О социальной  инициативе  Оптиной  пустыни.

часть 19. Об антисоветизме церковном  и государственном .

       У З. Прилепина  недавно появилась видеопубликация («Плевок в Бога»: батюшки, ненаглядные наши, зачем вы это делаете? https://blagogon.ru/news/1087/), в которой он  рассуждает  о  губительных  для русской  цивилизации последствиях  антисоветских  настроений    среди представителей   Православной   церкви. И ссылаясь на современную Украину, очень убедительно демонстрирует: антисоветизм- это начало,  завершается  же он  погромом   церковным. Суждения  З. Прилепина  в высшей  степени   актуальны   и полезны. Но, к  сожалению, он  обращается  с призывом  оставить  в покое  и не топтать   советское прошлое  России лишь  к    батюшкам, оставляя  вне поля  своего внимания    ту роль,  что  в  подобных   настроениях   батюшек    может играть  антисоветизм государственный. Не  исключено,  что З.  Прилепин       оставляет эту  роль без внимания всего лишь потому,  что считает ее, если не ничтожной, то второстепенной и ,возможно, вообще имеет склонность к простейшим(однофакторным) моделям . К  подобному предположению  подталкивают и недавно опубликованные З. Прилепиным соображения по той же миграционной проблематике. Так, З. Прилепин,  решительно поддержал письмо одноного из своих подписчиков   ( см. «НАМ ПИШУТ. ЕЩЁ РАЗ ПРО МИГРАНТОВ. МУДРОЕ» https://dzen.ru/a/ZZpO9yoEzhEl3Czx) - согласился  с высказанными в  этом  письме соображениями: «И мы, и наши мигранты – дети Традиции, в основе нашего мировоззрения одна Матрица, и я думаю, что если враг не переборет нас на этом "миграционном поле боя…, то через поколение-два все эти переехавшие узбеки, киргизы, кавказцы и др. станут русскими в самом широком смысле этого слова»…
«А то, что комментаторы возмущены современной наглостью мигрантов, то да, само собой, есть тут и недоработка властей, и коррупция, и сознательное вредительство … Но межнациональной, мировоззренческой вражды в этом "противостоянии", в его сути нет, если только его не начинают педалировать "специально обученные люди"…

«В царской России было проще: принимай православие (русскую веру) – "автоматом" становишься русским. Сейчас это не сработает – подобное навязывание только усугубит ситуацию. Место религии должна занять Идеология.
Наша Идеология – евразийство, скифство,​ в основе которого Традиция – вполне может сделаться такой Идеологией. Своего рода квазирелигией, позволяющей каждому "принявшему" её сохранить свою конфессиональную и национальную принадлежность, но вместе с тем встать на общую платформу, в основе которой – сохранение Традиции»…
   Да,  корреспондент  З. Прилепина признает   ту роль, которую играет  и должно  играть    государство,  а  значит государствообразующий народ и государствообразующая    конфессия,  при формировании  некого подобия русских из    полчищ мигрантов. Но   сама   эта  «руссификация»  в  его  опусе  выглядит скорее как  чудесное  творение  Традиции,  как   трюк   таинственной Матрицы, но  только  не как результат длительной  и упорной,  совместной и согласованной работы  русского государства  и православной  Церкви. Если за безоговорочная поддержкой всего этого   З. Прилепиным  и в  самом деле   стоит             его склонность  к простым  толкованиям, то эта его отчаянная попытка  вразумить  батюшек вряд ли окажется успешной . Да еще  на фоне того выдающегося-  и  государственного  по  своему замаху – антисоветизма, что  демонстрирует, например,   В. Семенко в работе «О ложных альтернативах, "православном сталинизме" и советском наследстве».

  Уже  в самом начале этой статьи речь заходит о главном: « нужен ясный и вразумительный ответ на вопрос - от чего в советском наследии мы отказываемся, а от чего не отказываемся»…Очень  серьёзной  предстаёт  у  В. Семенко  и та методическая основа, на которой он  намерен  решать  сформулированную выше   задачу анализа  советского   наследия.  Эта основа  сводится  к  тому  , что в качестве  главных проблем анализа  предлагается    следующие:
«проблема  исторической преемственности;  современной русской идентичности и  соотношения в том субъекте, который мы ныне называем Россией, собственно, исторически русского и «советского»». И, что очень важно,  даётся очень грамотное  определение  процесса развития:
«Развитие - это такой процесс, в котором на каждом новом его этапе в субъекте появляется нечто качественно новое, доселе еще небывалое …, и в то же время на всех этапах процесса сохраняется некая константа, которая, собственно, и есть субъект развития».  В этом  определении нельзя не заметить совершено  справедливо  выделенное противостояние  некой инертной константы, за которой  не что  иное  как Традиция,  и  активной  новизны.

Что касается исторической  преемственности, то здесь, по мнению   В. Семенко,  обсуждения достоин только один вопрос: «сохранена ли в России после 1917-го года историческая субъектность или же «советский» субъект - есть совсем другой, абсолютно новый?  . К тем, кто  был  за абсолютную новизну, считает В. Семенко,  « можно отнести большевиков эпохи «военного коммунизма-  они «были столь высокого мнения о своей революции, что полагали ее (и себя) способными в одночасье изменить мир (а уж отдельно взятую страну тем более)». В соответствии   с подобной позицией получается, что «сила коммунистической идеи, в одночасье упавшей на доселе традиционную православную страну, была такова, что русские сразу стали советскими … и совершили величайшие деяния в мировой истории». Да, В. Семенко готов  признать  и то,  что   1917  год   стал   катастрофой   и то,  что « Россия поныне (и сейчас особенно!) тяжело больна».Но   идею  мгновенного преображения русских принимать отказывается. Называет все это «примитивным идеологизированием» и предлагает  разобраться. Прежде   же  всего в  таком вопросе, как  природа  и истоки  русской революции. И   здесь  им, со ссылкой  на исследования Солженицына, активно подаётся  представление о том, что «настоящая революция, подлинная катастрофа, приведшая к коренной ломке традиционного уклада и главных оснований российской жизни - это Февраль и ничего больше»  - работая с историческими источниками, опираясь на наследие русской философской публицистики, Солженицын в своём «Красном колесе» показал грандиозную картину того, как губительный либеральный вирус на протяжении, по меньшей мере, многих десятилетий разлагал когда-то здоровое тело нации и заражал ее душу; как усиление, так сказать, «концентрации» этой заразы приводило к формированию в стране все более радикальных, левых, революционных движений».

Развивая эту  мысль,  В. Семенко  выходит  и на главного субъекта   российской  революции: «именно сословие, претендовавшее на роль морального и духовного лидера нации, то есть либеральная интеллигенция (а отнюдь никакие не большевики) несёт главную ответственность за нарастание революционных тенденций и впоследствии - за катастрофу 1917-го года». И уточняет: «Субъект» революции, приведшей к свержению монархии, к кардинальному изменению политического строя и ломке традиционного уклада, на самом деле трояк. Это, во-первых, так называемое либеральное общество(в том числе и прежде всего, конечно,думцы), во-вторых, предавшие царя и присягу заговорщики из тогдашней «элиты», в том числе и военной (что особенно страшно во время войны) и, в-третьих, что особенно прискорбно - определённая часть самой романовской фамилии». Такой  состав  «субъекта  и  позволяет  ему сделать вывод, что «революция нарастала не снизу, но сверху».    Именно  думцы,  представители элиты,  по мнению В. Семенко  ,  сыграли  решающую роль  в ликвидации «самого института монархии, скреплявшей народную общность подобно «замку» (самый верхний камень в кирпичном своде, без которого весь свод осыпается)».Более  того он считает  нужным подчеркнуть,  что именно «ответом на …нравственное «опускание» народа, разнуздание стихии насилия, войны всех против всех, произведённое сбросом монархии и отказом от особой роли Православия, явился действительно сверхжёсткий государственный террор последующего советского строя!» - ««умирить» стихию всеобщего насилия … теперь можно было лишь страшным государственным насилием, на которое не решился никто, кроме секты большевиков с ее безумной (и вполне антирусской) программой.»
      Итак, советский  проект  предстаёт у В. Семенко  как  реакция на либеральные революционные  эксперименты Февраля ,  то есть   на некую,  чрезмерную новизну. За подобной реакцией  может  стоять   либо  нечто  традиционное, либо еще более крутая новизна.  Первый  вариант пока    вроде бы у   В. Семенко  не отрицается –возможность выявления в  советском проекте традиционной  основы пока  в  построениях его полностью не  заблокирована. Во всяком случае, он считает нужным    напомнить, что «представители высшего генералитета русской армии в конечном счёте поддержали большевиков, а отнюдь не Белое движение».    Хотя  уже  ясно, что  выбор В. Семенко    будет сделан  в  пользу варианта  более крутой новизны. О чем и свидетельствуют такие его наперёд  заданные  характеристики, как «секта»  и  «антирусская программа». И этот  выбор  будет немедленно   подтверждён в развёрнутом  далее описании  советского   проекта. И  прежде всего  в демонстративно примитивной,  и также наперёд заданной,  характеристикой Ленина: «Уже поздний Ленин, после угара недолгих лет «военного коммунизма», начал понимать, что даже революционер, пришедший к власти (а традиционную, историческую Россию он глубоко и сознательно ненавидел…), если ему в принципе нужны страна и государство (неважно, для каких целей), не может строить свою «реальную политику» лишь на войне с традицией, на стремлении ее уничтожить...» Какой угар,  любезный Владимир Петрович…Военный  коммунизм был единственно  возможной, необходимой, неизбежной  внутренней  политикой, которая еще позволяла решать  ту грандиозную задачу,     перед которой  оказались  большевики    после либеральных экспериментов Февраля  -восстановить Россию  в ее исторических  границах в условиях иноземной  агрессии,  вооружённого внутреннего сопротивления и фактического  отсутствия армии. По существу именно эта задача решалась большевиками, и успешно была решена, в первые годы советской власти. И недопустимо, исторически легкомысленно, сводить историю этих лет лишь к гражданской  войне. Это была прежде всего война за независимость России, священная война. Что и смогла понять та часть русского генералитета и офицерства, которая поддержала большевиков…И  какая война с традицией, Владимир Петрович,  какое стремление ее  уничтожить… «Сомкнуться с крестьянской массой и начать двигаться вперёд медленнее, чем мечтали, но с нами действительно будет двигаться вся масса»… Какие  еще  нужны свидетельства  ставки  именно на  традиционное,    кроме этого ,высказанного Лениным в  марте 1922 года на 11 съезде партии ,чёткого  понимания  ,  что в стране , где подавляющая масса граждан крестьяне  с их веками  складывавшимся стилем существования, единственно допустимой в  мирное время внутренней политикой , то есть  единственным  возможным способом   безболезненно привить новое ,  преобразовать этот стиль,     является опора  на сложившиеся  -  сомкнуться  с этой массой  и неторопливо вести ее за  собой.

Да,  в   рассуждениях   В. Семенко  присутствует понимание   того, что  нэп  был политикой, считавшейся с реальностью, а  значит, и с традиционным. Но принципиальная априорная установка  на  то, большевистская новизна  есть  новизна злокозненная, не даёт  ему возможности расставить  объективные акценты в послеоктябрьской  русской  истории.  И, судя по всему,    вовсе  не случайно им полностью  проигнорированы последние статьи  Ленина,  не написанные  им , а надиктованные стенографисткам. И прежде всего  статья « О кооперации»( начало 1923 года), где  Лениным  говорится  в  частности и о том, что «мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную «культурную» работу. …Перед нами являются две главные задачи, составляющие эпоху. Это — задача переделки нашего аппарата, который ровно никуда не годится и который перенят нами целиком от прежней эпохи… Вторая наша задача состоит в культурной работе для крестьянства. А эта культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве. Но это условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции… Для нас … эта культурная революция представляет неимоверные трудности и чисто культурного свойства (ибо мы безграмотны), и свойства материального (ибо для того, чтобы быть культурными, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база)».

    Культурная работа в крестьянстве, его  полное  добровольное кооперирование  -   так  ставилась  главная для большевиков  задача  ,  такая  программа  деятельности  проступала  за констатацией смены всех наших взглядов на социализм ,  за  призывом  сомкнуться  с  массой.

     Об этой статье –завещании Ленина В. Семенко    не сказано ни  слова,  хотя  именно она  стала  основой того,  что названо им далее сталинским проектом  ,  и в котором  он    уже не может не  обнаружить «кропотливую работу с историческим наследием»  - она «приняла качественно новый характер, была несоизмеримо расширена и углублена».Суть проекта, названного сталинским, и поданным как  следствие  начавшегося при Сталине «уничтожения старого ядра партии», охарактеризована  как попытка «соединить коммунизм и традицию, отбросив в ней то, что представлялось абсолютно антагонистичным, прежде всего - Православие и монархию». 

    Ловкость  мысли  Владимир Петрович  демонстрирует, конечно, отменную.  Фактически им принимается   ленинский тезис о необходимости смены представлений о коммунизме. А установка Ленина сомкнуться с массой ,  осуществить культурную  революцию, можно сказать,   подана   как  призыв  соединить  коммунизм  и традицию. Даже «отброс»  монархии и   Православия записывается в  определённом отношении на  счёт    февралистов. Но все это , увы, не рассматривается, как результат творческой  проработки большевиками сложившейся  ситуации  , а  подаётся как  следствие   расправы  Сталина  с  проленинским ядром  партии. Нет  слов, -  виртуозное жонглирование смыслами,  высший антисоветский пилотаж. Остаётся  только одно – зафиксировать  все это  чем-то многозначительным и  увесистым.    Что   и делается: «Построение социализма в отдельно взятой стране» шло по пути использования и безумной, жесточайшей эксплуатации традиционных энергий народа. При этом была сделана попытка именно сращивания препарированной и трансформированной «народности» с новыми, коммунистическим смыслами»… «власти приходилось все больше приоткрывать шлюзы для выхода загнанной в духовное и социальное подполье - но все еще полной жизни традиционной энергии народа, чтобы, канализировав, направлять ее в нужное ей, власти, русло «социалистического строительства». И советская квазиимперия поневоле все больше начинала приобретать традиционно-исторические черты».
      Казалось бы,  дело сделано- революционный  проект октября 1917 года  развенчан, и самое  время ставить точку. Но В. Семенко  этого не делает.   Задача, которую он перед собой ставит, видимо, не сводится лишь к дискредитации советского проекта   -  последний необходимо      прав на  существование лишить полностью. Для этого, видимо,  и предпринимается попытка определённой объективизации   оценок  сталинского периода.  
С этой  целью В. Семенко   и обращается    к  активизировавшимся  в последнее время   проклятиям в  адрес  Сталина. Он подчёркивает, что вовсе
«не жестокость сталинского режима так волнует его «новых» критиков», «не «коварство» Сталина так беспокоит их.   Их цель - навсегда замазать «сталинизмом» все наше прошлое, заставить русских окончательно отречься от себя и своей истории и сдать последнее, что худо-бедно …начало восстанавливаться при Путине… - свою историческую субъектность и идентичность. Цель всей этой кампании - в том, чтобы окончательно отбить у русских историческую память, чтобы сама мысль о воссоздании империи - воспринималась как страшная крамола»… «единственный выход для русских - смена самого субъекта, достойная смерть и - внешнее управление. И понятно, что главный удар наносится по тому периоду советской истории, когда собственно русское и советское - оказались в наибольшей степени переплетены, когда традиционные духовные энергии народа в наибольшей степени вышли на поверхность, то есть по Великой Отечественной войне и по нашей Великой Победе.»

    Точнейшие , казалось бы  слова  о  сути советского проекта. Но к этой несомненно  объективной оценке  будут немедленно подвёрстаны и  слова о «погроме России, произведенном «ленинской гвардией» дореволюционного призыва и фанатиками, пришедшими в революцию в ее первые, садистско-утопические годы», и   искусно подобранные  трагические факты  из  истории Отечественной войны, и общая оценка войны  самого  В. Семенко  :
«факт заключается в том, что за красную идею народ очевидным образом воевать не хотел и не стал бы. Лишь когда война была объявлена Великой и Отечественной, когда народу позволили осознать, что он защищает не «очаг мировой революции», но Родину (а архетип родины для русского человека, не порвавшего с традицией, это, как ни крути - православное царство), ценой величайших жертв произошёл перелом в войне. Сыграла роль, безусловно, и становившаяся все более известной жестокость завоевателей».  Это заключение  не является   у В.Семенко   выводом  из некого обстоятельного  , на документах основанного исследования Отечественной   войны,  а представляет собой  очередную  его априорную установку, в нужный, худо-бедно подготовленный  момент подтянутую   в  изложение. Позволяющую   к  тому  же сосредоточиться на теме «слабость и причины краха советского проекта».Теме,  открывающей  возможность  лишить советский проект  уже   всяких    прав на  существование.

Именно  с Победой  В. Семенко  связывает  начало постепенной деградации советского проекта.  И в качестве важнейшего   фактора, способствовавшего  тому,  им , со ссылкой  на Солженицина, приводится   следующее:
 «самый массовый поток репрессированных, во много раз превосходивший по численности 1937-38 гг., - это поток 1946 года, то есть поток фронтовиков! Вскоре после победы режим начал уничтожать лучших из тех, кто эту победу обеспечил, ибо люди, вкусившие своеобразной свободы фронтовой жизни, привыкшие опираться на собственную творческую инициативу, а не на бездумное и рабское исполнение комиссарских приказов…, стали представлять для достаточно косного режима серьёзную опасность. В очередной раз в советской истории режим уничтожал лучших - ибо слишком велика была опасность того, что они могут выйти из-под контроля и «непоправимо»-решительно повернуть страну в сторону традиции, в сторону русских православных ценностей, которые в определённой степени были извлечены «из-под глыб» истории в годы войны, благодаря чему и была достигнута Великая Победа. Режим хотел по-прежнему лишь эксплуатировать традицию для своих целей, отнюдь не желая реального поворота к ней.»
 Решающую роль  и сыграло  , как  считает В. Семенко  , это  основное противоречие советского проекта -  «попытка сращивания традиционных энергий и смыслов народа с коммунистической идеологией и «канализацией» их в нужное режиму русло».  Но дело все в том, что,  по В. Семенко,  «два начала эти - «красное» и связанное с традиционной, исторической Россией, органически чужды друг другу на уровне … метафизики»  - ««метафизика» большевизма - тёмная, сатанинская. Все настоящие  революционеры… черпали свою разрушительную энергию отнюдь не в христианстве, а из прямо противоположного источника. Ни к какому созиданию это поколение революционеров было органически не способно. Поэтому … прагматичный Сталин был вынужден избавиться от них»… Однако, продолжает В.Семенко, поскольку в полной мере не была все-таки восстановлена «живая, духовная связь с источником иных, позитивных, созидательных энергий, которые русский народ на протяжении веков черпал в православной вере», запас этих энергий практически не пополнялся  и   «по мере истощения этого запаса, вся конструкция теряла свою динамику, а общество - то, что многие называют «пассионарностью»».  Если  вздорные  характеристики, типа   «темная, сатанинская», оставить на  совести В.Семенко, то  с  такими  его оценками, как  «в полной  мере не была  восстановлена   связь  с традицией»  и «истощение запаса  традиционных энергий»  нельзя   не  согласиться.  И именно  эти  оценки, если разобраться,   и придают   определённую убедительность  вынесенному   далее    приговору   советскому проекту: «Вернуться к традиции в полной мере, вернуться к духовным основаниям Великой России, то есть к Святой Руси - означало для Сталина вновь заменить ядро проекта, то есть отказаться от коммунизма в пользу Православия и монархии. А принять Православие лично для себя - означало покаяние, а следовательно, уход от власти. Для верного ученика Ленина, «отца народов» и лучшего друга всех зэков - это было решительно невозможно!
С  опорой  на этот  приговор советский проект    и лишается  всех      прав на  существование: «По мере ухода из активной жизни поколений, рождённых до революции или в первые послереволюционные годы (у которых еще сохранялась историческая память, живая связь с традицией) и прихода на их место новых поколений - «советских людей» народ медленно, но верно превращался в «население», все меньше был склонен проявлять свою традиционную жертвенность, самоотверженность и нестяжание и вскоре пышным цветом расцвело советское мещанство с его главным лозунгом - «дайте жить». Вся конструкция начинала все больше гнить изнутри, хотя запас прочности был все еще велик. И именно в этом, а отнюдь не в производном, вторичном по сути «заговоре номенклатуры» - главная причина последующего крушения СССР.»

  Совершенно  очевидно,  что В. Семенко опирается  на  целый  ряд   априорных  установок,  источник  которых  он  и  не  пытается  скрывать: «Я…никогда не любил большевиков - ни ленинского, ни сталинского, ни последующих призывов. Мне всегда была чужда коммунистическая утопия». Но  нельзя  не  признать,  что эти  установки абсолютной  власти над ним  не имеют. И именно  потому, наверное, в  его последовательно   разрушительной, умело свёрстанной антисоветской  позиции проступают   вполне конструктивные, заслуживающие внимания  положения. В конструктивном  ключе  он    пытается    и завершить  своё   исследование.  Когда признает, что «от чего (и в какой мере) в историческом наследстве отказаться, а что использовать, взяв с собой - это очень сложная и тонкая проблема, не решаемая кавалерийским наскоком…»
Когда  пытается  сформулировать главную    неимоверно трудную задачу, которую   предстоит  нам разрешить:
«Коммунисты попытались срастить свой коммунизм с традицией, выкинув из нее православно-монархическое ядро. Нам же предстоит произвести как бы обратную операцию …. Нужно научиться находить и различать русское в советском - иного пути нет. Тонко отделить историческую национальную органику от наслоений тоталитарной идеократии и вновь соединить ее, для будущих поколений, с нашим исконным, православно-монархическим ядром - труднейшая и деликатнейшая задача!»
   Предлагаемая В. С. редакция  основной задачи не осталась , увы,   без  влияния   его      априорных  установок . Иной  путь все-таки  существует,  и связан  он   с необходимостью находить  не только русское в советском  , но и  советское  в русском. И ,кажется, именно по этому  пути  двигаются те, кто разрабатывает  сегодня  концепцию православного социализма.

А. Степанов («Левый поворот», православный социализм и евразийство https://ruskline.ru/news_rl/2020/05/14/levyi_povorot_pravoslavnyi_socializm_i_evraziistvo

)  исходит из того, что «идеи социальной справедливости, сильного патерналистского государства, заботящегося о своих гражданах, идеи, которые и принято называть «левыми», можно сказать, в крови у русского народа, они в нашем менталитете. Собственно, большевики и утвердились у власти, потому что марксистские идеи оказались в соответствующей обработке Ленина и Сталина совершенно органичными для русского национального характера, чего не поняли и не понимают противники большевиков». По  мнению А. Степанова, левый поворот  в России  неизбежен  и оптимальным будет вариант,  если осуществлён он будет   сверху,  то есть государством.  «Левый поворот» возглавит власть»  означает: деоффшоризация экономики  и как ее необходимое условие национализация Государственного банка России; максимальное дистанцирование от олигархов, ограничение олигархического капитала, в том числе его влияния на власть; отказ от ошибочной пенсионной реформы и возвращение государства к тем социальным гарантиям, которые были у трудящегося народа в советское время; возвращение нравственного измерения в систему образования, в средства массовой информации; отказ от коммерциализации культуры и возвращение того же нравственного измерения в культуру; укрепление семьи.

Эта программа  и увязывается А. Степановым  с формулой «православный социализм», которая  понимается  им  как   «идея соединения социализма, то есть социальной справедливости в экономике, в общественном устройстве и Православия, то есть нравственного измерения общественной деятельности и всей жизни общества».

Детализируя   свои представления о  православном социализме,  А. Степанов в качестве еще одной   его составляющей  называет— «симфонию Церкви и государства». Правда, связывает он  ее с«восстановлением какого-то аналога синодального строя». Но  на пути к такой форме симфонии Россия уж протопталась два века  и ничего, кроме революции 17 года, не вытоптала. Так  что  симфонию  придётся выстраивать  на  иных путях и принципах. Благо    они уже намечены – в той же  социальной концепции Достоевского. 

  В связке с идеологиеми  левого поворота и православного социализма оказалось у А.Степанова и  евразийство, идеологии  которого  он предписывает     роль  чуть ли  не самого адекатного выразителя  русской национальной идеи. Он убежден, что «именно идея евразийства сможет объединить все народы на пространстве Исторической России». Да  ,  на  современном   постсоветском пространстве существует  очень серьёзная  проблема, связанная  с  тем,  что    многонациональная и многоконфессиональная Россия формировалась  как... русское и православное государство-цивилизация  ( русские  -его государствообразующий народ, Православие – его государствообразующая  конфессия).Нет сомнения,  что  евразийская  корректировка государственной идеологии России облегчит решения  задачи восстановления   и даже расширения исторической территории этой  цивилизации. Но здесь нельзя  забывать и о серьёзной опасности,  восходящей к « детской болезни»  евразийства  - к мультикультурализму.  Эта  болезнь не одолена, она  даже  усилилась. Хотя  с каждым десятилетием становится   все  ясней и ясней,   что  устойчивого евразийского  союза  на полном  паритете всех  входящих в него стран , увы,  не  построить.

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ                   САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков