С А Й Т         В А Л Е Р И Я     С У Р И К О В А 

                                     ( "П О Д      М У З Ы К У     В И В А Л Ь Д И")

                                    ЛИТЕРАТУРА , ФИЛОСОФИЯ, ПОЛИТИКА


     
 О социальной инициативе Оптиной пустыни.  Часть 14.   Христос как проблема Достоевского


 

                                             ГЛАВНАЯ
                         ПОЛИТИКА - СТАТЬИ, КОММЕНТАРИИ
                                     ЛИТЕРАТУРА: СТАТЬИ И ЗАМЕТКИ
                                  ФИЛОСОФИЯ - ЗАМЕТКИ, СТАТЬИ
                         МОЙ БЛОГ В ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ

 


  

 

 

О социальной  инициативе  Оптиной  пустыни.

 Часть 14.   Христос как проблема Достоевского

 

В.Соловьёв   в  своих собственных разработках   темы «преобразования социума  на христианской   основе» огромное внимание уделял  поиску  именно конкретной  модели   такого преобразования  . Достоевскому же было ясно, что преждевременная конкретизация, то есть попытка во чтобы то ни стало дать немедленно ясное   решение, может увести от евангельского христианства куда угодно –    в гностический тупик, в частности.   И вводя    гностические мотивы в риторику того же Инквизитора   из поэмы, сочинённой Иваном Карамазовым, Достоевский, возможно, предостерегал - в полной мере оценивая те опасности, которые ждут при попытках положиться на Богочеловека Христа в качестве основы для социальных построений.  Когда любое упрощение -  тупик.  Того же В. Соловьёва,   в конце концов, и снесло в   тупик католический. И это   далеко не самый худший вариант ,  как свидетельствуют  откровения      Д. Мережковского .

        Наличие     гностичесих  мотивов  в риторике Инквизитора    стало   основанием   для  появления  в суждениях   о   поэме   И. Карамазова темы «ошибки Христа».     Эта  тема  обычно  связывается  с  утверждением  о«незнании»  Христом истинной человеческой природы. Б. Тихомиров  совершенно  справедливо обращает внимание на то, что  это  утверждение  «по существу, отвергает догмат «единосущия»: восприятие Христом в акте вочеловечения «в Свою Божественную Личность  всей  немощи искажённой грехом человеческой природы» и одновременно «незнание» Им всей меры её (человеческой природы) слабости и её подлинных возможностей — это два взаимоисключающих друг друга представления» . Казалось бы, опираясь на мощь данного суждения, тему   ошибок    можно объявлять исчерпанной. Но это   только с точки зрения замысла Достоевского. Сам  же  Б. Тихомиров же   с  этой темой расставаться явно не желает   и    пытается дать   разъяснение   сути  воззрений Инквизитора: «Бог-Творец Инквизитораэто «чёрный бог». И последний смысл Творения«онтологическая насмешка»». Следствием такого представления Великого Инквизитора о созданном Творцом   человеке, полагает Б. Тихомиров, и является то, что «Христос оказывается вне замысла Создателя, в некоем «суверенном» плане бытия»

 Намёки на такого рода (с гностическим оттенком) обобщения   у   своего инквизитора или на суждения, открывающие путь к таким обобщениям, Достоевский мог, конечно же, вполне сознательно использовать.     Но исключительно как возможные аргументы против   своей   социальной концепции. Ведь   гностицизм   был наиболее эффективен как контридеология христианству, поскольку, в частности, пусть в своеобразной форме, но    сохранял   и даже укреплял   иудаистскую идею избранности.

           Попытка разобраться   в особенностях  мировоззрения инквизитора ,увы, выталкивает  Б.Тихомирова   на идею      «Христос, как проблема для Достоевского».    И хотя   Б. Тихомиров признает, что нет   оснований«возводить истоки поэмы Ивана Карамазова к тому или иному учению гностиков», он   в то же время   считает «бесспорным, что такие … парадоксальные моменты позиции Инквизитора, как представление об «онтологической насмешке» Творца и «онтологической расколотости» связей Создателя и Христа» именно в контексте гностических учений, «обретают свою истинную парадигму».  Но истинную, опять-таки в каком отношении?  В отношении замысла Достоевского или только в отношении гностических учений?..

 Продолжая  свое исследование    мировоззрения инквизитора Б. Тихомиров   характеризует последнего прежде всего, как отступника. При этом подчёркивается, что   потеря веры в Христа явилась у Инквизитора следствием  переворота, который предлагается охарактеризовать так: «герой Ивана Карамазова убеждается, что Христос — вне истины». И в качестве подтверждения    даётся ссылка    на текст поэмы:» И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он (великий дух) возвестил Тебе в трёх вопросах, и что Ты отверг, и что в книгах названо „искушениями“?». «Именно «истиннее»», —добавляет Б. Тихомиров, - «ибо в «возвещаниях» «великого духа» содержится … откровение о человеческой природе, как она была создана Творцом»». «Христос, «не знающий», по убеждению Инквизитора, подлинной — слабой и ущербной — человеческой природы, судящий о ней и, главное, поступающий в противоречии с тем, как человек был создан Творцом, то есть в противоречии с замыслом бога-демиурга, — такой Христос оказывается в поэме Ивана Карамазова, точнее — в представлении его героя, Великого инквизитора, «Христом вне истины» буквально и в самом точном смысле слова».

     Совершенно очевидно, что «вне истины» означает здесь только одно- «вне гностической версии   истины».  И, следовательно, все это может быть основанием для каких-то параллелей   с самим Достоевским только в том случае, если признается, что     он -  подпольный гностик, хорошо замаскировавшийся под православного …И тем не менее такая параллель Б. Тихомировым, если не выстраивается, то намечается.

     В  то  время  как  замысел   Достоевского   сводится  лишь к тому, чтобы исключительно художественными средствами, то есть   опираясь не на типичное, а на особенное, привлечь внимание   общества к определённой идее -   к своей   концепции социального строительства на христианской основе. Причём    внимание      серьёзное, а значит, сориентированное не на одно только благостное   в этой концепции, но и на возможные осложнения, риски, которыми чревата её реализация. В рамках такого замысла   и гностические мотивы, и тот же демонстративный нетеизм(деизм) Ивана -   вещи служебные: важные, но    остающиеся всего лишь средствами   грамотного решения серьёзной задачи. Если же редуцировать замысел до   пусть не простой, но всего лишь зарисовки состояния социума -через выделение и проработку представительных типов -, то роль тех же гностических мотивов коренным образом меняется -  средство становится    и носителем смыслов. И тогда совершенно естественным    выглядит стремление их разыскать и вскрыть. Не исключено, что приблизительно такого рода стремление и удерживает Б. Тихомирова в гностических дебрях-  понуждает его отыскивать все новые аргументы. 

Вот  и ««загадочная» формула из письма Достоевского к Н. Д. Фонвизиной» от 1854 г. об  истине   вне Христа сюда  подтягивается. Б. Тихомирову приходится отделять   формулу от тех смыслов, что   закладывал   в неё когда-то сам Достоевский, и использовать её чисто формально - как этикетку: «нельзя более точно и лаконично выразить мотивы, определяющие христоборчество Инквизитора, чем это позволяет сделать формула из письма к Н. Д. Фонвизиной: Великий инквизитор, повторю ещё раз, обвиняет Христа именно за то и отвергает Его именно потому, что — «Христос вне истины». Такой взгляд позволяет лучше увидеть и оценить сложность и противоречивость в отношениях Инквизитора к Христу».   А зачем, спрашивается, её оценивать, если это не тип, а всего лишь   носитель   некой безличной позиции – именно такой, скорее всего, и нужен Достоевскому в рамках   его замысла.

        Поразительно, но в     этом дотошном исследовании психологии     Инквизитора Б. Тихомировым   фактически    забывается сам Достоевский, а именно то, для   чего ему   понадобился   такой   персонаж, да ещё в авторстве одного из главных героев    романа.    Отброшены не только   те   смыслы, что вызвали, когда –то формулу Достоевского к жизни, но и «забыто» то, что прикладывается эта   формула     к истине несомненно чуждой Достоевскому -  истине, питаемой гностикой. Стремясь   усилить   основание для своих построений Б. Тихомиров    ссылается на «Бесов», хотя, казалось бы, смысловая перекличка с Кирилловым должна была бы как раз остановить его.  Но для Б. Тихомирова реплика Кириллова - это и «первое появление в творчестве Достоевского мотива «ошибающегося» Христа». Заявлено об этом, как об открытии, хотя     мотив сей вовсе    не   из творчества Достоевского, а всего лишь из суждений демонстративно экзальтированного Достоевским Кириллова. И цитируя Кириллова, Б. Тихомиров обращается с   формулой Достоевского фактически как с чем-то абсолютно свободным от её носителя. 

    Однако достичь   сколько-нибудь верного понимания Достоевским проблемы «Христос и Истина», им же и вызванной к жизни, вряд ли   удастся    без учёта и анализа тех    мотивов, которые прежде всего и способствовали появлению его социальной концепции, лежащей в основе замысла романа. И здесь никак нельзя оставить без внимания, то, что христианством   было внесено    в человеческий обиход и в течение двух тысячелетий являлось    основой самовоспитания   человечества. Это  - глубоко индивидуальная потребность ограничить себя - потребность, заданная, введённая в человечество, через христианскую идею самоограничения Бога

Достоевский в своем романе решает совершенно конкретную задачу: представить обществу   идею социального строительства на христианской основе. Но не как идею литературную, а как реальную, то есть в облачении всех колоссальных сложностей, что   непременно проявятся при её реализации. Именно для этого ему нужен Иван со своей поэмой об Великом Инквизиторе, которого Достоевский целеустремлённо   выстраивает в качестве реально сильного оппонента своей социальной концепции. И типизировать в той или иной форме Великого Инквизитора, превращать его в предмет психологического анализа недопустимо потому, что задуман   инквизитор, видимо, исключительно как результат саморефлексии Ивана.  Все человеческое в нем и   в его размышлениях  - от Ивана, и никак не может рассматриваться   как следствие собственной саморефлексии Инквизитора -  к чему, видимо, Б. Тихомиров определённо склонен. Инквизитор у него, увы, живёт, тогда как у Достоевского   он сделан - лишь складывается в сознании Ивана, пытающегося через него   нащупать и показать пределы    той социальной концепции, в которую его «посвятил» Достоевский.

  Концепция эта будет, и порой очень убедительно опровергаться многими, в том числе весьма авторитетными умами.  Предчувствуя это, Достоевский попытался сам   в речах своего Инквизитора развернуть убедительную систему опровержения своей концепции. Без наделения   Инквизитора «склонностью» к самоанализу убедительной системы, наверное, не получилось бы. Психологическая основа размышлений и поведения Инквизитора, которую так старательно выстраивает Б. Тихомиров, несомненно   способствует усилению убедительности.  Но нельзя забывать о служебном характере всех этих психологизмов. И давно пора перестать тянуть «Поэму» в «реальные события»    -  утвердить, наконец, её в   статусе   сугубо художественной конструкции.

 

 

 

 

 

 

 

    





 

 
                 ЧИСЛО 
          ПОСЕЩЕНИЙ 
    
        
         ПОИСК  ПО САЙТУ
Яndex
 
               НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ 
                 САЙТА
Рассылки Subscribe.Ru
Советую прочитать
©ВалерийСуриков