. Само слово «Наши» было заимствовано у журналиста Александра Невзорова, который еще во время перестройки пытался создать нечто вроде патриотического движения смутно-русской направленности. Советских патриотов, недовольных социализмом, но при этом принимающих интернационалистическую советскую политику и обижающихся на национальные движения на окраинах, он и называл «нашими». Тогдашние либералы, поддерживающие литовцев и грузин, тут же придумали слово «нашизм». Они же называли «нашизмом» русские национальные чувства. В нулевые с этой идеи сдули пыль и создали прокремлевское движение «Наши».
С этим заимствованием связано и все остальное: а именно, патриотизм «эрэфовского» толка и их бандитские замашки. «Наши» — это легальная хулиганская организация, которая непрерывно делает какие-то гадкие вещи.

— А какие-то акции «Наших» можно причислить к националистическим?
— Да никакие, естественно. «Наши» — это хулиганы со справкой от Кремля, что хулиганить им можно. Они официально называются антифашистским движением, а под «фашизмом» у нас понимается исключительно русский национализм и больше ничего. Так что «Наши» — это главные враги националистов, легальные антифа.

При этом они регулярно пытаются «перехватывать инициативы» у русского движения. «Нашисты», в частности, проводили так называемый «Русский марш». Возглавлять его, насколько я помню, приглашали Тину Канделаки и прочих таких вот «русских» людей. Замечу, что я ничего не имею против госпожи Канделаки. Я всего лишь обращаю внимание на демонстративное приглашение именно нерусских во главу этого марша, которое точно указывает на характер мероприятия. Это все равно что провести марш настоящих мужчин, который будет возглавлять та же самая Тина Канделаки.

— Как другие страны, не постсоветские, а вполне себе цивилизованные, разбираются с национальной идентичностью?
— «Вполне себе цивилизованные» — это страны, где давным-давно построено национальное государство. Допустим, Франция. В свое время вопрос национализма во Франции «цвел и пах». Но когда национальное государство уже построено, когда само господство правящего народа и его права обеспечены железно, национализм в его ярких формах можно отогнать на запасной путь. Как старый, отслуживший свое бронепоезд.

Но бронепоезд с запасного пути никто не убирает. Силы, отстаивающие национальные ценности, держат подальше от власти, но не преследуют: «Не дай Бог, опять понадобится».

Сейчас как раз и понадобилось. Европа доигралась в толерантность. Выгодополучатели толерантности окончательно оборзели и расхрюкались, положили ноги на стол и начали харкать европейцам в лицо. Европейцы очень долго наблюдали за тем, что происходит. Но постепенно интерес стал недобрый: «Ребята, вы что это, всерьез? Вы действительно считаете, что вот вы сейчас приехали в наши страны и наведете свои порядки?»
Старый ржавый паровоз вернули с запасного пути. В результате к власти начали приходить правые, вполне националистические партии. Европейцы гуманно, в белых перчатках, стали выселять нелегалов. Николя Саркози сейчас выполняет ровно ту программу, которую у нас предлагает «Движение против нелегальной иммиграции». Мигрантов поставили на место. Но если этих мер окажется недостаточно, последовательные и жесткие европейцы прибегнут к другим, более суровым действиям. Это самый обычный национализм, просто национализм богатых и уверенных в себе людей.

— А вы собираетесь работать со сферой легальной политики?
— Русские националисты всегда были готовы к работе в легальной сфере. Для русского человека естественно не бузить на улице, а сидеть за столом и предлагать конкретные решения проблем. И, разумеется, да, все русское движение к этому готово.
Другое дело, что наша власть легальную политику запретила, прежде всего потому, что сама к ней неспособна. И никогда не была по-настоящему способна. Поэтому сегодня вопрос стоит иначе: каким образом вообще ввести нашу власть в поле легальной политики?

Русские националисты себе такую цель ставят. Мы хотим построить нормальное национальное государство европейского типа. Естественно, мы являемся главными заинтересованными лицами в том, чтобы политика в России была легальной, не грязной и так далее.

— Вы хотите во власть?
— Я, Константин Крылов? Власть как таковая, «просто чтобы сидеть в Кремле и всем тыкать» — это мне не нужно. Власть нужна как инструмент для построения общества, которое нам действительно нужно. Если это общество построит кто-то другой — ну вот проснется завтра Путин и поймет, что жил неправильно, и начнет делать то, что хотим сделать мы — я не огорчусь. И, думаю, другие русские националисты тоже не огорчатся. Кто-то из русских националистов пойдет работать на такой хороший режим, кто-то с облегчением займется другими делами. Я, например, займусь литературой, скорее всего, фантастической. Или вообще уйду в ресторанные критики, у меня это неплохо получается. В общем, власть нам нужна, но мы ее не хотим.

— Можете спрогнозировать, как сейчас будут развиваться события? В общем-то, очевидно уже, что национальный вопрос станет одним из главных в этом избирательном цикле.
— Не факт. Власть если чего и хочет, так это спустить все на тормозах. Это ведь не первый раз, когда русские поднимают голову. Каждый раз просто эту голову пригинают обратно. Сейчас, я думаю, будет предпринята очередная попытка поставить русских на место.

Произошло на самом деле гораздо более серьезное событие. Национальный вопрос был легализован не столько с точки зрения власти, сколько в головах людей. Вкрученная в головы идеологема, что русские националисты — это идиоты и мерзавцы, сломалась. Сейчас разговоры о русских проблемах перестали быть табу.

Власть наверняка отступит до следующей линии обороны, по максимуму замалчивая эту тему. И дальше общественный интерес будет расти, но власть будет рты затыкать. Однако теперь это будет переживаться именно как ущемление свобод: нам не дают говорить о том, что нас волнует.

— То есть революция все-таки будет?
— Может быть. Все это идет достаточно медленно, но идет в эту сторону. В конечном итоге очень большому количеству людей до смерти надоест жить в уродливом и отвратительном государстве, каковым является нынешняя РФ. Когда большое количество людей поймет, что этому государству есть нормальная альтернатива, тогда-то и начнется.

Вполне возможно, что, если власть будет упорствовать, кончится как в Египте или Тунисе. Не сегодня, даже не завтра. Но к тому придет. Потому что идти, собственно, русским больше некуда: или с шумом на площадь, или тихо в могилку. И некоторые уже спрашивают себя: а почему, собственно, мы так боимся шума, что готовы на могилку? Не лучше ли пошуметь?

http://www.dynacon.ru/content/articles/493/

2010-й год казался бурным. Но главные бури – впереди

ГОД НЕСБЫВШИХСЯ ПРОГНОЗОВ

Минувший 2010-й год стал годом несбывшихся прогнозов в экономике и политике, годом посрамления титулованных экспертов. Львиная доля главных итогов года может быть представлена в виде предсказаний, выданных авторитетными аналитиками, с добавлением в начале частицы «не».

1) Не вышла из кризиса мировая финансовая система. Признаки некоторого оживления в первой половине года сменились отчетливыми явлениями стагнации. ООН, МВФ и Всемирный банк единодушно предсказывают общемировое снижение темпов роста экономики. Бодрый термин exit strategy к концу года выходит из употребления: никакого exit не видно, во всяком случае для постиндустриальной экономики.

2) Не наступило «излечения» на банковском и, соответственно, на ипотечном рынке США. Объем продаж «дефолтной» недвижимости из-под залога не сократился, а возрос, притом преимущественно в зажиточных штатах. Гигантской суммы в $1,7 трлн, потраченных Федеральной резервной системой на выкуп банковских активов, оказалось недостаточно для преодоления рецессии. Осенью Конгресс одобрил новую программу – на $600 млрд. При этом руководство ФРС признало, что и с дополнительными вливаниями в банковский сектор удастся лишь приостановить темпы роста безработицы, но не сократить ее масштабы. При этом предложение рабочих мест сузилось в первую очередь для среднего класса – предполагаемого локомотива постиндустриального роста.

Та же проблема «экономики услуг», вкупе с затратами на интеграцию, легла тяжким бременем на финансовую систему Евросоюза.

Ипотечный бум в странах Прибалтики, копировавших американскую ипотечную систему, обернулся массовыми дефолтами, валютными кризисами и острыми проблемами скандинавских банков-кредиторов. В итоге свернулась кредитная экспансия на северо-западе России – в частности, в Петербурге рухнули девелоперские проекты, рассчитанные на кредиты банков северных стран, что принудило руководство мегаполиса к пересмотру всего регионального градостроительного законодательства.

Из трех стран Прибалтики в еврозону (и одновременно в ОЭСР) принимается только «самая экономичная» и самая политически стабильная Эстония. Однако инициированные «старой Европой» жесткие меры по сокращению бюджетного дефицита меняют приоритеты в странах периферии: вступление в еврозону перестает быть розовой мечтой; напротив, в Словакии на политическом уровне ставится вопрос о возвращении к национальной валюте.

3) Не оправдывается, тем не менее, распространившийся на фоне греческого кризиса слух о коллапсе евро и «реванше» доллара США. Падение курса евро к доллару, подстегнутое срежиссированной медиа-кампанией, оказывается недолгосрочным трендом. Лидеры «старой Европы» и руководство ЕЦБ реагирует оперативно, учреждая европейский фонд финансовой стабильности объемом 750 млрд евро, который на декабрьском саммите ЕС было решено сделать постоянно действующим. В то же время трансатлантический «заговор против евро» толкает Европу на сближение с Юго-Восточной Азией.

4) Не произошло резкого спада в экономике Китая, который уверенно предвещали узкоспециализированные мэйнстримные аналитики на основе нехитрых расчетов «глобального баланса», не учитывая при этом ни субъективных факторов управления, ни объективных факторов геополитики. Диверсифицированная производительная экономика приспособилась к сжатию спроса на рынке сбыта в США, а государственный контроль над экономикой своевременно ужесточил частные заимствования. Финансовая несостоятельность западных компаний добывающего, перерабатывающего и машиностроительного секторов позволил китайским полугосударственным и частным корпорациям скупить контрольные пакеты акций западных производителей. Первый тур по Евразии преемника председателя КПК Си Цзинпина весьма символически ознаменовался приобретением Volvo. Термин «китайско-финская граница» из анекдота перешел в реальность.

8 ноября президент Всемирного банка Роберт Зеллик в Financial Times допускает возвращение золотого стандарта в мировую валютно-финансовую систему. Это допущение равнозначно признанию краха виртуальной экономики как таковой. К этому времени экспертное сообщество «сдалось», признав стратегическую роль китайской производительной экономики для поддержания мирового спроса на энергоносители и, соответственно, для предотвращения банкротств энергетических корпораций.

Еще раньше, на саммите АСЕАН, Зеллик «дал отмашку» на становление юаня в качестве резервной валюты. Российский Минфин принужден считаться с этим мнением: в ноябре на Шанхайской валютной бирже, а затем на ММВБ открывается торговля парой рубль-юань.

Джордж Сорос в сентябре вынужден признать не только сохранность и выживаемость китайской экономики, но и экономическое лидерство Пекина. Западное либеральное сообщество в целом психологически не способно справиться с этой фрустрацией. Риторика «надежды» Барака Обамы, подкрепленная ставкой на энергетическую самодостаточность за счет альтернативной энергетики и сланцевого газа, чудес не принесла. Регионы США, имевшие доселе репутацию флагманов технологического, в особенности альтернативно-энергетического роста, оказались «в хвосте» по экономическому развитию и в авангарде по числу безработных. Это особенно заметно на примере Калифорнии, где уходящему губернатору Арнольду Шварценеггеру не удалось протолкнуть свою преемницу Мэг Уитмен, несмотря на ее рекордные ($142 млн) для этих выборов личные расходы на предвыборную кампанию.

5) Не удалось добиться такого успеха в Ираке и Афганистане, который демократический Белый Дом смог бы записать в свой предвыборный актив.

Формирование иракского правительства заняло период более полугода. Новое правительство, несмотря на предвыборные ухищрения и откровенные подтасовки оккупирующей державы, оказалось не вполне лояльным западному сообществу: его шиитские представители сохраняют дружественные контакты с Ираном, суннитские лидеры пересматривают ранее достигнутые договоренности о включении иракского газа в схему Nabucco, а курд Джаляль Талабани отклонил инициативу смертной казни саддамовского министра иностранных дел Тарика Азиза (М. Юханана) – этнического ассирийца.

Одержавший верх в военно-бюрократическом противоборстве клан приверженцев длительного присутствия в Афганистане добился от Хамида Карзая не только диалога с «умеренными талибами», но и двусмысленной дипломатии с радикальными структурами – боевиками Хекматиара и Хаккани. Однако к мирном переделу власти (и контроля над наркопосевами) это не привело: в начале декабря талибы захватили аэропорт Джалалабад; переговоры Высшего совета мира с Саудовской Аравией окончились 7 ноября провалом. Внезапная кончина «бульдозера» Ричарда Холбрука предвещает новый этап внутриклановой борьбы с отзвуками на наиболее значимых маршрутах наркотранзита. Связанные с этим эксцессы между европейским истэблишментом и марионетками США уже проявили себя в Косово. Еще летом новое правительство Колумбии заключило мир с Венесуэлой и поставило вопрос о демонтаже военных баз США.

6) Не состоялась широко предсказывавшаяся «маленькая победоносная война» против Ирана. Агрессию против государства, вопреки введенным масштабным санкциям США и Евросоюза не отказавшегося от национального ядерного проекта, заместили две провокации управляемого конфликта между Северной и Южной Кореями.

Барак Обама выиграл в Конгрессе борьбу за договор СНВ-3, но только ценой дополнительных ассигнований на программу ядерных вооружений и потенциально ценой крупных вливаний в развитие ПРО в соответствии с «поправкой Маккейна». Сокращение представительства Демпартии в Сенате сказалось и на судьбе ключевой для Белого Дома реформы здравоохранения.

Ротация стратегических кадров с отставкой доверенных лиц главы государства, наравне с опалой и смещением знаковых фигур из команды Хиллари Клинтон, занятых в дипломатии в Юго-Восточной Азии и России, свидетельствуют о попытках восстановить дееспособность госаппарата и эффективность внешней политики.

7) Не определился, между тем, конкурент Барака Обамы на президентских выборах ноября 2012 года. Рейтинговое голосование на съезде движения Tea Party внезапно обнаружило лидерство не экс-кандидата в вице-президенты Сары Пэйлин, а губернатора штата Нью-Хэмпшир Криса Кристи. Из потенциальных лидеров республиканцев, не примкнувших к движению, наиболее популярным остается Джон Маккейн, которому в год выборов исполнится 76 лет. Выбор не выходит за рамки «колоды» 2008 года, если не считать декларированного выдвижения Дональда Трампа, который и добавил своей личной поддержкой популярности Крису Кристи.

ГОД НЕТРАДИЦИОННЫХ АЛЬЯНСОВ

Уравнение шансов ослабленного Обамы и нехаризматичных республиканских оппонентов сказывается на дипломатическом авторитете США. Министру обороны Гейтсу приходится напоминать на саммите АСЕАН о наличии у США собственных интересов в регионе. В ЮВА военно-политическую лояльность Японии удается частично восстановить лишь посредством межкорейских провокаций. Едва предотвращается насильственный переворот в Таиланде; в Мьянме фасадная демократизация не предоставляет реальных шансов оппозиционной клиентеле.

Еще более заметен и унизителен провал дипломатии США на Ближнем Востоке и в Передней Азии. От наследия дипломатии Кондолизы Райс не остается практически ничего, если не считать раскола палестинской администрации – непредвиденного эффекта прямых парламентских выборов в Палестине. Похоронены попытки демократизации Египта; преодолен навязанный США политический кризис в Ливане, где маронитский и друзский истэблишмент не удалось столкнуть с проиранскими суннитами, а партия Саада аль-Харири вместо противовеса стала политическим партнером «Хизбаллы» – особенно после беспрецедентного провала агентуры МОССАД наряду с обнаружением и демонтажом средств слежения.

Белому Дому не удается «заделать» брешь между Турцией и Израилем. Захват судна «Mavi Marmara» израильскими морскими пехотинцами и реакция в мире на эту операцию, жертвами которой стали именно турецкие граждане, следует считать не менее значимым событием ушедшего года, чем инициативу Бразилии и Турции по переработке иранского ядерного топлива. Последствия выходят за рамки отношений между двумя стратегическими союзниками США: Израиль демонстративно заключает договоры о военных маневрах с Грецией и Румынией, а Турция с согласия Ирана проводит на своей территории первые совместные маневры с Китаем. К косвенным последствиям можно отнести и анонсированную готовность Аргентины, Бразилии и Уругвая признать суверенитет Палестины в случае его одностороннего провозглашения.

Заигрывания Вашингтона с оппозиционными силами в Израиле и Турции проваливаются с треском. Попытки слепить альтернативную израильскую коалицию из «Аводы» и «Кадимы» под руководством Ципи Ливни привели, напротив, к укреплению взаимопонимания между Нетаниягу и Либерманом, даже несмотря на шокирующие вольности последнего в изложении подхода к палестинской проблеме с трибуны Генассамблеи ООН. В свою очередь, в Турции ведущая оппозиционная фигура – Дениз Байкал – компрометируется сексуальным скандалом, а кемалисты из Генштаба и военной разведки Турции оказываются под судом – в том числе по обвинениям в подготовке провокационного нападения на Грецию и одновременно – в контактах с курдским подпольем. Этот исход, крайне неблагоприятный для США, предначертан предшествующими провалами – попытками сорвать внесение изменений в Конституцию и организовать саботаж правительства со стороны Генштаба.

К концу года два ключевых союзника США в регионе расходятся, «как в море корабли»: Анкара на уровне военной доктрины включает Израиль в перечень враждебных государств, а Иерусалим выдвигает проект израильско-греческого газопровода со своего месторождения Левиафан в пику Арабскому газопроводу и делит морской шельф с Кипром, демонстративно игнорируя фактический суверенитет Турецкого Кипра.

Существенно, что наряду с публичными дипломатическими инициативами США провалились и подрывные акты стратегического значения: в Турции – курдский терроризм в курортных регионах, а на их фоне – покушение на премьера Р.Т. Эрдогана, в Иране – покушение на М. Ахмадинеджада, запланированное на территории Ливана и сорванное ливанской разведкой.

Относительные успехи на иранском направлении ограничиваются разоблачением и срывом военных поставок в африканские страны, послуживший основанием для отказа в смягчении санкций и спровоцировавший личный конфликт между Махмудом Ахмадинеджадом и министром иностранных дел Манучером Моттаки. Однако эти достижения слишком незначительны для использования во внутренней политике США.

Маргинализация лояльной США оппозиции в Турции и Израиле становится дополнительным сигналом для многих других стран. Наличие поддержки из Вашингтона становится не плюсом, а минусом для политических лидеров не только самодостаточных, но и дотационных, зависимых малых экономик. В Латинской Америке экономический успех Бразилии консолидирует левый популизм; в Европе, напротив, распространяются право-националистические настроения, питаемые антииммигрантской настроенностью. Ангела Меркель на конференции молодежной организации ХДС констатирует крах политики толерантности; Саркози и Берлускони изгоняют цыган, причем итальянский премьер случайно или намеренно уравнивает их с румынами. В середине декабря Румыния и Болгария, не сумев гарантировать ограничение притока преступных элементов в ЕС, получают отказ в присоединении к Шенгенской зоне.

В Восточной Европе правый популизм также оказывается доминирующей идеологией: недовольство Брюсселем соединяется с комплексом экономической неполноценности, пробуждающим фантомные боли «малой великодержавности». Гротескно и иррационально возрождаются концепты «великой Венгрии» и «великой Румынии»; соседняя Украина, предвидя пересмотр послевоенных границ, но не полагаясь на поддержку Москвы, ищет новых экономических и военно-стратегических союзников на Ближнем и Дальнем Востоке.

Окрик в адрес Украины, вознамерившейся проигнорировать вручение Нобелевской премии мира китайскому диссиденту, весьма показателен. Разногласия в финансовой стратегии между США и ЕС уже летом резко политизируются: Вашингтон все больше ревнует Европу к Китаю. После визита в Китай в середине мая президент Германии, экс-исполнительный директор МВФ Хорст Келер подвергся необычайно резким демагогическим нападкам «справа и слева» в прессе, принадлежащей транснациональным медиа-концернам, и ушел в отставку, «хлопнув дверью».

Нервозность Вашингтона вызывало не только упорное нежелание Центробанка КНР девальвировать юань в интересах американских производителей, но и сближение позиций Европы и Китая в финансовой стратегии.

В Вашингтоне не только уязвлены сближением стратегических позиций ЕС и КНР в финансовой сфере на фоне категорического отказа Пекина от одномоментной 15-20-процентной девальвации юаня, но и обеспокоены ростом китайского военного потенциала и диапазона военно-стратегического сотрудничества. Напряженность в отношениях с Европой усилилась в связи с саммитом ACEM, которому предшествовали совместные военные учения КНР и стран ЮВА, включая Австралию. Фактически главным спикером саммита был премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао; при этом ранее второстепенная структура расширилась, включив Россию, Австралию и Новую Зеландию.

Накануне саммита АСЕАН вашингтонские дипломаты пытались «вразумить» европейских коллег. Однако политика ФРС вызвала категорическое несогласие Германии и Франции, которое Ангела Меркель выразила публично накануне вылета в Сеул. Американский пакет предложений в Сеуле поддержан не был.

В международных СМИ, управляемых транснациональными корпорациями, открывается «огонь» по Саркози и Меркель. В Париже вынимают из сундуков пакистанский коррупционный скандал («дело Карачи»), в Берлине – слухи об отставке министра обороны.

Внезапное решение Саркози об отставке правительства является результатом заговора, который президент разрушает весьма решительными средствами: из правительства выбывают министр иностранных дел Б. Кушнер и министр финансов Э. Верт, пытавшиеся пролоббировать на пост главы правительства представителя Радикальной партии Жана-Мари Борлоо. Впрочем, ему приходится избавиться от министра обороны, который в грузино-осетинском конфликте оправдывал действия России.

Таким образом, в целом «левый» заговор во Франции срывается. В Германии Ангеле Меркель удается упрочить свои позиции. Правительственные перетасовки по сценарию из Белого Дома в двух крупнейших западноевропейских странах больше «не проходят».

Отношения Вашингтона с Лондоном после избрания на премьерский пост лидера Консервативной партии Дэвида Камерона существенно охладели. Первым признаком иного, чем прежде, качества отношений стал саботаж предметных слушаний в Конгрессе по аварии в Мексиканском заливе ключевых персон – как экс-главы British Petroleum Тони Хэйуорда, так и самого Кэмерона. При новом премьере Лондон не только продолжал предоставлять пристанище нежелательным для США политикам, но и бросил прямой вызов Вашингтону, защитив от американской Фемиды скандального разоблачителя Джулиана Ассанжа.

ГОД НЕПРЕДУСМОТРЕННЫХ ОТКРОВЕНИЙ

Как бы западный истэблишмент ни старался приуменьшить значение утечки секретных документов Пентагона и Госдепа, эти старания только добавили бюрократии неприглядных черт. Обвинение в изнасиловании напоминает западной аудитории методы работы КГБ периода советской стагнации, а «назначение» журналом Time «человеком года» основателя сети Facebook Марка Цукерберга является слишком очевидной попыткой оправдаться за непредусмотренные побочные эффекты постиндустриальной экономики.

В смысловом плане феномен Ассанжа созвучен исходу пушкинской «Песни о вещем Олеге»: беспрецедентная утечка, обнажившая изнанку внешней и военной политики Вашингтона, стала результатом повсеместной IT-изации коммуникативных каналов. «Компьютерная революция», традиционно связываемая с именем Альберта Гора, оказалась тем конем, в черепе которого завелась немилосердно жалящая змея. Программные продукты разрушительного назначения не зря сравнивали с безногими представителями фауны.

Утечка, впрочем, не произошла бы сама по себе, без предрасполагающих факторов американской междоусобицы. 22-летний программист Мэннинг не получил бы доступа к чувствительным документам, не будь конфликта между представителями двух афганских стратегий, а по факту – двух кланов в Пентагоне. Другое дело, что исполнитель не удовлетворился выполнением задания, а пошел копать дальше, при этом будучи непредусмотренно неравнодушным человеком. Другое дело, что к этому времени в IT-сообществе уже был известен сын директора австралийского цирка, а сайт Ассанжа уже успел попортить нервы не только марионеточному кенийскому режиму, но и климатическому ведомству ООН. Именно Ассанж разоблачил экологов-экспертов Университета Восточной Англии в том правонарушении, которое в позднесоветской практике именовалось «припиской».

По первоначальному предназначению утечка не сработала: генерал Маккристал с помощью разоблачения – опять же в стиле позднего КГБ – был отставлен, и в афгано-пакистанской кампании взял верх тандем Ричарда Холбрука и генерала Дэвида Петреуса. Но клановый переворот обошелся такой ценой, масштабы которой оценить затруднительно, если вообще возможно: издержки измеряются не только количеством.

«Засветившихся» в сомнительных сделках высших офицеров Пентагона можно понизить в должности, уволить, привлечь к трибуналу, лишить незаконно нажитых личных состояний (что по американскому законодательству труднее). Однако дискредитация самой антитеррористической миссии в Центральной Азии в глазах населения, к тому же затягивающего пояса в связи с кризисом, «не лечится» средствами уголовного права. Еще в большей степени этот моральный ущерб затронул корпус британских союзников. Само англо-американское стратегическое партнерство стало фактом ушедшей эпохи с тех пор, как Guardian фактически предоставила Ассанжу убежище, и уже абсолютно определенно – с того момента, как британский верховный суд высказался против тюремного заключения.

Примечательно, что британская Фемида пошла поперек пожеланиям «вашингтонского обкома» уже после публикации самых чувствительных документов Госдепа – в том числе секретного перечня промышленных и военных объектов мира, признанных стратегически важными для национальных интересов США. По существу это равнозначно заявлению британской короны о том, что национальные интересы США не совпадают с ее собственными.

Этот акт показного неповиновения сопровождался рассекречиванием документов по Афганистану 1979 года, которые при соблюдении союзнического джентльменства, независимо от формальностей, остались бы в тайне до полного прекращения военной кампании в Афганистане и Пакистане. Наконец, еще один security breach, пока не вышедший за пределы узкого круга мирового разведывательного сообщества, – об интригах Роберта Гейтса против Хиллари Клинтон в пользу Джо Байдена, якобы возможного преемника Обамы – вряд ли был возможен без участия британской разведки.

Фактический разрыв особых отношений между Вашингтоном и Лондоном дополнился целой серией других провалов – с тех пор, как увидела свет переписка американских послов, в особенности по Ближнему Востоку и Кавказу. Публикация донесений, касающихся отношений между Саудовской Аравией и Ираном, Азербайджаном и Турцией, равно как и конфиденциальных американо-израильских дискуссий по региону, не только выявила ранее неочевидные факты геополитики, но и поставила диагноз Госдепу в целом и отдельным дипломатам в частности.

Сами по себе свидетельства фактов вмешательства Вашингтона во внутренние дела многих государств никого не удивили. Поразительным было другое – узколобость профессионалов, которым поручалась дипломатия на особо ответственных фронтах. Качество материалов, поставлявшихся Белому Дому послом в Турции Эриком Эдельманом, было обратно пропорционально вопиющей и явно антиисламско окрашенной культурной предвзятости, которая даже в самых отсталых странах мира считается прямым противопоказанием к дипломатической работе.

Отображенный в опубликованных донесениях стиль поведения высших представителей Госдепа в важных для Вашингтона, но географически ничтожно малых государствах оказался на редкость репрезентативной иллюстрацией «двойных стандартов». Американскую аудиторию не могла не поразить готовность Уильяма Бернса закрыть глаза на притеснения оппозиции в Азербайджане, лишь бы официальный Баку продолжал выполнять свою функцию кавказского «цепного пса». В свою очередь, официальная Анкара лишилась последних иллюзий по части турецко-азербайджанского культурно-геополитического партнерства.

Бакинские эксперты не зря сочли публикацию первой порции дипломатической переписки целенаправленным ударом по Ильхаму Алиеву. Они осознали, в отличие от московских аналитиков, что Ассанж с его коробом компромата на Госдеп – это один субъект действия, а его публикаторы – другой. Guardian, исторически неровно дышавший к армянскому делу, выплеснул набор донесений Бернса не когда-нибудь, а в аккурат перед саммитом ОБСЕ, важнейшим пунктом которого был карабахский кризис. В свою очередь, Spiegel отобрал и обнародовал на день раньше названного Ассанжем срока донесения посла в Москве Джона Байерли с тонкими и наблюдательными – в противоположность огульной тюркофобии Эдельмана – характеристиками первых лиц России. Здесь timing был столь же прозрачен: документы должны были увидеть свет до оглашения президентом России своего послания парламенту, от которого ожидались некие масштабные идеологические, управленческие и кадровые инициативы.

Вместе с тем, первая порция документов содержала весьма поучительные откровения для российского МИД. Из них следовало, что ни одному слову Ильхама Алиева верить нельзя, зато словам и делам глав правительств Италии и Турции – можно. Столь же очевидно проявилась дружественная позиция к России официального Парижа. Эти свидетельства были поучительным контрастом лицемерию Вашингтона, не отменившего тайный план военной поддержки Польши и стран Прибалтики вопреки «перезагрузке», а также Израиля, глава разведки которого признавался Роберту Гейтсу в поставке в Россию второсортных БПЛА вместо современных.

ГОД ВОРОВ-ПОСРЕДНИКОВ

Еще одним «не-событием» года была не-отставка Сильвио Берлускони, хотя его шансы на сохранение власти представлялись мизерными. Массивная международная кампания, развернутая оппозицией при поддержке демократического Белого Дома, не дала ожидаемого эффекта. И хотя для объявления недоверия премьеру не хватило всего трех голосов, этот провал следует считать закономерным.

«Артподготовка» к смещению Берлускони началась еще в марте, когда близких к премьеру депутатов уличили в связях с каламбрийской «ндрангетой», против которой была осуществлена беспрецедентно масштабная полицейская операция. В отмывании денег через те же итальянские структуры подозревалось руководство киргизского «Азияуниверсалбанка», в совете директоров которого состояли экс-кандидат в президенты США от Республиканской партии (2000) Роберт Доул и сенатор Беннетт Джонстон. После «второй тюльпановой революции» в Киргизии ключевых персонажей дела – Евгения Гуревича и Михаила Наделя – задержать не удалось: они скрылись в Казахстане, а затем перебрались в Лондон. Более того, 4 ноября Пентагон повторно заключил контракт на обслуживание Центра транзитных перевозок «Манас» с посредником Mina Corp., имевшим связи с Гуревичем и Наделем, а также со свергнутым президентом Киргизии К.С. Бакиевым. Проиграл демократический истэблишмент, а также российский «Газпром», претендовавший на постоянный контракт на обслуживание ЦТП «Манас» с согласия нового президента Р.И. Отунбаевой. Таким образом, обнаружилось, что Киргизия напрасно заплатила тяжкую цену за свержение Бакиева, одним из последствий которого была кровопролитная резня в Оше.

Попытка Хиллари Клинтон навязать Киргизии правительственную коалицию в составе Социал-демократической партии, партий «Ата-Мекен» и «Ак-Шумкар» оказалась провальной, что обнаружилось через несколько часов после отправления госсекретаря из Бишкека. В итоге к середине декабря слепить дееспособную коалицию удалось только с включением партии «Ата-Журт» с партнером Бакиевых – экс-мэром Бишкека Нариманом Тюлеевым. Примечательно, что парламент Киргизии по договору с USAID официально обслуживает охранная компания DAI, еще при Буше работавшая в Афганистане, а накануне выдворенная оттуда по требованию Кабула.

Киргизский конфуз Клинтон особенно заметен по той причине, что ее визит в Бишкек (к которому была приурочена серия терактов в Бишкеке и Оше) состоялся на фоне срыва саммита ОБСЕ – организации, которую госсекретарь имела неосторожность на открытии саммита назвать «имеющей неоценимое значение для национальных интересов США».

Одной из ключевых причин срыва саммита стало то же самое межпартийное противоборство в США. Вместо серьезной и обстоятельной дискуссии по урегулированию противоречий в конфликтных зонах мероприятие превратилось в «игру одного актера» – Михаила Саакашвили, режим которого накануне активизировал свои контакты с Республиканской партией. Мотивом для его самоуверенности стала резолюция Парламентской ассамблеи НАТО, признавшая присутствие российских вооруженных сил в бывших автономиях Грузии «оккупацией».

Давление на Россию со стороны ЕС, в особенности в области энергетического права, приводит к тому, что саммит Россия–ЕС оказывается еще более провальным, чем саммит ОБСЕ: заключение Соглашения о партнерстве и сотрудничестве отодвигается на неопределенный срок. Международное право отступает перед неписаным правом теневой экономики. Проблемы российско-украинских газовых отношений разрешает не Еврокомиссия, а Семен Могилевич – и международные институты вздыхают с облегчением. Дирекция МВФ, отвечающая Юлии Тимошенко формально-бюрократическим «нет» на ее прямой намек на «лиц, разыскиваемых Интерполом», по существу приговаривает украинскую «железную леди» к уголовному суду. Такая же судьба постигает Юрия Луценко, не давшего хода документам о прежних попытках личных договоренностей мадам Тимошенко с тем же Могилевичем. Доносчику первый кнут, как говаривал дедушка из автобиографической повести Максима Горького.

Разоблачения Ассанжа, как ни парадоксально, не снижают, а повышают ценность неофициальной политики. Российские либералы ждут от Вашингтона разоблачений коррумпированных лиц, имеющих отношение к премьеру, а их радикальный фланг выносит борьбу с коррупцией на знамена. Экстрадиция Виктора Бута – ценнейшего источника информации для спецслужб США – одобряется чиновниками, особо приближенными к президенту. Но это «ружье» не выстреливает. Задуманное президентом смещение мэра Москвы начинается с экологической кампании, где участвует не только Всемирный фонд дикой природы (WWF), но и Transparency International. Однако эта «тяжелая артиллерия» также в итоге не срабатывает: премьер, который является истинной мишенью «химкинского дела», обходит оппонентов «тигриной тропой», засвечиваясь в компании исполнительного директора WWF. В свою очередь, Transparency, как выясняется, не считает олигархов, близких к президентской команде – в частности, переехавшего в Израиль Семена Вайнштока – расхитителями лучшего сорта, чем президентские силовики и государственные банкиры.

Закулисные усилия министра спорта Виталия Мутко, которого Кремль намеревался, но не смог уволить, завершились победой российской заявки на ЧМ-2018. Оспорить ее крайне трудно, поскольку ФИФА коррумпирована насквозь, и российской победе прокладывает дорогу серия скандалов с другими претендентами. Неожиданный триумф России, лишний раз подтверждающий силу непубличной дипломатии – и в том числе способности Путина на этой ниве, оказывается по существу единственным реальным внешнеполитическим успехом России за весь год. А кроме того – поводом для триумфа Берлускони, не скрывающего своего участия в этом успехе. Его способ ведения политики одерживает верх.

ГОД ВРАЗУМЛЕНИЯ РОМАНТИКОВ

Между тем российский и международный частный бизнес, как выясняется, вовсе не в восторге от отставки мэра Москвы Юрия Лужкова. Мэйнстримные эксперты открытым текстом интерпретируют резкое нарастание оттока капитала из страны московскими «подвижками». Бегство капитала действительно совпадает по времени с «химкинскими делом», а также со слухами о готовящемся реформировании административно-государственного деления России, в мотивах которого прозрачно просматривается намерение урезать возможности отдельных региональных лидеров, в особенности главы Чечни. В итоге Банк России заявляет об ужесточении контрольных мер, что еще больше отпугивает инвесторов. Декларированная Кремлем борьба со злоупотреблениями оборачивается «кусанием собакой собственного хвоста».

Сама по себе ожесточившаяся внутритандемная борьба тоже оказывается отнюдь не привлекающим инвесторов фактором, о чем прямым текстом говорят в эфире топ-менеджеры «ВТБ-Капитала».

А ведь концепт мобилизации был рассчитан именно на доверие со стороны западных корпораций – притом не любых, а избранных, готовых поделиться технологиями или по меньшей мере перевести в Россию свой научно-технологический бизнес. Попытки завоевания этого доверия доходит до гротеска, когда приглашение в Россию корпорации Boeing сопровождается выходом на рынок США российской торговой сети Krushka & Bochka, приуроченным к визиту Медведева в Вашингтон, Нью-Йорк и Сан-Франциско.

Суть российской модернизации излагается в начале года в спецдокладе Института современного развития «Россия-XXI. Образ желаемого завтра», а в части военной реформы – детализируется в спецдокладе того же ИНСОР в партнерстве с лондонским IISS для саммита НАТО в Лиссабоне. Из выкладок ИНСОР следует, что на некоей стадии «полдня» (середины?) XXI века военные блоки исчезнут с лиц а земли, заменившись «сетевыми структурами», а «ястребы» будут вытеснены из политики как США, так и Европы (о странах Востока на этот счет ничего не говорится). Предполагается, что это вытеснение чудесным образом произойдет, едва Россия «прижмет» собственных «ястребов», отказавшись от «великодержавности и государственничества».

В Вашингтоне хорошо известно о том, что президент России приблизил к себе группу либеральных интеллектуалов и ориентируется на их представления и оценки. Присутствие этих идеалистов и их взаимодействие со старой клиентелой «выживальщиков» из Института США и Канады etc. помогает добиться отказа России от экспорта оборонительных вооружений в Иран.

Однако московские идеалисты не ограничиваются разрывом иранского контракта с ущербом для собственного ВПК, а также участием в мировых мероприятиях, формально отдающих дань героям войны, а фактически сводящих ее смысл к Холокосту, а фашизм – к разновидности тоталитарной диктатуры, в нынешнем мире якобы олицетворяемой режимом Тегерана. Либералы-идеалисты спешат перейти от теории к практике – и сходятся в немыслимом альянсе с частью чекистов на израильском направлении, решив, что Иерусалим одновременно поможет им подстегнуть инновации, обезопасить Кавказ вместе с Олимпийскими играми в Сочи и чуть ли не укрепить каноническую территорию Русской православной церкви.

Подобный геополитический разворот «прогрессивного» истэблишмента вызывал у внешнего наблюдателя теперь не только снисходительные улыбки. Уже тот факт, что российско-израильская дипломатия старательно затушевывается в СМИ, говорил о том, что ее энтузиасты вовсе не убеждены в согласии остальной части российского истэблишмента. С другой стороны, непонятно, кто кем рулит в этом странном стечении интересов – либералы-идеалисты или прожженные трейдеры из КГБ, засветившиеся в крупномасштабной китайской контрабанде. Новый формат отношений на уровне сопредседателей новосозданного делового совета персонифицировался не нанотехнологическим и даже не нефтегазовым, а алмазным бизнесом. Помимо этого, самоуверенное правое правительство Израиля использует флирт с Москвой в качестве дополнительного козыря для своей самостоятельности от Вашингтона.

Околокремлевские либералы оказались в большей степени идеалистами, чем могли ожидать в Вашингтоне. Им, как выяснилось, пришло в голову, что за помощь американским силам в Афганистане можно выменять сдачу Саакашвили в Грузии. Когда им популярно объяснили, что это «не катит», околокремлевские бизнесмены пустились уже в какую-то совсем несусветную авантюру – покупку грузинской лояльности по части членства России в ВТО в обмен на активы семейства Патаркацишвили. При этом почему-то подразумевалось, что конкурент Медведева уже «приговорен» – будто бы на это уже была дана отмашка из-за океана.

Получалась какая-то нелепица: кучка либералов из русско-еврейской столичной тусовки, не представляющих никого, кроме себя и неких прилепившихся бизнесменов с подозрительными фамилиями вроде «Магомедов», вздумала диктовать политику Вашингтона за сам Вашингтон. Ладно бы им только взбрело в голову, что обмен кваса на «Боинги» гарантирует внезапное таяние или исчезновение «ястребов» из Республиканской партии – то ли самих по себе, то ли вместе с американскими военно-промышленными корпорациями. Ладно бы они просто «не въехали» в то обстоятельство, что грузинские провинции – объект торговли не только с США, и предметом обмена на доставку вертолетов в Афган никак быть не могут. Ладно бы они при этом не понимали, что шашни с Чавесом, признавшим эти провинции, по меньшей мере мешают отношениям Вашингтона с Варшавой. Но ведь эти либералы на полном серьезе решили, что «перезагрузка» означает смерть геополитики.

Госсекретарь США Хиллари Клинтон на всякий случай использовала любую трибуну, чтобы напомнить о существовании национальных интересов США, то есть о том, что глобализм не означает отмену геополитики. Но либеральные дилетанты подсунули Медведеву, которого Обама потчевал гамбургерами (чтоб ему было понятно, что есть мировые стандарты, а есть американские) – идею, Боже упаси, «секторальной ПРО». И мало того, эта ересь была вынесена в Лиссабон – и без того тягомотное и безумно хлопотное мероприятие, заведомо разочаровывающее малые страны беспощадным, но неизбежным секвестром как финансирования, так и карьерных перспектив.

Эти ребята, переученные марксистами, и в самом деле решили, что новое тысячелетие означает наступление мировой разлюли-малины, когда просвещенный Запад может позволить заскорузлому Востоку контролировать собственные небеса, «типа» на равных. «Секторальная ПРО» стала таким же сюрпризом, как вера престарелого академика Сахарова в неизбежность слияния США и СССР в одно государство после отмены 6-й статьи советской Конституции. При всех симпатиях к Медведеву прямой диалог с ним в Лиссабоне был ограничен по тематике, предметам и времени, намеренно сужен до холодного минимума – как с пьяным другом, лезущим целоваться.

В 1991 году точно так же была «отбрита» кандидатура профессора Юрия Афанасьева на пост президента новой России, которую проталкивали радикал-демократы. В Вашингтоне ценят идеологическую и политическую лояльность вплоть до самоотвержения и самоунижения, но только до грани невменяемости, не дальше. И без донесений посла Байерли перспектива бардака от Калининграда до Владивостока – от Европы до Китая – стратегов не могла прельстить, в том числе и военных. Хотя бы потому, что помощь на афганском фронте можно ожидать от сколько-нибудь эффективной центральной власти, а не от разбежавшихся «конгломерантов». Хотя бы потому, что бардак во Владивостоке, как видно по настроению местных либералов под флагом «тигра» – хорошо хоть не «дракона», – чреват тихой интеграцией региона не в западный, а в восточный мир.

Признаки бардака к тому времени имели место и в Калининграде, и во Владивостоке, и – на что стратеги США обращают особое внимание – в элитных частях Вооруженных сил. При этом федеральная власть словно не замечает, как порождает «из ничего» новые очаги протестного потенциала. Принудительная модернизация электроэнергетики без необходимых государственных вложений срывает инвестпрограммы генерирующих компаний, которые перекладывают свои проблемы на население; к протестующим против роста тарифов присоединяется контингент лиц, пораженных в правах владения – «гаражники» в мегаполисах. Приумножаются ряды не организованных либералов, а стихийных левых и национал-популистов, что видно по профилю новых структур, претендующих на статус партий.

Федеральная власть задумала административную трансформацию явно не в подходящий момент: вопреки отчетам заказных социологов, авторитет власти падает. Такой проверенный и обученный московский наблюдатель, как Владимир Тодрес, фотографически точно доложил, что прямые распоряжения властей исполняются даже в километре от Кремля или мэрии Москвы по принципу «итальянской забастовки», что вертикаль власти превратилась в разобранный штакетник, а подчинение либеральному президенту выражается не более чем в имитации кипучей деятельности.

Между тем на этом фоне Кремль пускается в опасные игры с исламской духовной иерархией, провоцируя имущественный передел под «антилужковскими» лозунгами, считающимися популярными. Инициатива наталкивается на резкое сопротивление, причем оппоненты усматривают в ней сговор с внешними силами в форме «право-левой игры». Грамотные исламские авторы называют эту игру «коллективным гертом вильдерсом» – как раз в то время, когда голландский националист Вильдерс выступает в Израиле с предложением выставить палестинцев в Иорданию.

Критерием неблагополучия становится опрос населения по поводу событий на Манежной площади 11 декабря: почти половина разделяет националистические чувства и одновременно жаждет «сильной руки». Это означает, что население не только не воспринимает месседжи главы государства, но и отвергает его повестку дня.

Когда искусственный кумир для России, репортер-природозащитник, сменился естественным – болельщиком-радикалом, либеральное сообщество, докучавшее Байерли своей настырностью, прикусило язык, зато в стратегическом сообществе все становится на свои места.

Поведение Медведева во время демонстрации радикалов в Москве полностью соответствует характеристике Джона Байерли. Между тем с этой характеристикой уже знакома российская аудитория: утечки Ассанжа стали всеобщим достоянием, и этого в Вашингтоне не могут не учитывать.

Владимир Путин получает фору, и вволю «оттаптывается» на либералах-идеалистах – а заодно на Ходорковском, в ответ на заготовленный вопрос от «Наталии Ивановны Тимаковой из Иркутска». Разумеется, он знает о том, что никакой отмашки на освобождение экс-главы ЮКОСа из Вашингтона под Новый год не поступит. И мировая, и российская аудитория читала в сообщениях Байерли, что страдания Ходорковского российской аудитории, грубо говоря, до фонаря, и никаких революций в массовом сознании его освобождение не произведет (по аналогии с разрешением гей-парадов, на которые больше 300 человек даже в мегаполисах не собирается). Кроме того, Ходорковский уже «сдан» Сенатом США, не отложившим подписание ДСНВ до вынесения приговора. Иными словами, он перестал быть фишкой в большой политической игре.

Удивительно, но Медведев этого не понимает и подставляется повторно, указывая премьеру на несвоевременность суждений о Ходорковском до решения суда. Удивительно, но идеалисты- либералы принимают это за анонс освобождения Ходорковского – хотя в демократическом государстве президент не командует судом. 27 декабря иллюзии развеиваются – что полезно.

Накануне Нового Года президент выдавливает из себя несколько добрых слов о советском прошлом, вопреки намерению посвятить первое в новом году заседании комиссии по гражданскому обществу задачам десталинизации вплоть до полной декоммунизации. Этот реверанс неизбежен: напоминание об СССР – это напоминание о межэтническом мире. Однако для наблюдателя со стороны этот реверанс означает капитуляцию перед массовым сознанием, признак страха перед реальностью, признак слабости и недееспособности, которая проявила себя уже месяцем ранее в тексте послания парламенту (о чем в день выступления просигнализировал «Голос Америки»), а затем столь же явно на саммите ОБСЕ.

Теперь можно опасаться, что президент по предвыборным мотивам начнет судорожно раздавать избыточные обещания электорату. Его мягко наставляют на самый безболезненный путь. Ректор Российской экономической школы С. Гуриев в эфире РБК говорит прямым текстом: с анонсируемым приростом ВВП в 4,5% никаких задач модернизации не решить. И сразу же предлагает рецепт изыскания дополнительных средств, в том числе на решение социальных проблем – продажу контрольного пакета акций Сбербанка, ВТБ, Роснефти, равно как и добывающих подразделений «Газпрома».

Это рецепт для спокойной страны-мишени, встречающей Санта-Клауса с чувством облегчения. Цены на нефть не упадут. Пенсионный возраст не повысят. Налог на недвижимость до выборов не введут. «Единая Россия» останется правящей партией. Немцов зимует в изоляторе. Белый Дом ему выражает официальное сочувствие, ревнуя манипулятивно полезный кадр к республиканцам.

Поход США характеризует трезвую самооценку действующей администрации Белого Дома. Прошедший год ничего не решил ни в американской, ни в российской политике. 2011-й год обещает стать весьма бурным во всех отношениях. Самые жестокие битвы впереди – причем не только на митингах праймериз. Свою репутацию мирового лидера Вашингтону придется оспаривать и на Ближнем Востоке, где открытие крупных месторождений газа на израильском шельфе предвещает новые конфликты, чреватые полным разрывом между Вашингтоном и Анкарой, и в Средней Азии, где не удалось добиться вовлечения Саудовской Аравии в принятие решений по Афганистану. Точно так же неразрешенным оказался спор с Китаем и Европой. Допустить в этой ситуации, чтобы Россия «пошла вразнос» – слишком дорогое удовольствие. И даже опеку над сателлитами России, которым не находится места в других форматах, кроме СНГ, Вашингтону сегодня не «поднять» в одиночку – и в то же время нельзя допустить, чтобы эта буферная зона оказалась под доминированием Китая.

ГОД НАЛОМАННЫХ ДРОВ

13 июля в ходе встречи с дипломатическим корпусом РФ президент Д.А. Медведев заявляет, что основными партнерами России должны стать ЕС, а именно Германия, Франция и Италия. Затем называются Соединенные Штаты, страны Азиатско-Тихоокеанского региона, и лишь после них – страны СНГ. Расстановка приоритетов, связываемых с разработкой некоего секретного доктринального документа, вызывает вопросы у США и, естественно, у стран «ближнего зарубежья».

Приоритет европейского вектора, вопреки объявленной «перезагрузке» с США, увязывается с технологическим аспектом модернизации, что объявляется – уже вторично – центральной задачей МИД.

Пересмотр приоритетов анонсируется после приватной встречи Медведева и Меркель в Берлине, где поднимается вопрос о «цене» введения безвизового режима между Россией и ЕС. В этом контексте упоминается урегулирование приднестровского конфликта, что естественно: Европу больше всего беспокоит приток нелегальных мигрантов и контрабанды через Украину, Приднестровье, Молдавию и Румынию.

Со ссылкой на Carnegie Foundation в российские СМИ проникает версия о «продаже Приднестровья в обмен на визы», а также об исключении Украины из формата решения молдавско-приднестровского вопроса.

Вторая попытка сближения России с Германией и Францией оглашается на саммите АСЕМ Н. Саркози. Утверждается, что на запланированной встрече в Довилле будет заключен стратегический военный альянс между тремя странами. Однако мероприятие оказывается малорезультативным – по одной из версий, в результате того, что неофициальные российские переговорщики «теряют» чувствительные документы БНД. На саммите не подписывается никаких соглашений; явно разочарованный Саркози сообщает Медведеву, что раньше чем через 10-15 лет об отмене виз не следует и думать.

В тот же период Еврокомиссия предъявляет «Газпрому» практически невыполнимые требования о приведении всех ранее заключенных договоров по трубопроводу «Южный поток» в соответствие с Третьим энергопакетом; оказывается давление также на Польшу, что совпадает с проведением провокационной конференции Всемирного чеченского конгресса в Варшаве.

Одновременно ряд граждан, подавших иски в Международный суд по правам человека, выигрывают крупные иски в адрес РФ. Одно из дел, направленное против президента Чечни Р. Кадырова, выгодно либеральному окружению Д.А. Медведева. Однако прецеденты свидетельствуют о том, что Россию могут просто разорить лавиной исков. Глава Конституционного суда В.В. Зорькин напоминает президенту о том, что Россия не обязана менять свои законы под диктовку из Страсбурга, ссылаясь на примеры других государств.

Надежды на сближение с Европой оборачиваются горьким разочарованием и явными репутационными издержками для президента РФ. Столь же неприятны последствия декларированного отказа от приоритетности отношений со странами СНГ. В ответ на экономические санкции против Белоруссии, введенные в июне, и последовавшую за ними медиа-кампанию против А. Лукашенко Минск демонстрирует взаимопонимание с Грузией и Украиной. В свою очередь, Украина стремится к двусторонним энергетическим контрактам с Азербайджаном. И в Минске, и в Киеве принимают президента Венесуэлы Уго Чавеса, который предлагает обеим странам выгодные поставки нефти, обеспечивающие аверсное использование нефтепровода Одесса–Броды; к схеме присоединяется Азербайджан.

Патриарх Кирилл публично критикует утилитарный подход к странам СНГ: «Почему часто имперские центры теряли свою империю? Да потому, что переставали быть притягательными. Когда теряет центр притягательность, от него все отворачиваются. Идут же только к тому, кто дает, кто разделяет свои ресурсы в прямом и переносном смысле этого слова, кто живет жизнью другого человека. Это азбука жизни, азбука человеческого счастья».

Фактически Москва оказывается в патовой ситуации, особенно в связи с катастрофой самолета с президентом Польши. В Варшаве не заинтересованы в использовании аверса Одесса–Броды для транзита нефти на белорусские НПЗ: артерия была рассчитана на продолжение до Плоцка и Гданьска.

В итоге «Ведомости», рупор либерального крыла администрации Медведева, дают отбой атаке на Лукашенко. Между тем Международный суд СНГ выносит решение, оспаривающее введение тарифа на поставки российской нефти в Белоруссию как противоречащие условиям Таможенного союза. Таким образом, новые веяния во внешней политике РФ саботируются также среднеазиатскими республиками. Но Москве необходимо бесконфликтное внедрение общего таможенного законодательства: Таможенный союз является средством ограничения китайской товарной экспансии, в чем заинтересована и Европа, стоящая в перечне российских приоритетов на первом месте.

Глава российского МИД отправляется в Минск, чтобы подписать соглашение об использовании российско-белорусской группировки войск. Однако Лукашенко настаивает, чтобы соглашение подписывалось на саммите СНГ и ОДКБ.

1-2 декабря саммит ОБСЕ завершается провалом, что создает дополнительные проблемы для Д.А. Медведева, а кроме того подрывает его доверие к либералам: М.В. Маргелов гарантировал ему успех саммита, чуть ли не вплоть до поддержки Договора о европейской безопасности. Между тем на саммите не удается даже продвинуться в разрешении армяно-азербайджанского конфликта, в чем был заинтересован Вашингтон. Более того, напряжение между Баку и Ереваном по итогам саммита только возрастает.

В итоге саммиты СНГ, ЕврАзЭС и ОДКБ на фоне саммита ОБСЕ оказались на удивление высокорезультативными. Несогласие между Москвой и Минском в связи с предоставлением Белоруссией политического убежища К.С. Бакиеву снялись, так как больше не имели почвы; Белоруссия вступила в председательские полномочия в ОДКБ, а Казахстан добился от Москвы поставок оборонительных вооружений в рамках двустороннего контракта по объединению систем ПВО. В свою очередь, глава Армении С. Саргсян не только не ушел с политической сцены в связи со скандальным делом группировки А. Казаряна в США, но и укрепил свою власть, устроив массивную ротацию правительства, силовых структур и мэрии столицы.

Помимо нормализации отношений между Минском и Москвой, в том числе и по чувствительному вопросу о тарифах на нефть, саммит ОДКБ дал и другой эффект: были сняты противоречия с Узбекистаном по вопросу о порядке реагирования на кризисные ситуации. В итоге механизм ОДКБ оказался более гибким и эффективным, чем механизм НАТО, в рамках которого применение статьи 5 Устава фактически не соблюдается. Это произошло на фоне вынужденного сокращения аппарата НАТО и урезания планов развертывания ПРО.

Вышеназванные саммиты проходили накануне передачи председательских полномочий в ОБСЕ к Литве, которой накануне была обещана особая роль в транзите вооружений США в Афганистан. Неудивительно, что после нормализации отношений России и Белоруссии и передачи Минску руководящего статуса в ОДКБ, а затем и успешного переизбрания А.Г. Лукашенко, официально поздравленного Москвой, в сейме Литвы была подвергнута резкой критике «наивная» позиция президента Дали Грибаускайте, в октябре высказавшейся в пользу режима Лукашенко, равно как и позиция еврокомиссара Б. Ферреро-Вальднер.

Наскоро организованное выступление белорусской оппозиции могло достигнуть серьезного политического эффекта лишь в том случае, если бы в беспорядках на Октябрьской площади был убит кто-либо из узнаваемых и хорошо раскрученных на Западе оппонентов, либо видный правозащитный журналист – к примеру, супруга кандидата Андрея Санникова Ирина Халип. Однако режим Лукашенко уже это «проходил» на выборах 2005 года, когда был раскрыт подобный сценарий в отношении А. Милинкевича, и политические оппоненты были на этот раз превентивно изолированы. Отсутствие «знаковых» жертв событий на Октябрьской площади, несмотря на более провоцирующий, чем в 2005 году, характер выступления (попытка вторжения в Центризбирком с ликвидацией результатов волеизъявления граждан), можно считать самостоятельным и серьезным провалом стратегической политики США.

Формирование антироссийских правительственных коалиций в Латвии и Молдавии нельзя считать «чистой» победой Вашингтона. В обеих малых странах, экономическая зависимость которых от Москвы возросла на фоне мирового кризиса, оппозиционные силы не удалось вымести с политической сцены; более того, на эти партии (соответственно «Центр Согласия» и ПКРМ) ориентирована значительная часть местного бизнес-сообщества, и при любом принятии решений с этой оппозицией невозможно будет не считаться. Более того, молдавской правоцентристской коалиции не хватает голосов для назначения внеочередных президентских выборов, и государство остается без полноценного субъекта власти.

В конце ноября, по итогам саммита НАТО в Лиссабоне и двусторонних диалогов в Брюсселе с лидерами стран СНГ, становится очевидно, что у ближайших соседей России, включая Молдавию, нет оснований для ожидания ни ускоренной интеграции этих стран в европейские структуры, ни существенной материальной поддержки. «Тащить эту обузу» в условиях финансового кризиса дозволяется Москве, что на внутриполитическом уровне конвертируется в репутационный позитив – особенно примирение с Белоруссией.

Эта уступка компенсируется другими корректировками во внешнеполитической линии России. Москва форсирует развитие отношений с Дели, важнейшим геополитическим противовесом Пекину, как раз накануне весьма сложного тура американо-китайской дипломатии в Вашингтоне. В то же время политика России на Ближнем Востоке сближается с линией США. От одностороннего флирта с Израилем российский МИД возвращается к взвешенной политике, возобновляя участие в четырехстороннем переговорном формате и вновь выдвигая инициативу Московской конференции по Ближнему Востоку. Возобновляется дипломатия Москвы с Сирией и Ливаном. В середине декабря арабская пресса сообщает, что президент России в январе посетит не только Иерусалим, но и Бейрут, после чего в Израиле находят очередные бюрократические причины для срыва запланированной передачи РПЦ Сергиевского подворья.

Фактически внешнеполитическая линия из «тайной доктрины» к концу года пересматривается, что символизируется открытием в Москве российско-грузинского монумента Славы. Показательно изменение позиции экс-президента Грузии Э.А. Шеварднадзе. В августе он заявил, что ожидает в России всего чего угодно – в том числе распада и уничтожения государства. Но в конце декабря он говорил уже совсем другое – что грузинам следует не отворачиваться от России, а выбирать себе такого лидера, который ориентируется на Москву.

ГОД НЕРЕАЛИЗОВАННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

Истерика сентября-ноября с Химкинским лесом, искусственным «русским Гонгадзе»-Кашиным, авантюрой с преобразованием 80-ти губерний в 20 агломераций, предполагаемым «избавлением» от Суркова, Фрадкова, Нургалиева, Якунина, а заодно и Миллера (в момент переговоров с новой компанией Вайнштока о добыче ближневосточного газа), а также с постлужковским переделом не только деловой, но и религиозной (мусульманской и иудейской) собственности, напоминала своим жужжанием сочетание слов с тремя «ж»: «уж замуж невтерпеж». И все вышеназванные процедуры не терпелось осуществить до декабрьского двойного дедлайна – пресловутого ДСНВ, в котором был усмотрен символ действенности «перезагрузки», и оправдательного приговора Ходорковскому – вроде необходимого довеска к тому же ДСНВ и к центру «Сколково» одновременно. По ходу дела исполнители суетились с целым набором побочных задач, от материального стимулирования кандидатов на киргизское царство до поддержки сепаратистов Южного Судана. Но «замуж» не взяли (отмена приема Д.А. Медведева в Иерусалиме столь же красноречива, как и приглашение на лыжную прогулку от калифорнийского «лузера» А. Шварценеггера).

Суетливая шатия-братия, производящая нагромождения интриг и отравляющая информационное поле сиюминутными инсинуациями, в глазах среднестатистического гражданина воплощает институты власти. Те институты, которые управляют ресурсно самодостаточной страной, способной диктовать свои условия в мире, а не подлаживаться под чужие. Те институты, от которых ждут лидерства и покровительства, вдохновения и заботы. Те институты, которые могли и обязаны были использовать ситуацию мирового кризиса хотя бы для удешевления жилищного и дорожного строительства, хотя бы для организации массовых общественных работ с применением и местного трудового ресурса, и миграционной рабочей силы, и вахтового найма.

Ничего этого не произошло. В 2010 году в России было построено вдвое меньше жилья, чем планировалось по программе «Жилище», и в 11 раз меньше километров дорог, чем было предусмотрено Транспортной стратегией.

Большинство строительных компаний, разоренных кризисом, не восстановились, что особенно заметно в дотационных регионах: так, в Великом Новгороде фактически работают только три строительных организации. Себестоимость нового строительства в провинции отстает от платежеспособного спроса, который удовлетворяется на вторичном рынке. Отрасль в провинции поддерживается почти исключительно госпрограммами жилья для военнослужащих. Иного и быть не могло в ситуации, когда предоставленные крупным банкам государственные средства покинули страну; бесплатное предоставление муниципальной земли под застройку не вошло в практику; на инженерное обеспечение земель нет средств – все ушло на «энергоэффективность»; биржевая торговля нерудными материалами не запущена; себестоимость стройматериалов возросла за счет удорожания транспортировки.

В дорожной отрасли наконец решено восстановить специализированные фонды. Однако, несмотря на усилия Минтранса, они не получили автономного статуса, а регионам разрешено использовать средства целевых налогов по усмотрению. Вместе с тем, повышение страховых выплат стимулирует занижение прибыли, сокращение доходов региональных бюджетов и, соответственно, дальнейшее замораживание инфраструктурного строительства. Развитие территорий в рамках агропромышленного комплекса упирается в мизерный потолок господдержки, установленный в качестве требований по вступлению в ВТО.

Отказываясь как от целевой поддержки, так и рыночного стимулирования жизненно важных отраслей, не предоставляя мест в особых экономических зонах производственным предприятиям, государство одновременно дотирует центры коммерциализации еще несуществующих изобретений, в основном относящихся к виртуальной экономике, а также планирует фантастические расходы на так называемое экологическое просвещение, фактически представляющее собой дистрибуцию международно-признанных и потому «священных» страхов.

Фактически предпринимаемые меры не соответствуют целевым программам, а противоположны декларированным в федеральных стратегиях целям. Это итог не только нововведений последних двух лет, но и вступления в силу земельного, градостроительного законодательства 2002–2004 гг., которые вкупе с законодательством о техрегулировании были разработаны по кальке зарубежных стран и рассчитаны на полную интеграцию в глобальный рынок –являющейся такой же иллюзией, как расчеты Юргенса на отмену геополитики. Законодательство, номинально предназначенное для приближения России к лучшим мировым стандартам, на практике служит мертвой оболочкой, сковывающей развитие и обрекающей экономику на неконкурентоспособность в мире – именно в силу постригания под общую гребенку, полного игнорирования географической, природной, физико-экономической и духовной реальности.

От власти в России никогда не ждут необыкновенного, не требуют, как за океаном, маленьких и больших победоносных войн. Ждут элементарных возможностей профессиональной самореализации. Ждут относительно достойных жизненных стандартов, к которым совершенно не обязательно относится свободный въезд в Европу. Ждут поступков, выражающих достоинство страны, отстаивающих ее право на самостоятельное развитие во всех сферах. Ждут Слова на нормальном русском языке, а не на птичьем языке «стартапов» и «бизнес-ангелов».

Гротесковый переход от «вставания с колен» до обратного буханья на колени, от поисков самостояния до отказа даже от терминологии, выражающей идентичность, извне создал эффект, варьирующий от оторопи до забавы, а внутри – эффект безверия, внутреннего «ухода», дальнейшей демобилизации, который придется преодолевать немалым усилием.

Уместно напомнить, что то «вставание с колен», на которое ритуально фыркают из-под каждой либеральной бороденки, на самом деле имело – что умалчивается – еще один словесный символ: «деколонизацию сознания». Именно под этой формулой-лозунгом соревновались между собой авторы «Русской доктрины» и «Русского проекта»; именно этот императив вдохновлял на поиск национальной exit strategy. Авторы не рассчитывали на невозможное. Пусть не введение критериев общественного почета и общественного позора, пусть не покорение неосвоенных пространств и недр – хотя бы введение прогрессивного налога, хотя бы отказ от навязчивой идеи членства в ВТО, хотя бы выбор стран-партнеров по заслугам перед Москвой, а не по сиюминутным тактическим импульсам.

Этому выбору, ожидавшемуся от человека с фамилией от слова «путь», был предпочтен путь наименьшего сопротивления – тандемократия. Этот выбор имеет цену, которая измерима. Его мера – не только восьмизначная в долларах сумма оттока капитала как в 2009-м, так и в 2010-м году. Его мера – в потерянном влиянии по ту сторону Каспия, где с открытием Туркестанского газопровода белое солнце пустыни светит уже не России. Его мера – в числе отчаявшихся украинцев, разочарованных белорусов, ожесточенных грузин и истребленных киргизов, забытых соотечественников на пространстве от Нарвы до Куляба. Его мера – в сегодняшнем презрении к русским в Тегеране, в сегодняшних насмешках над ними в Токио, в сегодняшней брезгливости по их адресу в Париже. Его мера – в разрыве семейных офицерских традиций, в распаде сословия, которое служило костяком реальной элиты, реальной меритократии поколениями и веками – именно это происходит, когда высшие военно-учебные заведения уничтожаются как класс, а их недвижимость выставлена на продажу и зияет черной пустотой окон, тщетно дожидаясь инвестора, а отечественный ВПК ждет нового сжатия заказов в связи с открытием «зеленого света» импортозамещению. Его мера – в формировании поколения next российского розлива, обитающего в нереальном пространстве и лишенного радости осмысленного созидания.

Одна из тандемных голов сообщила нам под звон часов на Спасской башне, что наша страна очень молода: ей всего двадцать лет. Ныне покойный Чингиз Айтматов ввел в позднесоветскую литературу слово «манкурт» – человек без памяти. Слово забылось, однако смысл никуда не делся. Больше того, отличить человека от манкурта и сегодня может среднестатистический житель среднего возраста любой из разорванных частей исторической России. Позитивный эффект Интернета состоит в том, что в этом факте чрезвычайно легко убедиться, зайдя хоть на киргизский, хоть на калининградский форум.

Отличие «перезагрузки» от «перестройки» состоит не в другом масштабе пространства, а в другом масштабе противоборствующих сторон как в мире, так и внутри страны. Вакуум воли в Вашингтоне и Брюсселе могла заполнить русская воля, но не заполнила. Новые центры мировой силы возникли в Турции и Бразилии, но не в России.

Наследники исторической России еще не сорвались в бездну со скользкой мелкой дорожки, но и не вернулись домой. Потомки Егорова и Кантарии по-прежнему разделены. Из слабости Запада извлекают пользу, политическую и экономическую, нации с эффективной моделью устройства, в котором государство не только подчиняет себе общество, но и мобилизует его на многие годы вперед. На месте той пользы, которую могла бы извлечь из этой слабости Россия – для себя и для того брошенного в горах или пустыне парня, – зияющая пустота, в которой неуютно даже тем, кто этот вакуум создал, подменив мобилизационный императив модернизационным суррогатом.

Пустота чужда природе и культуре. Слова или иероглифы ее рано или поздно заполнят. Но помимо слов, есть счет, и его должно вести, ибо когда-то придется предъявить. Кто умеет помнить, умеет считать, а поскольку у подавляющего большинства память не отшибло – однажды будет, неизбежно будет воздано должное каждому по его заслугам, по масштабу как сотворенного, так и неисполненного. Тогда и будут подведены не фасадные и не формальные, а действительные итоги унизительного и позорного, топящего и вдавливающего в землю, нетипичного для России и недостойного ее года бессмысленных амбиций, несостоявшихся приобретений и ничем не оправданных утрат – итоги года, замыкающего первое десятилетия XXI века.

Сергей Семанов Народовластие для русских и Государства Российского

http://www.apn.ru/publications/article23587.htm

Русская идея

В последние годы обсуждение судеб русского народа и Государства Российского на страницах печати и в Интернете приобрели невиданный доселе размах, а главное – необычайную глубину и основательность суждений. К сожалению, широким слоям нашего народа это недоступно, на телевизоре главным толкователем всех подобных вопросов является гражданин многих стран Познер, в советском прошлом – яростный обличитель «американского империализма». Однако, обсуждение «русского вопроса» расширяется и углубляется, далеко перешагнув столичные пределы. Приведем тут лишь один пример.

Петербургский философ профессор Александр Казин недавно высказался о судьбе русского народа в ХХ столетии кратко, чётко и определённо: «За 70 лет советской власти ценой огромных усилий и жертв была создана вполне приемлемая цивилизационная форма России-СССР, не низводящая страну и народ до положения дойной коровы для компрадорских олигархических кланов… Наши дети мечтали стать учёными, инженерами, космонавтами, а не киллерами и интердевочками. У нас не было наркомании, проституции и мата по телевизору. По сравнению с нынешней «россиянской» действительностью, когда низы «ничего не могут», а верхи «всё хотят», советский строй брежневской эпохи кажется чуть ли не раем, во всяком случае, чем-то близким к русскому идеалу соборного существования всех слоёв общества».

Не побоялся философ заглянуть в ближайшее будущее тех, кто избрал своим идеалом современный Запад: «Сегодня в свободном мире легализован гомосексуализм, лет через десять на свои парады выйдут зоофилы, потом педофилы, потом некрофилы, а кончится это людоедством, как и предсказывал Достоевский». А у нас ныне некоторые хотят, «задрав штаны, бежать за натовским комсомолом», а впереди, как это в подобных случаях и положено – русский патриот Рогозин.

В России нередко случалось так, что размышления и обсуждения, порой самые существенные, только обсуждениями и оставались, не переходя в действия и навсегда оседая в архивохранилищах. И вот на наших глазах произошло событие громадной (без преувеличения) общественной значимости – выработка национально-демократической идеологии, отлившейся уже в первичную организационную форму. В Интернете в ноябре 2010 года вывешен Манифест об образовании Национально-демократического движения Русский гражданский союз.

Когда-то Пушкин прозорливо заметил, что понимание русской истории и русской действительности требует «иной мысли, иной формулы», нежели привычные, поступающие к нам извне. Он же воскликнул однажды: «Ужели слово найдено?» С величайшим чувством удовлетворения мы можем отметить: да, и это слово русская мысль воистину выстрадала – национал-демократия, соединение принципов национализма и народовластия. Идее этой плодотворной и её воплощению в жизнь суждено, вне сомнений, большое и победительное будущее.

Манифест движения отличается чёткостью и взвешенностью суждений: «Русский народ в августе 1991 года, как и в феврале 1917-го, вновь упустил шанс обрести русское национальное демократическое государство. Итогом следующих двадцати лет стало и поражение русских демократов, чуждых национальной идее, и поражение русских националистов, чуждых идеям свободы». Вывод верный, но оглянемся тут немного на прошлое, давнее и близкое.

Так называемая «Первая русская революция 1905 года», которую вернее было бы именовать революцией сугубо антирусской, изучена у нас вполне основательно, но её уроки относительно слабо знакомы общественности, ибо затенены страшным опытом года 1917 года и всех последующих трагедий вплоть до «чёрного августа» и «кровавого октября». Так, но какое же наследие оставили нам русские националисты начала прошлого века?

Отметим попутно, что мерзости этой самой «первой антирусской» были отвратительны и досель беспримерны по наглости, что прекрасно отмечено в источниках и литературе, сошлёмся хотя бы на недавнюю книгу А. Солженицына «Двести лет вместе». Тогда ещё русский народ не ведал поганого телевещания, руководимого его врагами, и в большинстве своём встретил эти бесчинства враждебно. А петербургская власть была уже в растерянности, армия заколебалась, матросы на Балтийском и Чёрном морях вообще предались мятежу, полиция против массовых бунтов оказалось бессильной, всё катилось к краху Государства Российского.

Именно в этот критический миг поднялось мощное движение снизу от народной русско-православной толщи, которое и остановило наступление революционных погромщиков. Это была, несомненно, русская победа, но воспользоваться ею тогдашние русские националисты, к сожалению, не сумели. Не хватило широты понимания событий.

8 ноября 1905 года, в пик революции, в Петербурге был основан Союз русского народа, вскоре он сумел возглавить общественное движение самого широкого разлива за сохранение и укрепление вековых русско-православных ценностей (заметим, что уже тогда в православной иерархии появились сторонники так называемой «живой церкви»). Движение это оказалось столь мощным, что массовое революционное бунтарство вскоре схлынуло, сохранившись лишь в кругах молодой интеллигенции. Союз русского народа до сих пор поносят либералы и революционные наследники всех мастей («черная сотня»), мы не станем касаться той долгой и сложной истории, благо о ней полно и объективно рассказано в работах Вадима Кожинова и особенно Олега Платонова. Остановимся лишь на одном, как относились тогдашние русские националисты императорской России к вопросу о народовластии (демократии)?

В ноябре 1905 года, в журнале «Мирный труд», тогдашнем органе новообразованного Союза, появилось основополагающее заявление; вот его ключевая часть по интересующему нас сюжету: «За веру, Царя, Отечество, Престолонаследие, за нераздельность России, за благо русской народности, законность и порядок». Ну, всё вроде бы правильно, но где тут хотя бы упоминание о нуждах, чаяниях, и заботах самого русского народа, труженика и хранителя земли, на которой воздвигалась наша держава? Слов таких нет, ибо устроители Союза видели свою задачу, прежде всего в укреплении монархии. Не ставили они вопрос перед ослабевшим самодержавием о Земских соборах, коренным образом отличавшихся от пресловутого «всеобщего, тайного и равного» голосования, которое так легко поддается воздействию, о введении чего-то подобного древним вечевым собраниям в городах, а к сельским земствам, столетиями бытовавших на Руси, относились с подозрением. Итог был предсказуем.

В феврале 1917-го, вследствие хорошо продуманного масонского заговора, царское самодержавие рухнуло и погребло под своими обломками весь Союз русского народа. А сам народ, от которого они, увы, оторвались, их исчезновения, по сути, и не заметил. Вот и личная судьба вождей Союза оказалась трагической, большинство их сгинуло в подвалах ЧК, с ними обходились беспощадно. Как и с православными священниками, многие из которых входили в Союз. Но отметим уж, что не слышалось от всех них громкого призыва к царской власти о необходимости восстановления на Руси Патриаршества…

На исходе ХХ столетия «революционная ситуация» в стране снова накалилась, и толпы возбуждённых граждан вышли на улицы. Печальная та история в наши дни уже хорошо изучена и объективно описана, не станем даже кратко касаться тех трагических уроков, они очевидны. Тогда установили диктатуру над русским народом Свердлов и Троцкий, позже – Гайдар и Чубайс. Последствия для трудящихся оказались примерно одинаковыми, хотя во втором случае обошлись без ЧК (зачем шумные и кровавые казни, если легко сократить число граждан «мирными средствами»?).

Остановимся тут на одном лишь обстоятельстве. В конце 1960-х, а в 1980-е уже получила широкое укоренение так называемая «Русская партия». Разумеется, в условиях комдиктатуры ни о какой открытой организации помышлять было нельзя, но образовалось прочное содружество единомышленников, объединённых русско-патриотической идеологией; взгляды эти слегка прикрыто, но весьма широко распространялись по стране, встречая несомненный сочувственный отклик. Официальная идеология полностью обветшала, а прозападный либерализм был популярен в основном среди космополитической интеллигенции. Андропов перед своей кончиной нанес по «Русской партии» сильные удары, но в целом она устояла.

Началась пресловутая «перестройка», толпы недовольных «партократией» людей вышли на улицы, безрезультатно требуя решительных перемен. Горбачёвская власть потеряла всякий авторитет, советское государство затрещало. Что же в этих накалённых обстоятельствах отстаивали деятели «Русской партии»? Никак не принимая безбожную комидеологию, они пытались сохранить советскую государственность, надеясь её обновить и действительно перестроить. В идеале желание благое, но в тех раскалённых обстоятельствах назревающей гражданской войны, совершенно утопическое. Народ желал узнать деловые предложения о коренном переустройстве общества, а слышал от русских патриотов о подвигах Александра Невского и Куликовской битве, гимны давно скончавшемуся маршалу Жукову.

В 1990-м прошли первые выборы, бестолковые, но в общем-то свободные. Тогда выдвигались в депутаты Бондарев, Глазунов, Кожинов, Куняев, Любомудров, Осипов и другие известные русские деятели. Никто не прошел, даже до вторых мест не дотянули… На их места прошли демагоги, которые вскоре слетели со сцены, уступив места уже неприкрытым палачам России и русского народа.

Прошлое надо изучать, чтобы извлекать из него уроки. Союз русского народа потерпел поражение, защищая дряхлеющую монархию. «Русская партия» не смогла противостоять фальшивым либералам, лживо принявшим личину «демократов», бескорыстных «борцов с привилегиями», которые по-наглому обманули доверчивый и политически тогда неопытный тогда русский народ. Что стало далее – известно.

Ныне мы тоже имеем по внешности твёрдую «вертикаль власти» с выборами, внушающими некоторые сомнения. Эта власть, словно в насмешку над собой, собирается создать вместо народной милиции какую-то новую «полицию», не думая о том, что в старой императорской России это слово было не очень любимым. У нас есть и Патриархия, окропляющая власть, а некоторые иерархи катаются на горных лыжах в Альпах и проповедуют экуменизм. В стране отсутствуют профсоюзы, а наши «правозащитники», получая субсидии от зарубежных покровителей, защищают интересы исключительно «олигархов».

В Манифесте новой русской национальной организации по данному поводу сказано определённо: «Итогом двадцати лет стало и поражение российских демократов, чуждых национальной идее, и поражение русских националистов, чуждых идеям свободы». Придётся согласиться…

Да, возрождение русской нации и Государства Российского возможно только при подлинном народовластии. Это сейчас именуется демократией, замечательное древнегреческое слово, и мы, законные наследники Византии, имеем полное право им пользоваться. Беда лишь, что почтенное это слово недавно осквернено нашими политическими гешефтмахерами. Ну что ж, у нас в запасе есть чисто русское слово – народовластие. Когда-то Ленин мечтал соединить социализм с рабочим движением. Кое-что получилось. Теперь следует соединить русский национализм со всеобщим народовластием.

Вячеслав Игрунов. Тупик прагматизма и безыдейности

http://www.russ.ru/pole/Tupik-pragmatizma-i-bezydejnosti

Политсистема: фактор устойчивости

От редакции. «Русский журнал» публикует беседу с Вячеславом Игруновым, директором Международного Института Гуманитарно-политических исследований (ИГПИ), депутатом первого, второго и третьего созывов Государственной Думы РФ. Беседа посвящена вызовам, стоящим перед российским государством, дефициту идей и тупику, в который завел страну излишний прагматизм.

* * *

Русский журнал: В последнее время у меня складывается впечатление, что ситуация в России начинает серьезно терять управляемость. Страну как-то лихорадит.

Вячеслав Игрунов: Можно было бы так сформулировать оценку российской ситуации. Но ситуация довольно стабильная, и мы идем на гироскопе, курс довольно твердый, и он ведет нас в пропасть.

РЖ: Т.е. все в порядке, падение проходит в штатном режиме.

В.И.: Что мы наблюдаем? Во-первых, дисфункциональное государство. Какую бы политику мы не брались проводить, ее можно проводить только при условии управляемости государственного аппарата. Но в нашей реальности импульсы с самой высокой точки управления, таких как президент и Дума застревают уже на самых верхних этажах. Если 10 лет назад мы могли говорить о том, что наша бюрократия неквалифицированна, сегодня я бы поостерегся говорить в таких терминах. За 20 лет выросла вполне компетентная бюрократия. Вопрос в том, в каких режимах она работает и в чем заключается ее компетентность. Она могла бы выполнять более или менее точно сформулированные задачи и их решать на местах. Но она этого не делает, прежде всего потому, что есть два важных параметра, препятствующих этому. Первый, общефилософский: своя личная корысть превыше всего. При советской власти все служили государству, что, как правило, было безнравственно, но при этом воспитывались такие ныне осмеиваемые качества, как самопожертвование, действие во имя общего блага и так далее.

РЖ: Дело в том, что сегодня никто в это не верит.

В.И.: Сейчас не верит, а прежде это было реальной чертой советского человека. Конечно, она подвергалась эрозии, и не так уже много людей сохраняли эти качества в семидесятые-восьмидесятые годы. Однако нормативная этика продолжала воспроизводиться. Более того, и в современных людях, пусть у 10, пусть у 5 процентов граждан, эти качества существуют. Но их больше, на самом деле. И даже если это 1 из 10, у общества много возможностей, потому что потенциал таких людей очень велик. Т.е., та машина поработала и на нас тоже. Но сегодня над этими качествами смеются. Люди с такими характеристиками однозначно называются лохами, которых почетно обмануть. Это норма нашей жизни. И каждый второй чиновник не упускает своих возможностей получить свои дивиденды за счет лохов. Он не столько служит государству, сколько идет на работу, на которой он может извлекать для себя выгоду. Понятно, что для бизнеса только такое мышление и возможно. И для тех, кто идет в бизнес, такой подход естественен. Но тот, кто идет на госслужбу, а тем более в политику, должен служить общественным интересам, он не должен превращать политику в бизнес для себя. Политический класс должен обладать иной системой ценностей, чем бизнесмены.

РЖ: А по-моему, система ценностей нашей политической элиты чуть ли не ниже, чем у бизнеса.

В.И.: Не исключено. И в этом смысле как бы вы ни выстраивали политическую систему, люди будут думать о своих интересах прежде всего. Я был в Государственной думе, я видел, как люди рвались занять определенное место, чтобы содействовать своему бизнесу, своему обогащению, причем даже за счет партнеров по социальной группе. Психология какой бы то ни было солидарности отсутствует как класс. Любая ниша в государстве — это лишь более удобная возможность для самообогащения. В такой парадигме государство не может работать вообще никогда. Это первая составляющая ограничителей эффективности государства.

Но есть и другая, еще хуже. Прямая коррупция. Это не только когда ты занимаешь место и понимаешь, где ты можешь получить для себя выгоду. Это прямое действие. Ты не принимаешь решение, требуя взятку. Или уничтожаешь правильное дело ради выгоды своего предприятия. Я очень хорошо знал одного политика-бизнесмена, который став руководителем города, начал уничтожать весь конкурирующий бизнес. Это уже прямое преступление. В результате он стал политиком крупного масштаба, и правовые бесчинства в сфере его подотчетности стали проблемой всероссийского внимания.

Есть масса публикаций, которые называют если не первых, то вторых лиц государства, лиц второго ряда, которые миллиарды уводят в оффшоры. Но если лица самой верхушки государства, которые контролируют главные денежные потоки, занимаются этим (а, видимо, занимаются, поскольку никто нигде не опроверг обличительные заявления), то они не могут реализовывать эту программу, не опираясь на следующий этаж управления. Но если люди этажом ниже выполняют их поручения, если они занимаются обеспечением коррупционной деятельности, то как можно к ним применить антикоррупционные методы? Никак.

Поэтому, конечно, ключевая задача нашего государства — борьба с коррупцией, потому что ни одна программа не может быть реализована в таком государстве. Деньги, выделенные даже на самую правильную программу, будут использованы в корыстных интересах тех, через чьи руки они проходят. Значит, у нас нет механизмов достижения национальных целей. Их нет в принципе. И это самое главное.

Вторая линия, которая создает неуклонность движения страны в катастрофическом направлении, - это отсутствие у государства политики работы с обществом. Во-первых, это удушение неуправляемых структур гражданского общества. Государство не желает давления снизу, потому что трудно согласовывать интересы. Эффективных кадров мало — давление общества велико. Если общество отпустить, система придет в неуправляемое движение, может наступить коллапс, и государство развалится. И архитекторы нашего общества это понимают. И задачи заключаются как раз в том, чтобы подавить все, что не поддается управлению, и оставить только управляемые структуры. Они могут быть достаточно разнообразны. Никто не говорит о том, что все сводится к «Единой России». Конечно, удобно, когда не надо заботиться о том, как принять решение в Думе, как платить взятки той или иной фракции, предлагать им места какие-то — спустил директиву, и все принято.

РЖ: А зачем тогда парламент?

В.И.: Так вот парламент-то в этой системе и не нужен.

РЖ:Так зачем держать столько народа?

В.И.: Для дипломатии. Это политическая акция. Невозможно после революции 1991 года иметь страну, не имеющую витрину демократии. Так что муляж демократии необходим. И пусть кто-нибудь на Западе придерется.

Сегодня, я убежден, никакая кандидатура не имеет шансов в реальной конкуренции победить Путина. Более того, второго тура, скорее всего, не будет. А если будет, так это еще больший писк демократии. А чем больше выставится Лимоновых, Немцовых, Зюгановых, тем более убедительной будет победа.

РЖ: Но в прошлый раз они не дали никому выставиться.

В.И.: Да, это была странная перестраховка.

РЖ: И это как раз свидетельствует, на мой взгляд, о постепенной потере управляемости. Потому что если есть такой страх и такая перестраховка, это говорит, что они не уверены, что они боятся, что если они пустят на выборы оппозицию, может всплыть что-то не нужное на ТВ.

В.И.: В чем главная проблема этой системы? Не в том, что в ней какие-то серьезные изъяны — система более или менее работает, но дело в том, что у нее нет мобильности. Если все идет путем, она более или менее работает, но как только возникает неожиданный вызов, она оказывается бессильна перед ним, и это понимают люди, находящиеся во главе государства. Их страх обусловлен тем, что они лучше знают эту систему, и если они так боятся, то это свидетельство того, что она действительно неуправляема. Никакой угрозы для избирательной кампании ни Буковский, ни Немцов, ни Лимонов не представляют. Самый сильный из них соберет 8% на пике. Чего этого бояться, если какое-то количество граждан скажут, да мы против путинского режима. Вот нас 8%, 10%, 20% против этого режима. Ну и что?!

РЖ: На самом деле, их гораздо больше.

В.И.: Но вы электорально это не покажете. Путин соберет 60% голосов...

РЖ: Знаете как это делается? Например, на предприятиях разнарядка — всем голосовать за «Единую Россию». Когда проголосуете, сфотографируйте на мобильник свой бюллетень и пошлите фотографию...

В.И.: Но все эти злоупотребления составляет ничтожную долю от голосующих.

РЖ: А зачем тогда это делать??? Это же бред.

В.И.: Нет, это страх. Это тот страх, о котором мы говорим, который рождает генеральную задачу – победить с максимальным перевесом для повышения управляемости. И страх исходит от людей, которые все знают. А уродливые перегибы возникают в результате холопского стремления выслужиться.

Итак, из-за страха уничтожаются структуры гражданского общества, как те, которые могут быть вредны, так и те, без которых невозможна вертикальная мобильность для эффективных общественных деятелей. Существуют только контролируемые каналы, которые проводят почти исключительно «со всем согласных» и во всем послушных. Через них приходят и эффективные люди, но они обладают чаще всего существенными дефектами. Если мы посмотрим на советскую власть, мы увидим, что она проводила в партийную элиту очень эффективных деятелей. Кто оказался самыми эффективными менеджерами после 1991 – 1993 годов? Конечно, комсомольцы, коммунисты, которые прошли через этот фильтр. Но у той системы был порок. Когда в государстве начались разрушительные тенденции, не нашлось никого, кто бы реально остановил эти тенденции. Механизм отбора людей через контролируемые структуры таков, что эти люди, по сути дела, чинопочитающие, малоинициативные, и именно такие нужны нынешним управленцам, потому что им не хочется дискутировать со своими подчиненными. Не хочется дискутировать с оппонентами, у них мало сил, мало времени, поэтому им нужны люди, которые выполняют их волю. Они могут быть блестящими управленцами, но в рамках этой системы они оказываются недееспособны, потому что у них те черты, по которым их обирали. В этом смысле система неэффективна. Создается система управления аппаратом, а не социумом. Отсутствуют структуры гражданского общества, которые могли бы выполнять те функции, которые не может выполнять государство. Гражданское общество дополняет государство. Государство не может висеть в воздухе, оно должно работать с обществом. Что такое государство? Государство — это то, что внутри нас, то чему мы подчиняемся, то, с чем мы соглашаемся. Государство — это не казармы, не отделения милиции, не министерские кабинеты, и даже не кадровый аппарат. Государство — это ментальная структура, существующая в наших головах. Если мы с ней соглашаться не будем, то ничего работать не будет. Так вот, в обществе должны быть такие структуры, которые работают, соглашаясь с тем, что предлагает эта ментальная структура. Когда возникает щель между обществом и государством, государство повисает в воздухе. И любое несчастье, любая неожиданность может смести это государство с лица земли. Если мы возьмем государство Кучмы, то с ним случилась та же история. Украина была в тот момент достаточно процветающей. Все было хорошо на Украине, и двигалась она в приличном направлении. Тем не менее, этот режим был сметен и уничтожен. Почему? Да просто возникло недоверие между обществом и государственной властью.

РЖ: У нас сейчас это нарастает.

В.И.: Да, такая структура взаимоотношений вызревает у нас в России. Справиться с этим можно было бы, если бы поддерживать структуры гражданского общества, которые были бы вовлечены в решение общенациональных проблем. Между ними и государством должно установиться доверие. И должна быть площадка, где они, с одной стороны, противопоставляют себя государству, дискутируют с государством, принимают общие цели и действия, с другой стороны, действуют вместе. Это не единогласие. Это достижение общего в многоголосье. Кажется, Эрнест Ренан сказал, что нация — это ежедневный референдум. Но точно так же и государство — это ежедневный референдум. И этот референдум наша власть проигрывает. Она не устанавливает множественных каналов диалога с обществом. Люди сами по себе, государство само по себе. С таким обществом, действительно, тяжело работать. Но это означает, что необходима ускоренная мобилизация людей, которые могли бы решать эти проблемы. Все наши институты направлены на то, чтобы пресечь такую вертикальную мобильность, вовлеченность людей в решение общенациональных, да и локальных проблем.

Наша администрация время от времени находит, что идеи, рождающиеся у общественных лидеров, разумны, и пытается их акцептировать и реализовать бюрократическим путем. Когда носители идей отрезаются от их реализации, то фундаментальные основания, на которых идеи выработаны, утрачиваются. Т.е. люди эффективные, которые могли бы что-то сделать, оказываются вне решения этих проблем. И идеи реализуются с такими изъянами, что часто результат диаметрально противоположен замыслу.

Итак, с одной стороны, мы имеем неэффективное, нефункциональное государство. С другой стороны, мы не видим желания у представителей властной элиты наладить контакт с обществом, мобилизовать людей, которые могли бы изменить функциональное состояние государства. Без людей, преследующих не свои корыстные цели, без «других» людей, нельзя сделать «другое» государство. Понятно, что заменить чиновников на идеалистов нельзя. Где идеалистов взять, если общество на протяжении десятилетий формируется в антиидеалистическом ключе. Но, с другой стороны, идеалист, все же, существуют. Пусть это незначительное меньшинство общества. Но именно из этой среды могут быть привлечены люди для решения национальных проблем. Есть мнение, что идеалисты не функциональны, а функциональны прагматики. Мы видим государство построенное прагматиками. И мы видим, какое оно. Вместе с тем, мы знаем немало идеалистов, которые оказывались весьма функциональны. Мы даже живем в стране, где государство построено такими идеалистами — я имею в виду Владимира Ленина и его наследников. На самом деле мы и теперь живем в этой стране — все революции 1991 – 1992 годов не сумели изменить характер государства. Характер государства по-прежнему тот, какой ему придал Ленин, с определенными нюансами и отклонениями. С модернизацией. На самом деле, идеалисты умеют строить и достигают иногда фантастических высот: Мао Цзе Дун был идеалистом, Дэн Cяо Пин был идеалистом. Они из разваленного Китая сделали могучую страну...

РЖ: Ну, один из самых ярких идеалистов 20-го века назывался Адольф Шикльгрубер.

В.И.: И кстати он был очень эффективен. Противостоя великим державам, Шикльгрубер восстановил мощь немецкого государства. И он вел тяжелейшую войну со всем миром. Так что эффективность у идеалистов может быть очень высокая. Лучшие реформы в России совершали идеалисты. На протяжении всей российской истории. Самые выдающиеся политические деятели мира руководствовались идеалистическими, а не прагматическими соображениями. Неважно, кого мы будем сейчас называть, но не был прагматиком в нашем нынешнем понимании этого слова ни Цинь Ши Хуан-ди, ни Александр Македонский. Они были движимы не расчетом, а великой идеей (которая, кстати, не мешала трезвым оценкам и реалистической постановке задач). В начале 90-х была у нас тенденция дискредитировать идеалистов: мол, идеалисты построили Маутхаузен, Колыму... Но идеалисты построили все! Идеи двигают миром. Христианство объединило Европу, а не материальное производство. Так что, если мы противопоставим вызовам времени только прагматику, мы исчезнем с лица земли. Поэтому идеалистов надо брать. Но с ними надо вести диалог, поскольку идеалисты всегда имеют свои цели. Их нельзя поставить в стойку подчинения. До тех пор, пока наши государственные мужи этого не поймут, мы будем двигаться в сторону усиления дисфункциональности государства. Пока что это тенденция текущего года.

Что будет происходить дальше. Поскольку есть интересы элит, и эти интересы различны, и уже очевидно, что есть, по крайней мере, два крупных клана. Один — это модернизированный клан 90-х, другой — модернизированный клан 2000-х. Эти две ветви имеют разные интересы и разные представления о том, каким образом удовлетворять свои интересы. Понятно, что если тут два крупных клана, то между ними будет происходить определенная борьба. Какой модус будет достигнут, будет ясно, скорее всего, к концу года. Обратите внимание на слова нашего президента, и Путин тоже высказался примерно в том же духе. Он сказал: вот мы сядем с Владимиром Владимировичем и договоримся. Великая демократия, в которой два человека садятся и решают судьбу страны. И это говорит не кто-нибудь, а Медведев, которого связывают с западной линией: западник, демократ, либерал. И это человек произносит фразу, которая говорит о полной деградации как нашей интеллектуальной, так и общественной жизни. Не граждане решают (что, в общем, характерно и для большинства демократических стран), не элиты, а два человека во всей стране.

РЖ: Я думаю, что их там больше, чем два. Медведев — это собирательный образ, их там несколько.

В.И.: И Путин — собирательная фигура. Конечно, их несколько. Это собирательные фигуры, представители двух групп. Но настолько незначительны эти группы, что один человек персонально может представлять их интересы. Группы, от которых зависят принятие решений, можно пересчитать на пальцах рук. Но ведь чем дальше развивается государство, чем дальше мы идем в будущее, тем более сложно оно должно быть устроено. Устойчивы только сложные структуры, а в сложных структурах существует множество независимых центров для принятия решений. Как только мы сужаем количество центров, где принимаются решения, как только повышается их уровень и отрывается от фундамента, так сразу мы ставим государство в уязвимое положение. Такое положение эффективно только в одном случае — в случае мобилизации. Но в том-то и дело, что сегодня мы не выдержим даже мобилизационной экономики, потому что у нас нет мобилизационной идеологии для решения мобилизационных задач.

Итак, как я сказал, до конца года будут, безусловно, выясняться соотношения сил в разных группах. Их немного, и неизвестно, какие механизмы будут вовлекать те или иные группы для увеличения своего влияния.

Вот мы столкнулись сейчас с резким проявлением национализма. Национализм становится проблемой номер один в нашем государстве. Кто его будет использовать, кто и как будет бороться, кто и какие методы предложит...

РЖ: У вас есть какие-то ответы на этот вопрос?

В.И.: Нет. Пока нет.

РЖ: Потому что впечатление такое, что путинская группировка твердо решила оседлать это движение.

В.И.: Вопрос о том, что национализм должен быть оседлан, возник давно. И много лет назад уже рассматривались кандидатуры на пост лидера страны, которые имели националистическое видение будущего. Это мягкий цивилизованный национализм с ярко выраженным православием, с ориентацией на национальную исключительность. В принципе, это возможно, но должны быть цивилизованные рамки. Более того, на сегодняшний день, я думаю, у националистов есть больше шансов решить национальные задачи, чем у прагматиков потому что у националистов есть хотя бы какой-то идеализм, они стремятся что-то сделать для своего государства. Я имею здесь в виду не маргиналов, таких как движение 11 декабря, я имею в виду серьезных людей. У нас есть политические деятели, которые уж точно не уступают по цивилизованности, цивильности какому-нибудь Бушу. Однако сегодня нет гарантий того, что те люди, которые сегодня заявляют о национальных целях, одновременно не думают о своем кармане. Ведь те, кто 10 лет назад начали укреплять нашу государственность и действительно во многих отношениях укрепил, потому что после развала ельцинского времени мы имеем сейчас хоть какое-то государство, эти люди прежде всего занялись переделом собственности. Если националистически мыслящая элита будет действовать таким же образом, то это будет катастрофа еще большая для страны, чем то, что мы имеем сейчас.

Так что я не отказываюсь от мысли, что сегодня для государственного строительства должна быть привлечена националистически мыслящая часть элит. Но при этом надо выстраивать образ будущего страны, понимать, как вы можете разговаривать с этими элитами. Но у наших лидеров нет вдохновляющего образа. Есть некие заявления, лозунги, но образа нет, и не может быть, пока яркие творческие люди им кажутся опасными, до тех пор, пока их не вовлекают в общее сотворчество будущего.

Итак, мы не знаем, какими методами будут пользоваться представители двух основных правящих групп. И мы не знаем, с какими вызовами мы столкнемся в этом году. Нарастание национализма очевидно, и старт, который положен 11 декабря, является началом не временных каких-то проблем. У нас на Тарасовке после 11 декабря чеченцы написали такие лозунги, что они неудобопроизносимы. Если в начале 90-х годов русский национализм носил вторичный характер, потому что первичный национализм - «Память» и прочее — сошли на нет, зато вспыхнули и расцвели другие национализмы: литовский, эстонский, украинский, грузинский и пр. И когда русские слушали: «чемодан, вокзал, Россия» или «русские в Рязань, татары в Казань», то у русских естественно возникал протест. Сегодня мы имеем уже обратную картину. Сегодня русский национализм достиг того градуса, когда он возбуждает национализм малых этносов. И это положительная обратная связь. Они подогревают друг друга, разогревая машину противостояния. И именно такую картину мы имеем сейчас. 2011 год будет иметь очень важное значение в этом направлении. Как двигаться здесь, вопрос сложный. С одной стороны, могут быть приняты жесткие методы: например, жестко наказывать националистов, как русских, так и чеченских, татарских и всяких других. Можно жестко пресекать любую преступность, имеющую этническую окраску. Тогда мы сможем двигаться по тому пути, который намечен приблизительно Путиным. Но вопрос в том, что если здесь перегнуть палку и расставить неправильные акценты, то мы получим отрицательные результаты. Это очень тонкая работа, требующая высокой квалификации. Наша государственная власть такой квалификации не имеет, поэтому ошибка на этом пути может быть катастрофической. С другой стороны, можно идти по медведевскому пути и искать режим диалога, но он возможен только в том случае, если элиты включаются в диалог и они имеют какое-то отношение к принятию решений. Наше государство к этому не готово, и Медведев со всеми своими сторонниками не занимается мобилизацией элит для решения этих проблем. Поэтому возникает некоторая неопределенность и скорее всего ситуация будет развиваться самотеком, что может быть губительно. Трудно сказать, какого уровня напряженность достигнет в этом году, в следующем году — все будет зависеть от множества обстоятельств. Я только хочу подчеркнуть, что я вижу возможности снижения напряженности, и вижу возможности увеличения напряженности. Как справится с этим государство, заранее сказать нельзя. Например, блестяще была решена проблема Чечни. Не столько военные действия, хотя они были чрезвычайно важны, сколько политические решения, привели к замирению Чечни. Но они имели и обратную сторону.

РЖ: По-моему, результаты с Чечней ужасные: мы имеем коррумпированное авторитарное государство в государстве.

В.И.: Да, но лучше коррумпированное государство в государстве, чем постоянное кровопролитие.

РЖ: Да, но это может взорваться в любой момент.

В.И.: Совершенно верно, такое государство может взорваться в любой момент. Поэтому любые решения должны продумываться не на один шаг вперед, и, может быть, даже не на два шага вперед. А для этого нужно множество людей, которые готовы этим заниматься. Но если всю внутреннюю политику сконцентрировать в руках Суркова, то будь он даже семи пядей во лбу, он бы с этим не справился. Я знаю Суркова — это талантливый человек, но он не Господь Бог, так что справиться ему точно не удастся. Значит, надо менять саму государственность, и на самом деле уже много лет, а сейчас в особенно обостренной форме, стоит проблема строительства новой государственности. Какая у нас государственность? У нас была советская власть с ограниченной эффективностью, и в силу возникших проблем государство развалилось вдребезги. Надо было строить новое государство. Что было сделано? Были взяты осколки того государства, склеены, и гальванизированы. Возьмем Госдуму. Госдума сегодня по своей функции точь-в-точь Верховный Совет. Т.е. технический механизм для проштамповывания документов, которые созданы наверху. Верховный Совет Брежневской эпохи и сегодняшняя Дума — это близнецы-братья. Кремлевское руководство — это политбюро ЦК КПСС. Разница есть, потому что у тех была хоть какая-то идеология, которой они придерживались и даже верили, вероятно, в нее. Здесь это вряд ли можно назвать идеологией. Есть совокупность взглядов, совершенно прагматических. Возможно, есть элементы идеализма, но они не собраны во единое целое. Я не думаю, что наши «либералы» и наши «силовики» придерживаются одних и тех же идеологических устремлений. Конечно, мы сейчас не досчитаемся многих управляющих структур, существовавших в советское время, так что теперь это такая редуцированная машина, собранная из обломков. И она не может быть эффективна по определению. Так что проблема ближайшего времени — это реформирование государства. Все, что можно было выжать из остатков советской государственности, мы выжали. Мы вновь выходим на грань кризиса.

РЖ: А есть сейчас в элитах люди, способные на решение такой масштабной задачи?

В.И.: Я думаю, что те, кто сейчас этим занимаются, не имеют вдохновляющих идей. Их всегда в обществе немного. В таком разрушенном обществе как наше их совсем мало. И боюсь, что они не находятся в Кремле. Хуже того, я думаю, те, кто в Кремле, не могут и не знают как выработать такую программу.

РЖ: А мы могли бы сделать вывод, что наше государство сейчас на грани разрушения.

В.И.: Да. Точнее, это звучит иначе: наше государство на пути к разрушению. Если мы ее не видим, то ощущение уже есть. Еще в 88 году почти никто не понимал, что СССР на грани разрушения, хотя до его краха оставалось 3 года. А после украинского референдума Буш-старший не допускал мысли о распаде Союза. Он говорил, что Запад так легко не примет независимость Украины, как он принял независимость Балтии. Буш ошибался — дело было не в Западе, мы сами признали независимость Украины наряду с независимостью других республик. Но людям еще за несколько дней до гибели государства в голову не приходило, что это возможно. И вот на фоне всего этого я не хотел бы анализировать перспективы экономической политики, перспективы внешней политики. Но вся наша ситуация развивается не на глухом фоне: происходят изменения роли других государств, меняются сферы влияния, сферы интересов, постановки вопросов. Меняется проблематика европейская, ближневосточная, восточноазиатская, южноазиатская. Другие страны меняют свои позиции, начинают играть другую роль, а мы не успеваем за этими переменами и не можем успеть, пока у нас такое государство. В конце концов, мы окажемся в ситуации, когда страна не сможет решать свои задачи, исходя из своих интересов. Она вынуждена будет следовать течению времени, на которое она повлиять не сможет.

Беседовала Елена Шварц