С А Й Т В А Л Е Р И Я С У Р
И К О В А ( "П О Д М У З Ы К У В И В А Л Ь Д И") ЛИТЕРАТУРА , ФИЛОСОФИЯ, ПОЛИТИКА О социальной инициативе Оптиной пустыни. Часть 14. Христос как проблема Достоевского |
ГЛАВНАЯ |
ПОЛИТИКА - СТАТЬИ, КОММЕНТАРИИ |
ЛИТЕРАТУРА: СТАТЬИ И ЗАМЕТКИ |
ФИЛОСОФИЯ - ЗАМЕТКИ, СТАТЬИ |
МОЙ БЛОГ В ЖИВОМ ЖУРНАЛЕ |
О социальной инициативе Оптиной пустыни.
Часть 14. Христос как проблема Достоевского
В.Соловьёв в своих собственных разработках темы «преобразования социума на христианской основе» огромное внимание уделял поиску именно конкретной модели такого преобразования . Достоевскому же было ясно, что преждевременная конкретизация, то есть попытка во чтобы то ни стало дать немедленно ясное решение, может увести от евангельского христианства куда угодно – в гностический тупик, в частности. И вводя гностические мотивы в риторику того же Инквизитора из поэмы, сочинённой Иваном Карамазовым, Достоевский, возможно, предостерегал - в полной мере оценивая те опасности, которые ждут при попытках положиться на Богочеловека Христа в качестве основы для социальных построений. Когда любое упрощение - тупик. Того же В. Соловьёва, в конце концов, и снесло в тупик католический. И это далеко не самый худший вариант , как свидетельствуют откровения Д. Мережковского .
Наличие гностичесих мотивов в риторике Инквизитора стало основанием для появления в суждениях о поэме И. Карамазова темы «ошибки Христа». Эта тема обычно связывается с утверждением о«незнании» Христом истинной человеческой природы. Б. Тихомиров совершенно справедливо обращает внимание на то, что это утверждение «по существу, отвергает догмат «единосущия»: восприятие Христом в акте вочеловечения «в Свою Божественную Личность всей немощи искажённой грехом человеческой природы» и одновременно «незнание» Им всей меры её (человеческой природы) слабости и её подлинных возможностей — это два взаимоисключающих друг друга представления» . Казалось бы, опираясь на мощь данного суждения, тему ошибок можно объявлять исчерпанной. Но это только с точки зрения замысла Достоевского. Сам же Б. Тихомиров же с этой темой расставаться явно не желает и пытается дать разъяснение сути воззрений Инквизитора: «Бог-Творец Инквизитора — это «чёрный бог». И последний смысл Творения — «онтологическая насмешка»». Следствием такого представления Великого Инквизитора о созданном Творцом человеке, полагает Б. Тихомиров, и является то, что «Христос оказывается вне замысла Создателя, в некоем «суверенном» плане бытия» …
Намёки на такого рода (с гностическим оттенком) обобщения у своего инквизитора или на суждения, открывающие путь к таким обобщениям, Достоевский мог, конечно же, вполне сознательно использовать. Но исключительно как возможные аргументы против своей социальной концепции. Ведь гностицизм был наиболее эффективен как контридеология христианству, поскольку, в частности, пусть в своеобразной форме, но сохранял и даже укреплял иудаистскую идею избранности.
Попытка разобраться в особенностях мировоззрения инквизитора ,увы, выталкивает Б.Тихомирова на идею «Христос, как проблема для Достоевского». И хотя Б. Тихомиров признает, что нет оснований«возводить истоки поэмы Ивана Карамазова к тому или иному учению гностиков», он в то же время считает «бесспорным, что такие … парадоксальные моменты позиции Инквизитора, как представление об «онтологической насмешке» Творца и «онтологической расколотости» связей Создателя и Христа» именно в контексте гностических учений, «обретают свою истинную парадигму». Но истинную, опять-таки в каком отношении? В отношении замысла Достоевского или только в отношении гностических учений?..
Продолжая свое исследование мировоззрения инквизитора Б. Тихомиров характеризует последнего прежде всего, как отступника. При этом подчёркивается, что потеря веры в Христа явилась у Инквизитора следствием переворота, который предлагается охарактеризовать так: «герой Ивана Карамазова убеждается, что Христос — вне истины». И в качестве подтверждения даётся ссылка на текст поэмы:» И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он (великий дух) возвестил Тебе в трёх вопросах, и что Ты отверг, и что в книгах названо „искушениями“?». «Именно «истиннее»», —добавляет Б. Тихомиров, - «ибо в «возвещаниях» «великого духа» содержится … откровение о человеческой природе, как она была создана Творцом»». «Христос, «не знающий», по убеждению Инквизитора, подлинной — слабой и ущербной — человеческой природы, судящий о ней и, главное, поступающий в противоречии с тем, как человек был создан Творцом, то есть в противоречии с замыслом бога-демиурга, — такой Христос оказывается в поэме Ивана Карамазова, точнее — в представлении его героя, Великого инквизитора, «Христом вне истины» буквально и в самом точном смысле слова».
Совершенно очевидно, что «вне истины» означает здесь только одно- «вне гностической версии истины». И, следовательно, все это может быть основанием для каких-то параллелей с самим Достоевским только в том случае, если признается, что он - подпольный гностик, хорошо замаскировавшийся под православного …И тем не менее такая параллель Б. Тихомировым, если не выстраивается, то намечается.
В то время как замысел Достоевского сводится лишь к тому, чтобы исключительно художественными средствами, то есть опираясь не на типичное, а на особенное, привлечь внимание общества к определённой идее - к своей концепции социального строительства на христианской основе. Причём внимание серьёзное, а значит, сориентированное не на одно только благостное в этой концепции, но и на возможные осложнения, риски, которыми чревата её реализация. В рамках такого замысла и гностические мотивы, и тот же демонстративный нетеизм(деизм) Ивана - вещи служебные: важные, но остающиеся всего лишь средствами грамотного решения серьёзной задачи. Если же редуцировать замысел до пусть не простой, но всего лишь зарисовки состояния социума -через выделение и проработку представительных типов -, то роль тех же гностических мотивов коренным образом меняется - средство становится и носителем смыслов. И тогда совершенно естественным выглядит стремление их разыскать и вскрыть. Не исключено, что приблизительно такого рода стремление и удерживает Б. Тихомирова в гностических дебрях- понуждает его отыскивать все новые аргументы.
Вот и ««загадочная» формула из письма Достоевского к Н. Д. Фонвизиной» от 1854 г. об истине вне Христа сюда подтягивается. Б. Тихомирову приходится отделять формулу от тех смыслов, что закладывал в неё когда-то сам Достоевский, и использовать её чисто формально - как этикетку: «нельзя более точно и лаконично выразить мотивы, определяющие христоборчество Инквизитора, чем это позволяет сделать формула из письма к Н. Д. Фонвизиной: Великий инквизитор, повторю ещё раз, обвиняет Христа именно за то и отвергает Его именно потому, что — «Христос вне истины». Такой взгляд позволяет лучше увидеть и оценить сложность и противоречивость в отношениях Инквизитора к Христу». А зачем, спрашивается, её оценивать, если это не тип, а всего лишь носитель некой безличной позиции – именно такой, скорее всего, и нужен Достоевскому в рамках его замысла.
Поразительно, но в этом дотошном исследовании психологии Инквизитора Б. Тихомировым фактически забывается сам Достоевский, а именно то, для чего ему понадобился такой персонаж, да ещё в авторстве одного из главных героев романа. Отброшены не только те смыслы, что вызвали, когда –то формулу Достоевского к жизни, но и «забыто» то, что прикладывается эта формула к истине несомненно чуждой Достоевскому - истине, питаемой гностикой. Стремясь усилить основание для своих построений Б. Тихомиров ссылается на «Бесов», хотя, казалось бы, смысловая перекличка с Кирилловым должна была бы как раз остановить его. Но для Б. Тихомирова реплика Кириллова - это и «первое появление в творчестве Достоевского мотива «ошибающегося» Христа». Заявлено об этом, как об открытии, хотя мотив сей вовсе не из творчества Достоевского, а всего лишь из суждений демонстративно экзальтированного Достоевским Кириллова. И цитируя Кириллова, Б. Тихомиров обращается с формулой Достоевского фактически как с чем-то абсолютно свободным от её носителя.
Однако достичь сколько-нибудь верного понимания Достоевским проблемы «Христос и Истина», им же и вызванной к жизни, вряд ли удастся без учёта и анализа тех мотивов, которые прежде всего и способствовали появлению его социальной концепции, лежащей в основе замысла романа. И здесь никак нельзя оставить без внимания, то, что христианством было внесено в человеческий обиход и в течение двух тысячелетий являлось основой самовоспитания человечества. Это - глубоко индивидуальная потребность ограничить себя - потребность, заданная, введённая в человечество, через христианскую идею самоограничения Бога
Достоевский в своем романе решает совершенно конкретную задачу: представить обществу идею социального строительства на христианской основе. Но не как идею литературную, а как реальную, то есть в облачении всех колоссальных сложностей, что непременно проявятся при её реализации. Именно для этого ему нужен Иван со своей поэмой об Великом Инквизиторе, которого Достоевский целеустремлённо выстраивает в качестве реально сильного оппонента своей социальной концепции. И типизировать в той или иной форме Великого Инквизитора, превращать его в предмет психологического анализа недопустимо потому, что задуман инквизитор, видимо, исключительно как результат саморефлексии Ивана. Все человеческое в нем и в его размышлениях - от Ивана, и никак не может рассматриваться как следствие собственной саморефлексии Инквизитора - к чему, видимо, Б. Тихомиров определённо склонен. Инквизитор у него, увы, живёт, тогда как у Достоевского он сделан - лишь складывается в сознании Ивана, пытающегося через него нащупать и показать пределы той социальной концепции, в которую его «посвятил» Достоевский.
Концепция эта будет, и порой очень убедительно опровергаться многими, в том числе весьма авторитетными умами. Предчувствуя это, Достоевский попытался сам в речах своего Инквизитора развернуть убедительную систему опровержения своей концепции. Без наделения Инквизитора «склонностью» к самоанализу убедительной системы, наверное, не получилось бы. Психологическая основа размышлений и поведения Инквизитора, которую так старательно выстраивает Б. Тихомиров, несомненно способствует усилению убедительности. Но нельзя забывать о служебном характере всех этих психологизмов. И давно пора перестать тянуть «Поэму» в «реальные события» - утвердить, наконец, её в статусе сугубо художественной конструкции.
ЧИСЛО
ПОСЕЩЕНИЙ |
ПОИСК ПО САЙТУ | |
НАПИСАТЬ
АДМИНИСТРАТОРУ САЙТА |
©ВалерийСуриков |