О социальной  инициативе  Оптиной  пустыни.

 Часть 12. Славянофилы, В. Соловьев  и  социальная концепция Достоевского

Существует представление,  что определяющее влияние на формирование   социальных взглядов Достоевского      могли   оказать славянофилы.  А . Гачева, например,  отмечает,  что  У  И. Аксакова все вопросы, адресованные христианству «заостряются в один стержневой и главный вопрос: есть ли у христианства свои задачи в истории или это сугубо трансцендентная религия, для которой все земное вторично и не абсолютно, дело которой — в спасении души человека, а не в устроении суетного и грешного мира?» На этот вопрос, считает она, русская религиозная мысль дала в XIX веке два ответа. К. Леонтьев: «история и христианство —«две вещи несовместные». «Исторический процесс апостасиен, земля отдана во власть «князя века сего», и никакое благоденствие, никакое всеобщее счастье на ней невозможно». Второй ответ исходит из принципиальной возможности «преодолеть все углубляющийся разрыв между Церковью и внецерковной действительностью, внести христианский идеал во все сферы дела и творчества человека, вывести историю на Божьи пути». Такие  представления   разделялись  многими – Достоевский здесь  не  был исключением.   И хотя в своём исследовании А. Гачева ведёт речь только о «деятельном православии» и не использует терминов типа социальная концепция , она по существу именно о ней и рассуждает, когда выстраивает путь Достоевского к замыслу его последнего романа. Замысел романа: «Братья  Карамазовы»  схвачен и   передан ей, вне всякого сомнения, с изумительной  точностью: «художественное исповедание …деятельного православия.»

      Для А.  Гачевой  является очевидным, что «вопрос о Церкви — центральная тема беседы в келье старца Зосимы… И эта тема… напрямую связывает Достоевского с теми представителями русской христианской мысли, которые требовали всецелого оцерковления жизни.»  А именно идея   всецелого оцерковления  жизни, если разобраться,  и является  фактически  опорной   идеей   социальной  концепции  Достоевского..

          Достоевский, признавал, что церковь «несёт в себе высший, соборный принцип организации, при котором невозможно ни индивидуалистическое обособление личности… западной  цивилизации.., ни, напротив, её подавление торжествующим целым».  Но у него, так же, как у нас спустя полтора века, нет конкретной программы реализации этого сказочного   принципа( так и остающегося сказочным). Однако в нынешней ситуации есть два располагающих к оптимизму момента. Это 70-летний опыт русского социального эксперимента и 30-летний опыт существования мировой цивилизации в ослабленном поле цивилизации русской. Второй опыт чётко указывает то направление, в котором лавиной всё сойдёт в тартарары, если не будет предпринята попытка (а она может быть осуществлена только в России), опираясь на детальнейший анализ первого   социального   опыта  России, реализовать социальный замысел Достоевского в виде развёрнутой и насыщенной обратными связями программы социальных преобразований, опирающихся на сложение усилий государства и православной церкви. То есть крайне необходимо попытаться, пусть в каком-то предварительном, варианте, начать практическую разработку   идей, заложенных   в основание социальной концепции Достоевского. Время и история России предельно актуализировали её.

      Представление о том, что «учение Зосимы, изложенное в романе», есть «художественная обработка теории всеединства Вл. Соловьёва»,     также является достаточно распространённым среди исследователей творчества Достоевского. Но сводить все только к художественной обработке нельзя. Из идей Соловьёва Достоевский использует, пожалуй, лишь то  , что Церковь есть идеал социальной организации, образец её , а точнее ориентир для общественного устроения. И именно в таком понимании эти идеи перестают быть утопией.   В романе, видимо, действительно имеет место и трансформация, и развитие соловьёвской идеи, а не только её художественная обработка. И главное в этом развитии - доведение соловьёвских разработок до идеи русского социализма. В. Соловьёв всё это заметит только - в своих трёх речах  о Достоевском, которому  возможность и допустимость такого доведения была, видимо, ясна очень давно. Но он тщательно маскировал  это своё понимание. Возможно, что именно чёткость подачи своей идеи Соловьёвым как раз и способствовала появлению у ней клейма «утопия». То, что предлагал Достоевский в своей художественной модели бытия, в то время было совершенно не очевидно  - нужна был неудача великого социального эксперимента России, чтобы понять необходимость и неизбежность соединения( логического сложения) имманентного и трансцендентного в социальных моделях.

     Достоевский переводит чисто теоретическую, универсалистскую идею Соловьёва в разряд идей практических - ограничение области её применения, за которое  упрекают порой Достоевского, как раз и обеспечивало этот перевод. Начинать имело смысл именно с ограниченной области – с той, где система идеального исторически выстраивалась на христианских идеях.  Соловьёвская же универсализация переводила в центр вопрос   о качественности того идеального, что заложено в основание той или иной конфессии. Эта по тем временам, да и по нынешним, крайне сложная проблема, требующая исключительной деликатности при своём решении, скорее всего, также во многом определяла восприятие соловьёвской идеи как утопической.

     Достоевский в своей, да, не очень чётко определённой, можно сказать едва намеченной, концепции преобразования социума на основе христианских идей, даёт пример бесстрашного, но в то же время очень осторожного и, конечно же, рационального, личного толкования этих идей - он как раз и пытается в своей концепции сделать то, о чем речь идёт и у Е. Трубецкого в его  суждениях о Соловьеве: свободно согласовать «божеское и человеческое».

  По  Соловьёву,  как  свидетельствует Е. Трубецкой, восточная церковь сохранила истину Христову, но она «не осуществила её  во внешней действительности», не создала культуры христианской в противовес антихристианской культуре Запада». Более того, она и не могла создать её,  поскольку «истинно-христианская культура требует установление во всем человеческом обществе и во всей его жизни того свободного согласования божеского и человеческого естества, которое индивидуально осуществлено в личности Христа».  В Православной   же церкви, по Соловьёву, большинство её  членов к истине " не пришло сознательным ходом своей внутренней жизни... Истина, отвергнутая на Западе, осталась неосуществлённою на Востоке. Для осуществления её требуется полное развитие человеческого начала: в этом и заключается историческая задача Запада»».

     Выглядит такое представление проблемы западная –восточная версии христианства   у Соловьёва весьма привлекательно. Но развитие человеческого начала не может быть, видимо, свойством исключительным - «абсолютизация» такой в общем- то относительной по своему статусу сущности, как человеческое начало, вряд ли уместна, поскольку оно (начало) отрывается тогда от главного своего источника–от закрепившегося в том или ином социуме типа идеальности, и существует как бы само по себе. Если же связь этого начала со своим источником принимать во внимание, то приходится признать, что для развития его более благоприятные условия существуют как раз на Востоке. Именно смещение центра христианского ареала на северо-восток усиливало в социальном ценностном наборе роль самоограничения, а это и есть самый надёжный путь к самостоятельности, к свободному подчинению. То разделение божественного и человеческого начал, которое Соловьёв культивирует в своих суждениях о восточной и западной христианских церквях, можно рассматривать как свидетельство крайнего, необузданного рационализма. Это у Соловьёва - типичная априорная установка, и она нужна ему для обоснования неизбежности(необходимости) разделения Церквей.В несомненно лестных для церкви Востока суждениях Соловьёва (в изложении Трубецкого)  уже заложено обоснование  грядущего соловьёвского «дранг нах West», его, несмотря на все реверансы Востоку, выбора в пользу Запада. Два начала в человечестве разделены Соловьёвым на онтологическом уровне, и заявлено об их взаимном восполнении… Теперь достаточно показать (или убедить себя), что восполнение одного из них(восточного) вторым(западным) более значимо, и выбор в пользу второго становится очевидным и неизбежным.

Расходящееся с христианским каноном категорическое разделение божественного и человеческого начал, реализующееся через разделение христианской церкви, становится у Соловьёва основой его версии рождения духовного человечества. Предлагая свою версию  этого рождения, Соловьёв пытается описать конкретный механизм этого рождения – для такого механизма ему и потребовалось безусловное, рационалистически заданное разделение церквей. И эта торопливая попытка его закончилась тем, чем закончилась. Достоевский же осторожен, он сторонится каких-либо конкретных механизмов (их время ещё не пришло) и ведёт речь об одном только принципе: о государстве, обществе, выстроенных на идеях православной церкви. Достоевскому были, видимо, чужды соловьёвские крайности в оценке Запада- он, скорее, признавал вклад Запада в общее христианское дело, который на определённом этапе действительно был существенен.  У Соловьёва же Запад предстаёт неизбежной исторической необходимостью и в конце концов даже неизбежным финалом.

В своём исследовании Е. Трубецкой напоминает, что соловьёвская идея «о необходимости осуществления христианского идеала во всех сферах человеческой жизни — есть основная мысль всего старого славянофильства.»   И в качестве свидетельства   приводит следующее рассуждение И. Аксакова: «Самый нравственный идеал христианства… — не подлежит развитию. «Но иное дело — общежитие человеческое. Здесь есть полное место развитию, т.-е. процессу постепенного видоизменения самого общественного строя согласно с требованиями христианской истины»» . Ничто в общем-то не мешает принять эти слова И. Аксакова как разъясняющий комментарий к тем беседам в келье Зосимы, что описаны в романе. А если  всё  это действительно так, то говорить, видимо, следует не о каком-то переопределении Достоевским мировоззренческих разработок Соловьёва, а о различном развитии ими славянофильских идей - из общей точки они ушли в противоположных по существу направлениях.  Общая идея о социальных возможностях христианства развивалась ими, судя по всем, по-разному: у Соловьёва - к представлению о том, что Церковь - универсальная форма власти. У Достоевского - к представлению о власти, отстроенной на принципах христианства. Достоевский, возможно, чувствовал насколько велика вероятность попыток реализовывать в рамках предлагаемой им социальной концепции именно соловьёвский вариант или  чего похлеще. Это, не исключено, во многом определило появление темы Великого Инквизитора в его последнем романе.

     Соловьёв считал,  что  утвердительный ответ на вопрос, к  которому  , по его мнению,  сводится вековой спор между христианством Запада и Востока, «имеет ли церковь Божья определённую практическую задачу в человеческом мире»,  и в самом деле, может приводить к выводу, что церковь «должна объединяться не только мистически, но видимым, внешним образом». Но ответом на этот вопрос вряд ли удастся передать суть векового спора Восточной и Западной церквей - их разделяет не сама практическая задача в человеческом мире, а способ ее решения: исключительно за счёт некой внешней преобразующей силы (Запад) или же за счёт внутреннего преображения каждого под действием той же силы ( Восток). А точнее, соотношение внешнего и внутреннего усилия в преображении. У Соловьёва изначальная чисто западная ставка на усилие внешнее. У Достоевского ставка на индивидуальное внутреннее преображение в поле церкви и преобразованного по христианским канонам государства. У Соловьёва усилена форма, у Достоевского - содержание.

   Е. Трубецкой, судя по всему, готов принять утверждение Соловьёва о паритетных правах двух церквей. Славянофилы идею такого паритета категорически отвергали. Эту позицию славянофилов можно, конечно, также отнести к априорным рационалистическим установкам. Но её можно попытаться и обосновать - истинность восточной церкви вывести как историческое приобретение русской цивилизации. Она сподобилась когда-то решительно сместить свой центр в северо-восточном направлении (суровом, мало приспособленном для беззаботного существования) и тем самым обеспечила себе условия для формирования особой системы жизненных ценностей- особого менталитета. Именно эти условия оказались исключительно благоприятными для закрепления христианских идей, не отличавшихся житейской приветливостью, в качестве идей, обеспечивающих устойчивое существование. Эту особость можно, конечно, рассматривать как свойство, имманентно присущее русским – как нечто, дарованное им. Что собственно и делали, видимо, некоторые славянофилы, давая тем самым своим оппонентам повод для обвинений их в националистическом понимании христианства. Именно этим поводом пользуется активно и Соловьёв, видящий в таком национализме «наиболее могущественное препятствие к соединению церквей». Но то обстоятельство, что исключительность русской ценностной системы выстроена самой русской цивилизацией полностью лишает подобные претензии какого-либо смысла. Сложившаяся в России религиозность просто оказалась в наибольшей степени, приближенной к истинно христианской. И этой цивилизации пока удаётся удерживать Истину. В чём, похоже, и состоит весь смысл ( загадка, если угодно) русского религиозного национализма.

    Можно согласиться, конечно, с ироническим тоном в суждениях о почвенничестве как таковом, когда в формировании мировоззрения слишком уж усилена роль географических, природных факторов. Но самого влияния таких факторов отрицать невозможно. И сложившийся на российских землях тип миросозерцания является тому очень весомым свидетельством. Поскольку христианство, при той роли, которую в нем играет идея личного самоограничения, именно на суровых, малоплодородных российских землях и смогло закрепиться в качестве не только мировоззрения религиозного, но и бытийного. Здесь без того, чтобы удерживать себя в узде, было невозможно выжить - христианская религия была школой такого удерживания. И потому выпестовала особый тип отношений человека с реальностью (особый тип ментальности). Достоевским все это несомненно понималось и принималось. Что и находило выражение в его восторженных словах о социальных возможностях русской почвы. Словах, совершенно оправданных, если понимать эту почву как исключительно благодатную для такой религии, как православное христианство.

     В.Соловьев    несомненно  пытался    выйти в своих построения на некоторый единый  механизм взаимодействия человеческого  и божественного. Поэтому «  и  в церкви божественная её сущность или святыня не должна быть только почитаемой и поклоняемой… Божественное начало церкви должно не только пребывать и сохраняться в мире, но и править миром». Но Е. Трубецкой это обобщение Соловьёва принимать не  был склонен.  Именно в связи с этим   он говорит о «чрезвычайно характерном для Соловьёва смешение двух разнородных сфер. Очевидно, что тот мистический порядок отношений, где совершенный Бог нераздельно и неслиянно сочетается с совершенным человеком …отличается от того естественного порядка, где Бог только управляет человеком через поставленную им для того внешнюю власть».    Звучит это у Е. Трубецкого достаточно убедительно, но В. Соловьёв, скорее всего, не столько смешивает две «разнородные сферы», сколько их сближает. С единственной целью: вскрыть некий механизм взаимодействия божественной и человеческой природ, единый как для Богочеловека, так и для человека. Е. Трубецкой  же убедительно показывает логическую несостоятельность самой постановки такой задачи: «Бог может являться для человека внешней инстанцией, а, стало быть, и внешним авторитетом, внешней властью, лишь постольку, поскольку Он ещё не воплотился в человеке. Поскольку Бог воплощается в человеке, соединяется с Ним в одно неразрывное органическое целое, постольку духовная власть перестаёт управлять… Если Бог правит миром через учреждённую Им духовную власть, — это значит, что между Богом и человеком стоит внешний посредник, что веление Божественной воли для человека— внешний приказ… » . То есть о едином механизме взаимодействия божественной и человеческой природ, по Трубецкому, не может быть и речи. Но ведь именно при попытке найти такую основу Соловьёв и доводит до завершённой концепции то, что Достоевский предусмотрительно оставляет пока на уровне интуитивных догадок (государство, восшедшее в своих ценностных ориентирах до уровня церкви; и никакой конкретики).  

«Авторитет не преображает человечество, а только подчиняет его извне. Поэтому не только во Христе, но и в человечестве преображение означает конец авторитета: ибо в нем выражается упразднение того естественного порядка, в котором Бог для человека—внешняя инстанция». И к этому, не оставляющему концепции Соловьёва уже никаких шансов, выводу Е. Трубецкого добавить можно лишь следующее: в иудейском монотеизме Бог как раз и был внешней инстанцией и авторитетом; христианство идеей Боговоплощения эту систему разрушало; католицизм и Соловьёв к ней возвращаются.

    Нельзя не заметить, что в целом о соловьёвском понимании задачи соединения церквей Е. Трубецкой   выскажется резко критически, считая, что Соловьёв упускает из виду тот момент, что осуществление «всеединства и целостности в человеческой жизни» возможно «лишь на почве христианского совершенства . То есть возможно лишь для человечества, достигшего «совершенного единения с Богом и совершенного преображения в Нем», то есть  лишь «через всеобщее воскресенье во Христе…  (А)  чтобы эта цель была достигнута… нужно совершение человеческой истории. Восстановление цельности человеческого существования, завершение того абсолютного синтеза, о котором мечтал Соловьёв, не есть одна из стадий исторического процесса, а безусловный его конец…. вне последнего и окончательного Богоявления не может   совершиться  всеединство…»

         Это выдержанное в полном соответствии с православными канонами заключение можно, конечно, рассматривать как  очень весомый довод  и  против социальной концепции Достоевского. Но опять –таки всё та же осторожность Достоевского не позволяет этим доводом пользоваться: у Достоевского нет посягательства на запредельное в христианстве, нет стремления его скорректировать, а только осторожная попытка расширить христианское запредельное – спроецировать его на посюстороннее. 

    Вердикт Е. Трубецкого вполне можно отнести к классическому типу решения проблемы взаимодействия двух разноприродных сущностей (идей, воплощающих эти сущности) Это рациональное решение, основанное   на логическом умножении (или-или) такого рода сущностей. Соловьёв несомненно имел склонность их логически складывать (и –и ). Кстати, и проблема Боговоплощения была решена именно через логическое сложение человеческой и божественной сущностей Христа - четыре «не» определения Халкидонского собора («неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно») и явились формой такого сложения. Логическое же их умножение (или и или) генерировало ереси несторианства и монофизитства.

    Но конкретная форма сложения (конкретный механизм взаимодействия   двух сущностей), выбранная Соловьёвым, была слишком рациональна. В своём стремлении найти универсальное , единое решение ( и для Богочеловека и для человечества) Соловьёв логическое сложение (у Трубецкого,   и  совершенно  напрасно, оно названо смешением ) осуществил с акцентом на приоритет одной из складываемых сущностей, что и определило конечный его результат. Напрасно потому,  что  логическое  сложение сущностей  отнюдь не предполагает  изготовления   из них  некого смыслового  коктейля,  а подразумевает   всего   лишь согласованное  использование  этих  сущностей при решении практических задач.   Упоминание Е. Трубецким «почвы христианского совершенства» вроде бы указывает на то, что мысль о сложении ему не чужда. Но это совершенство он связывает исключительно с апокалиптическим финалом человеческой истории, идея которого зиждется на принципиальной (для человечества)   логической нескладываемости тех самых двух сущностей. Достоевский, судя по всему, выходил в своей социальной концепции на истинное (на равных) логическое сложение, чему, видимо, способствовала природная склонность его мышления (художественного, а не научного по сути) к нерациональным решениям.

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ                   САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков