Три таинственных рассказа Владимира Варавы

                    и… изящная миниатюра  Анны Матвеевой

           Рассказы В. Варавы  несомненно  следует отнести   к    художественным текстам особого  типа, поскольку очевидно,  что выстраиваются   они не  вокруг какого-либо персонажа   или события , а  прежде   всего  с ориентацией   на    раскрытие   некоторой  достаточно отвлеченной  идеи. Мне  известен    один современный текст  такого   типа - «Горизонт  Событий»   Ирины Полянской (см. http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2005/Poljanskaja.htm ). Но   то был роман, и кроме того,  философская идея в нем не задавалась  извне, а постепенно  выкристаллизовывалась в качестве  определяющей.  То есть  была  результатом     художественного моделирования  реальности. Но у  Варавы  всего лишь  рассказы,  то есть  пространство   для  художественного  моделирование   жестко ограничено.  И потому, деваться некуда,  отвлеченная идея   может быть  быть  лишь  задана  и, скажем,  сюжетом  проиллюстрирована.   Она  может  не называться , но непременно  должна существовать у автора изначально. Перед  читателем в  таком  случае  стоит  задача  эту идею из предложенного  сюжета   извлечь – вывести .  С этих  позиций и попытаемся  оценить  два предложенных в ноябрьском «Знамени»  рассказа  В. Варавы.       В «Капле дождя»   речь  идет  о   молодом гениальном  художнике, одаренном  способностью    схватывать и загадочным  образом передавать  в создаваемых им фотоработах     саму суть воспринимаемого. Работы его пользуются исключительной популярностью -  восторженно воспринимаются   многими и  многими. Это  можно рассматривать ,  видимо, как  свидетельство  того, что он одарен    способностью  не только проникновения в суть вещей и явлений, но и особого  - обобщающего  - восприятия. Поэтому, надо полагать,  так обширна  аудитория его  почитателей.   Поэтому, наверное, характеризуя своего героя  автор  считает  возможным сказать следующее: «это был художник от Бога, великий художник, который не отображал, а творил новую реальность, открывая в ней ранее остававшееся незамеченным»- «со своей камерой он не расставался никогда, день и ночь тиражируя реальность, создавая ее бесконечные нетривиальные копии, стремительно вытеснявшие последнюю. Он иногда всерьез мнил себя Творцом; и для этого, нужно сказать, были достаточные основания. Его выставки всегда пользовались неизменным и громким успехом; сотни посетителей уходили с самыми растерянными чувствами, в смешанном состоянии высокого восторга и предельной тревоги». Можно  принять    и эту  характеристику- творец  новой  реальности.  Но   широчайшую  популярность этого  художника   следует, видимо  ,  понимать чуть иначе:  он не новую  реальность  создает, а всего лишь  хорошо известную  многим  реальность  подает по-новому.  То есть новизна  не  столько  в новизне  как  таковой,  сколько  в углублении  известного.   Но   самому   молодому  гению   вполне может  казаться, что   поражает и привлекает  именно  новизна  как  таковая.   Подобная иллюзия   у  него,  вне всякого  сомнения,   может  возникнуть.   На  что  автором  очень деликатно и  указывается  в связи с  характеристикой  международного конкурса   на звание  « Король Фотографи», в котором юный гений  намерен участвовать: «Король фотографов являлся как бы всемирным президентом, президентом всего человечества, чье господство определялось фотографическим каноном, становившимся каноном мировосприятия». Требовалось, как свидетельствует  автор, новизна, «раскрывающая новые горизонты человечеству, в которых просто умирали все прежние оптические и моральные ценности».

  На  поиски  такой  абсолютной, запредельной новизны  герой  рассказа и отправляется. И обнаруживает ее  признаки   в каплях   дождя  на ветровом стекле  автомобиля. Несколько часов  он  снимает эти капли .   В  одной  капли   ему     видится    вселенная. В этой   капле   для него     «как в Божьем зраке, отражалось бытие, в бесконечном сочетании невидимых линий, которое он сможет изъять и показать так, что сущее станет наконец очевидным. Это приведет к полному устранению извечных делений на «внутреннее» и «внешнее», «духовное» и «материальное», «божественное и человеческое»… и наконец-то будет достигнута истинная гармония Единого, в котором навсегда исчезнут все противоречия, всегда разрывавшие мир и приносившие неисчислимые беды и страдания. Теперь все будет иначе. Наступает новая эра человеческого существования»…

Для него «словно метафизическая голограмма бытия, эта капля содержала все прош­лое, настоящее и будущее, всю совокупность времен и пространств, добра и зла, красоты и безобразия, всего, что было, есть и будет. Все живое и мертвое в неповторимо-непостижимом единстве и разнообразии вдруг представало в одной-единственной, совершенно ничтожной капле».

Он  выбирает  из множества сделанных  фотографий одну  и отправляет ее на конкурс  -  у него нет  ни малейшего    сомнения  в том,  что  он победит  .От своего снимка  он  «часами не отрывал … глаз, рассматривая каждый тончайший изгиб светотени, вновь и вновь поражаясь своему мастерству.» На  конкурс  будут  поданы  всего три  фотоработы .«  Капля  дождя»  будет показана  третьей. Первые  две  будут приняты  публикой  активно, с  восторгом. Но "когда очередь дошла до «Капли дождя», то в зале почему-то водрузилась мертвая тишина.

Идея  рассказа,  и  достаточно отвлеченная  идея, скрыта , видимо, в этом  « почему-то». Читателю,  надо полагать,  следует   самому объяснить  себе – почему  на этот  раз   так очевидная, казалось бы, гениальность не  сработала , и так очевидная  для автора исключительная концентрация  обобщающих смыслов   в его работе  так  и осталась эффектом лишь его индивидуального  восприятия.    Для  объяснения    придется ,увы, отправиться  в  эстетические дебри.

Будем  исходить из того , что любое художественное творчество есть обобщение, осуществленное  через единичное. Такое обобщение, при котором   в единичном  по всем своим свойствам и признакам художественном образе  убедительно выражено  то, что    существенно, значимо  для  многих ( на определенном пространстве  и в определенный интервал времени, естественно).   Свои прежние  работы  юный  гений создавал видимо,     на основе  приблизительно  следующего   алгоритма: если   в поле  его зрения  оказывалось что-то   впечатляющее, он пытался  прежде   всего понять  что же   на него  так подействовало, то есть пытался оценить  содержание (  смысл)этого впечатления.  Если он  чувствовал, что выявленный  смысл   может представлять интерес  и для других , он решался на попытку передать   им это смысл   с помощью  той техники  фотосъемки, которой владел и которую непрерывно совершенствовал.  Этого алгоритма  он придерживался, видимо,    настолько строго и последовательно,  что  все его  попытки  были успешными.  А это не могло  не породить  у него иллюзию,  что в самой  технике   , в форме, в которую он облекает выявленное им  содержание, и  находится причина его  успехов. Во  власти этой иллюзии   он и оказался  во  время работы над «Каплей»  -   поразившую его  форму  он  начал  исключительно  для себя  накачивать  всеобщими смыслами.   Но его    частное впечатление  от увиденной  капли так и осталось единичным впечатлением.

       Если   предлагаемая     интерпретация     « Капли»  передает    замысел  автора,  то  рассказ   вряд  ли    можно  отнести  к числу  удачных  -  художественной  убедительности    ему   явно  не хватает. Возможно, это   связано  и   с  тем,  что    предложенная отвлеченная идея просто в  принципе  не  может быть  реализована  в  рамках  рассказа.   

    А  вот  во  втором рассказе  из  той  же  подборки  «Иван  Петрович  и  его вещи» В. Вараве, кажется,  такой  убедительности   достичь  удалось. Идея, которая  положена в основу  этого рассказа,  можно  считать,     также из  числа отвлеченных  Хотя  она  вроде  бы  и  достаточно конкретна.    Необходимость  противостояния   культу   приобретения    и накопления. Прекрасная  тема  для  публицистической  статьи. И  в варианте  обобщения художественного  для этой   темы  существует(  всегда существовала)  возможность достойной реализации -  достаточно, например, выстроить   какой-нибудь  нетривиальный  сюжет ,  в котором  приобретают очевидность, скажем,  драматические   последствия  терпимого отношения к этому  культу. В.  Варава решает эту проблему на  совершенно неожиданном, наисложнейшем  для реализации направлении  Он   никого не обличает, не клеймит, не разоблачает - он создает убедительный образ  человека для которого   любые вещи – в общем-то    пустое    место.    В рассказе  нет каких-то  особых  событий ,речей, споров, конфликтов , а убедительнейший   образ  Ивана Петровича, который   «как бы нарочито противостоял всеобщей линии прогресса», есть. Как   В. Варава  добился  этой убедительности описываить  бесполезно  -  таков созданный им  текст – в нем  каждое  слово работает на эффект убедительности. Каждое!  Даже  то обстоятельстыо, что после внезапной  смерти Ивана  Петровича   все аксессуары  его  «ветхого  быта»    оказываются  на свалке,  тоже  работает на названный эффект.. Вещи  его(  одна из форм его  существования)  без него(  без  содержания этой  формы) утрачивали  всякую  ценность .  Здесь  можно  при желании увидеть   и  определенную смысловую  перекличку с первым рассказом.

В   2020 году  в       мартовском номере  «Нового  мира»  был  опубликован  еще  один  рассказ  В. Варавы «Исчезновение». Этот рассказ,  между прочим,  с 2015 года  весит на Прозе .ру  -   без  единой  рецензии. Видимо,  и  потому,  что      данный рассказ – отнюдь не лучший   вариант для  начала  знакомства  с   неординарными  прозаическими опытами  В. Варавы. Я ,например,  начал это знакомство с  новомировской публикации.  И отложил  попытку изложить свои впечатления    до лучших   времен. Изобразительное мастерство автора   было для меня  очевидно, но  внятно  ответить  себе на вопрос  ,зачем все это написано,  мне  и не удавалось. Благодаря  публикации в   «Знамени»  лучшие  времена  не заставили себя долго ждать.   После  «Капли»  и  особенно  «Ивана Петровича  с  его  вещами, когда  стало ясно,  что  прозаические эксперименты  В. Варавы, в которых  он  пытается метод  художественного обобщения, то есть обобщения  через единичное,   приложить  к исследованию   идей и сущностей достаточно отвлеченных, уже  было невозможно  не  обратить внимания  на ту  экзистенциальную  нагрузку, под  которой  в   финальной  части   новомировского  рассказа  оказалась  фантастическая    история  таинственного  исчезновения  мистера Холла. И самое  поразительное заключается в том,  что нагрузка эта дана   вроде бы  как  авторское  разъяснение, как авторское  толкование  -  как   чисто  публицистическая  вставка. Но  это   «вроде бы» –  совершенно ложный эффект  восприятия, поскольку  В. Варава в своем рассказе  искусно   сместил  центр  тяжести   с мистера Холла  на его приятеля, который и рассказчик,  и тот   единичный,  через   ощущения которого  как  раз и представлена некоторая  отвлеченная идея. Само  исчезновение мистера Холла  оказалось,  таким образом, лишь поводом для изысканных рефлексий рассказчика.

  « Постая галлюцинация, вызванная разгоряченным сознанием, да ночной игрой света и тени»становится для рассказчика   разгадкой   таинственного  исчезновения. Но  радости  ему  это не принесло  - «в глубине души я был разочарован тем, что исчезновение перестало быть тайной» …Его  жизнь   теперь  была поделена  на  три части. И вторая часть(после исчезновения до разгадки)   оказалась  самым лучшим периодом:» до этого жизнь была банальна, но в ней было какое-то ожидание, какая-то надежда на событие. Теперь, когда все раскрылось, надеяться больше не на что: жизнь вернулась в свое обычное, скучное и неинтересное русло, в котором естественность совпадает с очевидностью и в которой никогда ничего не случится. Ибо уже случилось, случилось однажды, раз и навсегда.»  Перед ним вдруг предстал  страшный для него, беспощадный  вопрос: «Неужели все? Неужели ничего больше не будет мучить и угнетать, и в то же время давать надежду? Пока была надежда, существование можно было назвать даже счастливым временами. Ожидание, томительное и тягостное, иногда вдруг просветляло наличную тьму жизни. По крайне мере, было известно, зачем существовать ».
В принципе   на этом  суждении можно  было ставить  точку -  завершать рассказ.  Но В. Варава   счел  нужным  усилить финальное суждение: -  он не останавливает саморефлексию   своего героя - превращает   его суждение в вопрос(  зачем?)   самому  себе  и  дает ему  возможность на него  ответить.  
«Передо мной словно раскрылся истинный секрет жизни, который был удивительно прост, но почему-то тщательно скрыт. В жизни должна быть тайна, придающая существованию характер интриги. И лишь в качестве интриги жизнь можно вынести и оправдать. Когда исчезает интрига, то исчезает вся очаровательная прелесть жизни».

«Я оказался единственным человеком, который понял, что это дело не для раскрытия, оно для чего-то другого…Если в нашей жизни возможно исчезновение, значит не все потеряно, значит, жизнь не так проста и убога, какой она представляется миллионам пока что неисчезнувших существ. »

А  завершить    свои взаметки о  рассказах Владимира  Варавы   мне хочется  небольшой репликой  о   рассказе  совершенно иного   -  классического, можно сказать ,- типа: Анна Матвеева « Весна , Света» (  «Юность», 2020,8). И репликой не потому,  что он  ничего не стоит.  Как раз наоборот.  Эта зарисовка  А. Матвеевой   из  числа  тех достаточно редких   текстов, которым  какие-либо толкования абсолютно не нужны. Их  не надо объяснять - их читать  надо.   Простенький и в общем-то ходовой ,  единичный  эпизод чей-то  далеко  не типичной жизни.  Но   рассказано  о нем  с  таким  искренним, сильным и, главное, тщательно  сдерживаемым   чувством,  что  вам  не  удастся убедить себя   будто  вашей жизни этот  эпизод  совсем  не  касается.

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ                   САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков