О  Манифесте  Олега  Матвейчева.

Б.  Межуев  несомненно был   прав, когда классифицировал  статью   О. Матвейчева «Убить дракона.Трехглавая мифологическая конструкция, разрушающая наше сознание»  как   манифест. В  такой  классификации   и  заглавная  буква   вполне  уместна   -  настолько  очевидны   намерения  профессора  Высшей  школы экономики О. Матвейчева  одарить  человечество неким   безусловным, универсальным   и современно  звучащим  средством  самоустроения.     Предлагаемое  средство не является концепцией   или программой .  Это -  система  миросозерцания,  неплохо сбалансированная   и призванная, видимо,   каким-то образом   рационализировать, придать  более или менее  человеческий  вид     итогу,  до которого  доплелся, или к которому  скатился,  тот   тип  цивилизации,  что называют обычно  западноевропейским  и к которому  вот уже 30 лет    снова пытаются   подверстать  Россию    очередные  ее преобразователи. Но  признавая   наличие такого  замаха   у статьи  О. Матвейчева,  не хочется все-таки  соглашаться  с  мнением Б. Межуева, что   и  отвечать  на нее  следует манифестом. Здесь, скорее всего,  будет достаточно развернутой  реплики. И прежде всего потому, что    манифест О. Матвейчева   был  отвергнут  по существу очень давно  -  за два тысячелетия до его написания.   Отвергнут Нагорной проповедью ,   призвавшей  человечество сориентироваться на совершенно иную систему ценностей, в которой  утверждался безусловный,  абсолютный, все определяющий приоритет идеального, в которой  самоограничение  провозглашалось    наидостойнейшим      человеческим качеством,  только и  способным   разрешить  главную  проблему взаимоотношений  существ, наделенных  сознанием -  облагородить эти  отношения, минимизировать  в  них  роль  инстинктов. Именно христианство   с этой  своей, казалось бы, сугубо   книжной системой ценностей, выстроенной на   предельно  идеальной   базе,  без  каких  либо  посулов   земных      благ,  и оторванной вроде бы от реальных  мотивов поведения  разумных существ,  тем не менее  не только  получило  распространение на  всех  землях и континентах , но и  сыграло  решающую  роль  в   становлении самого облика земной цивилизации.  Оно   и оказалось  во иститну  универсальным средством  самоустроения     человека. И  до определенного  времени     успешно  выполняло  роль  удерживающего  цивилизацию   от   перспективы  самоустранения. А  такая  перспектива    с каждым новым  достижением    научно-технического прогресса  становилась  все  более  реальной, потому  что  каждое  такое достижение     работало и   на     иллюзию неограниченности  человеческих возможностей   , а  значит,  против  фундаментальной  социальной  идеи  христианства - идеи  самоограничения.  С  этих  позиций манифест  О. Матвейчева, с   его очевидным и последовательно реализованным   посягательством на  идеальное,  с  фактически   провозглашенным       призывом «плодитесь, обогащайтесь!»  в качестве  жизненного, закрепляющего «гедонистическое  жизнепонимание»  принципа, и может стать для нашей цивилизации  манифестом ее последнего дня.

  Нет  слов,  текст   О. Матвейчева  составлен   искусно:     там  нет   прямого   отрицания    роли  идеального  в  истории цивилизации,   а  в   заключительной  части текста  даже  присутствуют    слова о    традиционных ценностях  и скрепах, о семье  как  важнейшем предмете  государственной заботы, о   консервативных ценностях   мировых  религий.

 Нет  у  О.Матвейчева  и  прямых    высказываний   о благодатности   жлобского , на одном только себе сосредоточенного существования.        Но   дух скряжничества  и   крохоборства  задекларирован  им  уже  в самом начале манифеста,  в самой  характеристике  той «центральной мифологической конструкции» (трехголовый дракон) ,    что разрушает российское   сознание  и    на  разоблачении  паскудства которой   построен    весь манифест: «Мы в России живем очень плохо (первая голова), а должны жить очень хорошо, потому что мы самые большие и богатые (вторая голова). Возникает огромная разница потенциалов: раз должны жить хорошо, а живем плохо, значит власть, или те, кто рядом с властью, являются нечестными, ворами, или непрофессиональными, то есть, дураками. А раз так — то надо эту власть свергать, потому что законно ее не сменить, ибо власть эта еще и упряма и ненасытна и сидеть хочет вечно (третья голова)».

В  дальнейшем  этот   дух будет предъявлен  уже в  всей красе: «Некоторые страны очень четко поняли, что, чтобы жить богато, надо, чтобы твоя страна стала раем для богатых, местом куда они стремятся ехать жить со всего света, хранить и приумножать деньги, покупать дома и яхты, учить своих детей…Изучите потребности богатого человека и сделайте для него рай в своей стране и тогда и ваши богачи тут останутся и другие богачи со всего мира сюда приедут».  К откровениям такого типа    будут  подмешены   как вполне здравые суждения о  борьбе с уклоняющимся  от налогов  бизнесом, о необходимости цензуры, о «де-анонимизации интернета»,так  и свирепые призывы  к  тотальному  искоренению  всех и всяческих      завистников (шариковых) - главной помехе  на пути  к  всеобщему  счастью: к  ситуации, когда  «у тебя в стране будет рай для богатых, а соответственно и для всех остальных, потому что они по цепочке от этих богатых и кормятся»…

Текст   в  целом у составлен   таким образом,  чтобы  прочитавший его     непременно задумался:  а, может быть , действительно  пора  кончать    со всеми   этими полетами(  как во сне,  так и  наяву) в  революционные преобразования    и   согласиться  с тем, что «именно дурак и неудачник — ресурс революции»… Что пора, наконец,  заняться  простым устроение   своего быта     на естественной и ясной – материальной   - базе…

Оснований для такого выбора   и  в самом  деле  больше   чем  достаточно. На  просторах  европейской цивилизации  давно, а  теперь вот   и  на ее  восточной окраине -  в России.   У нас они звучат    даже более   весомо.   – слишком уж   очевидной была неудача российского социального эксперимента,  слишком уж   мрачными  оказались  его последствия (постсоветское 30—летие).

--------------------------------------------------------------------------

Поначалу  я  хотел  ограничиться  этой   репликой. Однако  ,она, похоже, звучит   не  очень  убедительно.  И потому,  скорее  всего,  что в ней   очень  уж  неопределенным предстает  то,  что    реально   может  быть   альтернативой  откровениям  О. Матвейчева.    Так  что Б.  Межуев, пожалуй,  все-таки  прав  -   без   чего-нибудь  в  стиле  манифеста   здесь не обойтись. Поэтому   и  добавляю  чуть  отредактированную  и     сокращенную  свою  статью, написанную  к 100-летию  Великой Русской революции «Проблема " Церковь  -  государство "    в свете  и  в  отсветах  русской   революции

http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2016/2016p1210vosr100.htm

Если  и  эта  добавка  не  убедит,  то   можно  полистать  еще  одну   мою статью «Русская цивилизация - как пастух бытия http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2013/2013p0528rcpb.htm

-------------------------------------------------------------------------

Что  касается   самого российского  социального  эксперимента, то   с  каждым годом  становится  все  ясней,  что  основной  причиной его неудачи   был разрыв  с традицией,  намерение    строить  все заново.  Разрушить до основания,  а затем строить. Разрыв   с   традицией выразился прежде  всего в отказе  от соработничества  государства и  Церкви,   в  надежде  на возможность  выстроить  совместное существование людей  на исключительно внецерковной основе … Но  и  Русская  Церковь, просидевшая  200  лет   в  государственном( беспатриаршем, синоидальном  ) ярме,  возможно, тогда, в начале 1917 года , надеялась вернуться к  тому уровню независимости от государства,  на  котором она  была в  допетровские  времена.  И она   эту   свободу   получила  - в виде  декрета   о   полном   отделения  церкви от  государства. Отделение же это свелось к  хорошо   продуманной системе  репрессивных мер, позволявших  предельно маргинализировать Церковь как  социальный институт.   Церковь  в  рамках российского социального эксперимента изводилась как  конкурент, как помеха  при  создании нерелигиозной основы регулирования    межчеловеческих отношений.  На  базе, например,   того же справедливого  распределения благ, справедливых  законов , справедливых процедур их применения. То есть  исключительно  за счет  внешних по  отношению  к конкретному  человеку  усилий. Эта   идея внешнего регулирования  и  оказалась  главной  иллюзией  запущенного в 1917 году  грандиозного  советского  социального проекта.

Лишь христианство  евангельского извода (им и является Православие)  ставит    самоограничение   в  центр  межчеловеческих отношений - привлекает   внимание  к этой  простой и всесильной   идее. Это особенно  важно еще и  потому,  что   индивидуальное   ограничение  потребностей является самым   надежным путем  к    социальной  справедливости. Инстинкт потребления, как  и всякий инстинкт,  в полной   мере подвластен лишь внутреннему  ограничению.  Именно  поэтому идея  социальной  справедливости без  индивидуального  ограниче-  ния становится иллюзией. К такому   выводу подталкивает печальный  итог  русской  социалистической  революции. Но  раз  без индивидуального   ограничения  устойчивость  общества не дости-жима, то  не  было  шансов выстоять  и у  государства,  которое провозгласило строительство  социальной  справедливости, но  при этом  методично  изводило Православную Церковь - социальный институт  с  бесценным  многовековым   опытом  развития у  человека вкуса именно к  самоограничению.   

И   раскол   христианской   церкви  на  православную  и  католическую,  и  вычленение  из  последней   протестантства  можно  рассматривать,  как   результат  развития        той     мировоззренческой,    оппозиции, что сформировалась в монотеизме после появления христианства.   Причем, по  мере   интенсификации людских и   информационных потоков конфликт все  более   переставал быть противостоянием  этносов, наций,   конфессий  - все больше  становился    сшибкой двух    жизненных философий- над-национальных, над-этнических,   над-конфессиональных… Одной, основанной на  возвышающем христианстве  и другой,  увязшей    в   приземленном,  прагматичном      иудаизме.   Мир  и   сегодня   по-прежнему  делится   на  две   в  общем-то  неравных части  - так  же, как   два  тысячелетия назад  поделился  мир иудейский, когда  от  этнических иудеев   отпочковалась небольшая  группа  «ненормальных» одноплеменников, признавших абсолютную  ценность идеального.  Идеи,  вдохновив-шие    эту      малочисленную группу, привитые  потом апостолом Павлом на   дичок    язычества,   дали миру христианское миросозерцание. Оставшиеся      до-создали  свое -  иудаистское… И чисто этнический признак здесь давно  перестал быть необходимым признаком того,  что  здесь названо иудаистским миросозерцанием.

Но  идея  жесткого  личного ограничения  ля реального осуществления своего не может все-таки не  требовать исключительных внешних условий .  Благое ,  питаемое верой в Христа  намерение  ограничивать  себя  должно было стать  пусть неосознанным, но  правилом жизни.    На  время это  было возможно  в  любых  условиях.  Но необратимое превращение правила в ментальный  признак вряд ли  могло  состояться на  побережьях  тех теплых морей, на  которых христианство рождалось. И  если определенное   смещение   центра христианства в   северном  направлении (  от  Иудеи к Константинополю ) за   первое его тысячелетие еще можно  было считать  случайной   флуктуацией, то  тренд второго  тысячелетия оказался  воистину промыслительным.  Осуществленное Святым Владимиром крещение  Киевской  Руси   и  эпохальный   поворот Андрея  Боголюбского на  северо-восток...   Православие вводилось  на  земли, само  существование  на которых  требовало от  человека исключительной   внутренней  мобилизации , то есть  безусловного  и  жесткого  самоограничения.     Из всего этого   ясно, что политика маргинализации Православной  Церкви, являвшаяся  важнейшей  составляющей     социального эксперимента в России, покушалась не   на  конфессию -  она  уничтожала  основу  русской цивилизации, ибо  разрушала государствообразующую религию и таким образом обнуляла государствообразующую роль русского  народа. То есть это  было не просто  разрушение  до основания -  это было  выкорчевывание    самого  основания.   Именно  поэтому  на  месте   советского  общества социальной  справедливости так   стремительно    пророс    самый    похабный (варварский, свинский, чиновничье-олигархический, гайдаро-чубайсовский) капитализм.  Именно   поэтому советский   человек, формировавшийся  в  течение  70  лет в идеальнейшем  вроде  бы поле,  так  легко  подставил  свою  выю  под  петлю  кредитов  и, задрав штаны,   ринулся  в  самое отчаянное  потребление.

   Но деваться   России  некуда:  чтобы  выжить  и остаться  русской  цивилизацией,  ей придется все-таки   выстраивать на своих  просторах  общество  социальной  справедливости, но  теперь уж  на исключительно   традиционной  основе. И,  естественно,  главной  проблемой  этого  строительства  станет проблема   "церковь -государство". Нынешнее положение Русской  Православной   Церкви   в России    не   относится   к числу  простых. Пока  Церковь   осторожна   в  своих оценках деяний   государства, ее  винят в  равнодушии  к  нуждам народа  - где  протестный голос  Церкви?… Но  стоит  ей активизироваться в отдельных  значимых  для   государства вопросах,  как начинаются   причитания  об  угрозе  клерикализма, об опасности отползания чуть  ли  не  в  средние   века.  И вопрос ставится тогда   так:    отделение   Церкви  от  государства   -  историческое завоевание   цивилизации,  и  всяческое  сближение  их будет  означать    движение  вспять.

   Однако   сближение   -  неизбежно.  Христианский   мир   сможет  выжить  и  выстоять    под  давлением, с  одной  стороны,   безнадежно иудаизированного либерализма,    а   с  другой  -    под  ударами мусульман,входящих  в геополитический   и  мировоззренческий раж,  только   при  условии сближения,  соработничества Русской Церкви и Русского  государства. В  противном случае два  эти     идеологических  оппонента  наши,  увы,  так склонных  к  хищническому  поведению,  на  этот  раз   Россию  уже   точно  сомнут.     

А  сближение  будет   происходить,  видимо, в  каких-то     иных       и  совершенно  несредневековых    формах. Их  только  еще предстоит   разработать -   и   не  в  декларациях,   а в    конкретных  делах.    Положение  же  Церкви  по отношению к государству   будет    в  этом  союзе,  скорее   всего, очень  необычным. В   чем-то,  она  будет  ему  подчиняться.  В  чем-то  будет  с ним на равных правах. А  в   чем-то ,несомненно,  будет над государством. Инициатива   же  при   выстраивании новых форм  будет принадлежать,  конечно  же,   Церкви  -   легкомысленное светское  государство   вряд  ли  вовремя    и   быстро    сообразит,  что  его  жизнеспособность   зависит  от    какого-то   союза… К  тому  же,  пока  деньги  через     систему  законов, через  имущественный   ценз, в   частности, не  будут отделены  от  власти,  бессребреники,  искренние  радетели  за  народ  и  державу   будут    во власти  редчайшим  исключением -  будут восприниматься, как  юродивые.   Инициатива должна  исходить от  Церкви   еще  и потому,  что    рано  или  поздно Церковь непременно  должна  будет опереться не  только  на  свою  метафизическую платформу(совокупность канонических установок  Православия),  но  и на   культурологические возможности христианской  идеи - на  скрытую, связанную  с  идеей  самостесения светскую часть христианского учения.   Чтобы     донести, наконец,   до     общества   и  власти, что   вся   хваленая,  кичливая  европейская  светскость  есть  не  что   иное,  как  светскость, унаследованная от христианства.Но только безобразно искаженная.  

Суть  этой    скрытой   светской   части  христианства  можно   попытаться  передать  следующим образом: Царство  Небесное - цель,  земное существование  - ключ  к  этому  Царству. Эта    особенность православного   христианства ,  достаточно   четко  прописанная  в Евангелии,    остается   пока   без   должного внимания,  хотя  именно    она    определяет       двойственность    задачи,  которая   стоит  перед  Церковью  и  которая     во  всей  полноте   обнаружилась  лишь  пос-ле  завершения      советского  эксперимента  в  России… Усиливать   метафизическую основу  Христианства ,  ориентирующую  на    Царство  Небесное,   и одновременно  нести земную  миссию  -   способствовать  совершенствованию  царства   зем-ного.  

 И все  это  должно и может  свершиться   именно в  России - только в ней. Религиозное  возрождение  в  России, которую на протяжении жизни трех  поколений   и  вдоль,  и поперек,  и по  диагонали старательно  утюжили   атеистическим       катком,  представлялось невероятным.  И  тем  не  менее  оно  началось. О   чем свидетельствовало не  только восстановление  храмов  и  монастырей, но   прежде всего   сочувствие русского   люда  этому восстанов-лению -  постепенно переходящее  в  активную поддержку. Затаившийся   мистический   инстинкт    обитателей российских просторов, выражавшийся  в последние годы  советской власти  разве что  в  массовом посещении   кладбищ   на  Пасху, стал обнаруживать  себя  с каждым  годом  все   чаще  и четче. Возрождение  Православия  в  России стало серьезнейшим доказатель-ством   силы  и  глубины    христианской   идеи,  а  значит,  и Правосла-вия, как   конфессии. Одновременно, хотя  это  в полной  мере пока еще и  не  осознается, в   возрождении этом,  в  той стремительности ,  с  которой  оно  началось,  Православие    заявило  о  своей    столь  же  сильной   и  глубокой внеконфессиональной -  общекультурной !  - составляющей. Какую реальную  роль сыграет   эта мощнейшая   составляющая, во  многом  будет зависеть от  того, как  разрешится  в   России проблема  "церковь- государство". Идея раздельного  их существование,  так же  как идея существования  слитного,  наилучшими решениями  не являются - так  свидетельствует  исторический  опыт.   И  не  исключено,  что    эта   проблема   также  потребует    вспомнить  о    халкидонском неслитно-нераздельно  ...

Но общекультурная, а  значит социальная, миссия   Церкви в России вряд ли окажется   успешной,  если  в   ней  ослабнет роль православного монашества -  хранителя  христианской    святости  и, если угодно, христианской метафизики. Поэтому выстраивание новейшего   союза      Церкви  и  государства  и   связанная    с  эти  про-цессом социальная  миссия   Церкви не  может  не  сопровождаться усилением  института  монашества.   Только   с  опорой  на  сильные,    строгие   монастыри   Православная Церковь   сумеет ,видимо, выстроить оптимальную светскую-миссионерскую -   политику. Оптимальную  в  том  смысле,  что     исполнит       свою социальную роль и      не   утратит  при  этом своей  христианской-   евангельской- сущности. Лишь    на подобной сильной  и  постоянной укрепляющейся основе  сможет,  похоже, сработать  колоссальный культурологический потенциал Православия.  Потенциал , открывающий    перед  Русской   Православной Церквью исключительную возможность  расширить   свое  влияние  не  только среди  невоцерковленных      христиан,  но  и    среди сторонников иных  конфессий   и     принципиальных    нетеистов.

Патриарх  Кирилл    своей  деятельностью    несомненно  готовит (объективно  готовит!)  этот    обновленный  союз   Церкви  и государства,а   значит,   эту   культурологическую   экспансию   Правос-лавия.   Но    основные   события  будут  разворачиваться,скорее  всего,   уже  при  его преемниках,  если,  конечно, наша   легкомысленная,  игривая  и       склонная   к       случайным  связям     и   решениям  власть  все –таки   сообразит, что  ей  нужно успеть  уцепиться за   Русскую  Православную   Церковь.   Иного пути  спасения  и сохранения России, практически,  не существует. Союз Русской    Церкви  и Русского  государства    рано или  поздно, придется    закрепить   и    статьей   в  конституции:   признать  Россию  Русским   Православным   государством  -  многоэтническим  и               многоконфессиональным.

И  остается  надеяться, что    совместными  усилиями Русской  Церкви и  Русского  государства   удастся   уже   необратимо   развернуть  в сторону   Русской   культуры  всех  неправославных  России;  что  рано  или  поздно   к  ним   придет  понимание:   сильная   Православная  Рос-сия и  есть   единственное спасение  и  для  их этносов,  и для  их  веры.

 В  1956 в  Париже  вышла  книга  Антона Владимировича Карташова "Воссоздание  Святой  России". Авторитетный  историк церкви, автор фундаментального  исследования "Вселенские  соборы"   уже  в  те, казалось  бы, безнадежные  для Русской Православной  Церкви  дни начал  разговор о воссоздании Святой  Руси, как о практической задаче. Он писал, в  частности: "Мы — люди церковные и православные знаем, что во Христе две природы — Божеская и человеческая соединены «неслитно», но и «нераздельно». Эта формула IV вселенского собора обязует нас считать безнадежное разделение церкви и государства ересью несторианской или монофизитской .... и, наоборот, — мыслить православную норму в их «нераздельном и неслиянном» сочетании Церковь есть душа мира и орудие божественного мироправления. Она должна духовно управлять миром, водворять царство Христово и на земле... Наше «возделывание земли», т. е. наше культурное, историческое созидание и творчество не есть ухождение от делания Царства Божия, как Царства только Небесного, а именно служение ему в той двуприродной, небесно-земной, богочеловеческой православно-халкидонской полноте, которая составляет долг, обязанность православия не только в мысли, в богословии теоретическом, но и в действии, в практике, в богословии практическом. Без соблюдения этого богословского равновесия, без этого посильного разрешения в действии антиномии духа и плоти, многие православные фактически, конечно, не понимая и не сознавая этого, монофизитствуют. И чем еретичнее они богословствуют, тем кажутся самим себе и более благочестивыми и более ортодоксальными. И этот монофизитский уклон незаметно опутывает и мысль «лево» настроенных и «право» настроенных богословов. И тем и другим приятнее, религиозно комфортабельнее отпихнуться от этой греховодницы-земли, плоти, материи, экономики, этой с позволения сказать «поганой политики». И просто жить в церкви, подальше от этой скуки, «отдыхать душей» от надоевшей, принижающей «улицы», от всего «базара житейской суеты»."

 К  чему призывает  здесь А.Карташов Русскую Православную  Церковь и  находящихся  под ее  покровом   мирян совершенно очевидно - к  активной   роли  в  строительстве справедливого,  соответствующего Духу  Евангелия  социума. К активному  выделыванию-выпасу!- русского   бытия. К русскому  социальному  преобразованию на основе   русской   традиции.  Идите  в   мир  и  пасите  его. Другого  пути   спасения  для    православных  не   существует.

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ                   САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков