О социальной  инициативе  Оптиной  пустыни

 Часть 3. Два  типа   социальных  моделей.

К  предварительным  замечаниям, изложенным в части 2 ,необходимо  добавить  несколько  слов  о  двух  типах  социальных  моделей. Первый  тип -  это  классическая  истматовская   модель  смены  формаций:  рабы,  шагающее  в  колоннах  с  лозунгами "феодализм -  светлое   будущее человечества" , и    далее  по  списку...  Но  кристально ясные , линейные времена истмата канули в вечность. От прежней вытянутый в бесконечность столбовой социальной дороги феодализм- капитализм-социализм- коммунизм   почти не осталось  следа  - социальная мысль ныне плотно зажата в "бермудском треугольнике " традиция- модерн - постмодерн" . Попытки же вырваться из него связаны либо  с  мечтами   о   неком    сверхмодерне (  С. Кургинян), либо  с  надеждами   на  дерзкий  консервативный  манёвр  -  на основе   четвертой политической  теории  А. Дугина, к  примеру.  Но  и  та,  и  другая  попытка   пребывает  в  рамках  истматовской классики :   традиция, модерн, постмодерн рассматриваются в качестве неких вполне автономных этапов развития. Хотя    ничто  не  мешает  рассматривать   модернизацию как непрерывный и естественный процесс   обновления традиционного  и не   сводить  её   к процедуре  уничтожения  последнего.    Если  традиционная структура совершенна , то она  способна не только компенсировать разрушающие воздействия модернизации ( а они всегда разрушающие), но и принимать эти импульсы как сигналы к аккуратному, умному перестраиванию. В этом идеальном варианте мы имеем устойчивую традиционность, которая  непрерывно обновляется и совершенствуется. Вариант, действительно, идеальный, поскольку для своей реализации он требует нереального в принципе: элиты, способной поставить под сомнения собственную элитарность, то есть рефлексирующей, кающейся элиты .  Такое в представителе современной элиты   даже вообразить невозможно. Рефлексирующие Дворкович...  Чубайс... Ксюша...Жуть, как говаривала в таких случаях элитарная Элочка... Вы можете себе представить, чтобы, положим, г-н Фурсенко отрефлексировал свою деятельность в качестве министра просвещения, признал себя носителем тьмы, покаялся на исповеди перед каким-нибудь сельским батюшкой, подал заявление об отставке и ушёл трудником в самый отдалённый российский монастырь…

  Элита   обычно по качеству - так себе, второй свежести - упивается своею элитарностью, уминает за обе щеки и от всех модернизационных сигналов отмахивается, как от надоедливых мух… Структура постепенно становится неадекватной, ветшает, и в один прекрасный момент с той или иной жестокостью происходит её самопроизвольное обновление - очищающая, модернизирующая революция. Или, в лучшем случае, мощный локальный бунт, заставляющий элиту очнуться и посвятить себя тому, к чему она призвана – заниматься не собою , а социумом.

 Однако, есть ещё один   вариант,  формально благополучный, обходящийся без видимых потрясений, но являющийся особо опасным, поскольку относится к числу патологических. Это случай, когда адекватной реакции на модернизирующее импульсы со стороны системы нет, запас же её устойчивости велик. То есть структура и не разрушается, и не перестраивается - она заболевает: она опрокидывается в то,  что мы называем обычно постмодернистское состояние.

 Накапливающаяся новизна без должной реакции со стороны традиционного - суть, сердцевина  этой главной опасности. Новизна, начинающая выстраивать свою, параллельную структуру... Новизна, не обновляющая традиционное, а  пытающаяся  уничтожить его - вытесняющая - его. Это, если разобраться, и есть сущность любой постмодернизации. В самом широком понимании её. В понимании постмодернизма опять-таки не в качестве состояния, а в качестве процесса - процесса патологической модернизации...

    Эти      рассуждения вплотную  подводят нас  к  социальным  модели  второго  типа.   Их  родоначальником  является   Н. Данилевский,  отказавшийся от  глобальной шаблонизации прогресса  ещё     в   те  времена, когда  Марксом только разрабатывалась универсальная    концепция  прогрессивной смены социально- экономических формаций.  Н.  Данилевский исходил из возможности вполне автономного развития каждого  культурно-исторического типа (цивилизации) по своим законам, со своим ценностным набором. Причём, хотя это  им   и не  декларировалось, развитие  понималось,  скорей  всего, не по безумной экспоненте, устремлённой в бесконечность, а по законам живого: рождение, жизнь, смерть...

Константин  Леонтьев  именно  в  этом  направлении   усовершенствовал( прояснил)  разработки  Данилевского, выделив  три  стадии  развития  цивилизации - первичной простоты, цветущей сложности и   ведущего  к  смерти  угасания  («вторичного смесительного упрощения») . И   хотя   К. Леонтьев   был крайне   сдержан ( выразимся  так )  в оценках  вероятности  какого-либо возрождения   угасающей  земной цивилизации,  он  допускал    продления  жизни  России,  как  византийской  цивилизации,  полагая,  что для  этого   надо   ее ""подморозить», т.е. затормозить процесс умирания".  В  этой  идее  подморозки,  торможения К. Леонтьевым  высказана  фактически   наиважнейшая  для  нашего  времени  мысль  о  необходимости   управления   новизной  через  сдерживание её.

Дальнейшее  усовершенствование( углубление)  этой  модели   связано  с  именем  И. Шафаревича ,  который   попытался оценить   и условия  формирования   новых  культурно-исторических  типов (цивилизаций )  -  сформулировал  требование к той цивилизации- наследнику, которая вознамерится занять место утомлённой прогрессом и ветшающей на глазах западной цивилизации. Отвечая на вопрос, что же нам делать, если именно мы,  русская  цивилизация и вознамеримся стать наследником, И. Шафаревич был категоричен: автаркия - нам «необходимо отгородиться от остального мира». И тут же подчёркивает: увы, но «это возможно, лишь при полном единстве народа и власти".

   Несколько  слов необходимо  здесь сказать  и  о   4-ой политической  теории   А. Дугина . По  форме  она,  несмотря на  все уверения  в  консерватизме,  сверхавангардна: "волевое конструирование Традиции с опорой на деконструкцию современности". Целеполагание   вроде бы вполне  позитивное,  хотя революцией от  него  несёт   за версту  - как дешёвым одеколоном. Волевое конструирование с опорой на деконструкцию ... В  октябре  1917  что-то  вроде  этого в  России по  многим признакам и  началось..

Но  основная  смысловая  нагрузка  в  разработках А. Дугина   лежит, можно это допустить,  все-таки  на  реконструкции традиционного. Хотя  и пробивается он к ней    путём наисложнейшим. Отказывается от субъектов трёх классических политических теорий (либеральной, социалистической, националистической - индивидуум, класс, нация(раса)+государство),  а в качестве нового, призванного спасти мир субъекта истории предлагает таинственный хайдеггеровский Dasein .

   Но  в   дугинских  интерпретациях (конкретизациях) Dasein ,  увы,     утрачивается та неопределённость, что  заложена Хайдеггером  в это  понятие - Dasein обретает контуры пусть слегка размытой,  полускрытой , но данной все-таки нам в некие специфические ощущения сущности . Тогда  как  у Хайдеггера   в это  понятие   заложена , скорее  всего,  лишь   некоторая принципиальная возможность, которая становится  ненулевой, перестаёт быть ничем, когда в бытие зачинается бытиё человека , и тот получает шанс стать пастухом бытия.  Это назначение существует для человека поначалу как ничто - как нечто под именем Dasein. А далее - паси!!! Ты - паси, твоя семья - паси, твой род - паси, любая общность, в которой ты окажешься - также паси!..

 Идея   использовать   дазайн в качестве  субъекта политической теории,  скорей  всего,  из  разряда   соблазнов, искушений.   И   без неё,  видимо,   вполне можно  обойтись,  заменив  задачу  революционной  реконструкции традиции  на более   скромную  и  утончённую  задачу  реконструкции деятельного, конструктивного начала в традиции - того  начала, которое как раз и убивает модернизм, сорвавшийся с цепи здравого смысла. И сводиться такая реконструкция будет к снятию, там, где это ещё возможно, постмодернистской коросты с традиционного. Для такого рода реконструкции потребуется не только политическая воля лидера и сгруппировавшейся вокруг него элиты, но и цивилизация- затравка. Ни западноевропейская, ни её американский  клон, ни мусульманская   цивилизации роль такой затравки сыграть, видимо, не смогут. Первые две слишком    рациональны и прагматичны, чтобы биться за прошедшее. В третьей слишком уж подавлено индивидуальное, личностное начало, которое вряд ли разовьётся, поскольку этой цивилизации придётся утверждать  себя в основном на   интеллектуальных достижениях первых двух, а  не  на  своих. Только Россия - иных шансов у мировой цивилизации нет.

   Хотя   в  своём  толковании А. Дугин оставляет все-таки за   Dasein  существенную  неопределённость, он  в то же время  в одной дискуссии охотно  соглашается  и  на  такую сверхконкретную  трактовку Dasein,  как цивилизационный код   ...  Но ведь  в последнем,  если разобраться,   как  раз    и присутствует  в закодированном  виде  традиция  этой   цивилизации  - её деятельное, конструктивное начало...  Уже  одно   это  соображение   недвусмысленно разворачивает дугинскую   теорию  к идеям Данилевского - Леонтьева-Шафаревича. В пределах этих  идей  найдётся место и цивилизационному коду, и  приоткрытому по-дугински Dasein , и даже столь любезному сердцу С. Кургиняна эгрегору , если,  конечно, полностью снять с этого понятия всякую оккультную, теософскую нагрузку (ментальный конденсат и прочее), и отождествить его с неким коллективным идеальным. Возможно, что  и у  А. Дугина  за понятием Dasein  скрывается не что иное, как идеальное начало в человеке. Оно А. Дугиным абсолютизировано - превращено в сущность, в первоначало. Хотя у Хайдеггера это ,скорее,  нечто, из которого при усердном выпасе можно реально получить идеальное того или иного качества - культурный код. Который   вполне можно считать стратегическим запасом идеального.

  И  самой  надёжной основой формирования такого запаса несомненно является трансцендентное. Это,   в  конце  концов,  и определяет  иерархию в идеальном: приоритет религий и положение искусств при них в качестве ассистента,  в качестве  пристяжной.

 В христианской   же традиции абсолютная ценность идеального заложена мученической смертью Христа, Его апостолов, Его рядовых последователей, как ставших святыми, так и безымянных. Это основа выдержала (и продолжает выдерживать) двухтысячелетнее давление обыденного и, похоже, при решении задачи восстановления роли традиции(роли идеального) рассчитывать больше не на что.

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ                   САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков