О социальной инициативе Оптиной пустыни.
Часть 21. Консервативная революция 2.Особенности этой идеологии времён Веймарской республики.
А.Руткевичем (в работе «Времена идеологов: Философия истории «консервативной революции»»), практически именно в таком ключе- революционизация консерватизма - и представлена история идейно- политического движения Германии времён Веймарской республики. Как свидетельствует А. Руткевич, под этим собирательным названием с 1949 года , т. е. с момента выхода книги А.Молера «Консервативная революция в Германии 1918–1932 гг», это движение и существует в истории. Оно было достаточно многообразным, но все его представители были «националистами, сторонниками «революции справа»»…«Политически консервативная революция (КР) мыслилась как национально-освободительная революция, направленная против Версальского договора и навязанной извне Веймарской конституции… На место либерализма и механической организации общества должно прийти органическое единство нации, в котором снимаются все противоречия эпохи. Консервативная революция мыслилась … как восстановление вечных ценностей. Иерархии в мире ценностей соответствует земная иерархия: власть должна принадлежать аристократии… Однако речь не шла о восстановлении монархии и сословного деления…аристократические ценности нисходят сверху вниз и объединяют всю нацию. Консервативная революция кладет конец либеральной эпохе и должна привести к социализму или «солидаризму» …, т.е. сообществу работников.
Как отмечает А.Руткевич, «популярность в Германии это словосочетание обрело после речи « ( 1927) Гуго фон Гоффмансталя: «Процесс, о котором я говорю, есть не что иное, как консервативная революция – невиданного в европейской истории размаха. Ее целью является форма, новая немецкая действительность, в которой сможет соучаствовать вся нация». Эта речь, считает А.Руткевич, «лишь дала имя тому, что уже существовало под другими наименованиями: «Третий Рейх», «новый национализм», «революция справа».
А. Руткевич подчёркивает, что «в случае КР вполне осмысленно можно говорить о «коллективной ментальности» бывших участников войны, принадлежавших к образованному среднему классу… Если дать предельно общую характеристику этой ментальности, то ее основными чертами оказываются элитарность и бунтарство … КР была выражением именно этой ментальности бунта…». Бунтарское сознание , продолжает А.Руткевич, с особой четкостью проявилось у младоконсерваторов ( так назвался кружок интеллектуалов, сложившийся в конце 1918 года вокруг Артура Мёллера ван ден Брука; считается,что этим названием они решительно отмежёвывались от прежнего консерватизма).
Представителей КР «объединяло не только неприятие либерализма и парламентаризма, но и прежнего консерватизма. У них не было ни малейшей ностальгии по монархии и кайзеру, сословные предрассудки им чужды– сословия были отменены фронтовым братством. Они … говорили о борьбе, решимости, подлинности – в трудах Юнгера, Хайдеггера и Шмитта эти убеждения обретали черты философских и политических доктрин…»
Характеризуя три различных течения КР, А. Руткевич подчёркивает, что в каждом из них присутствует идея «немецкого социализма» «прусского», «национального», «народного», «солдатского» … При общем стремлении ликвидировать республику, разогнать парламент … и уничтожить все партии, отменить Версальский договор, эти проекты различались по социально-экономическим целям внутри Германии и по геополитическим целям вовне. Все они желали «Третьего Рейха», но представления о нем были весьма различными и, разумеется, все эти проекты отличались от национал-социализма и были ему более или менее враждебны, хотя бы потому, что расовая биология ими отвергалась как примитивный натурализм».
Первый проект-«гибеллины». «КР здесь мыслится как восстановление вечной иерархии ценностей, а тем самым и истинной земной иерархии. Главным идеологом этого направления можно считать Э.Ю. Юнга, давшего такое определение КР: «Консервативной революцией мы называем восстановление всех тех изначальных законов и ценностей, без которых человек утрачивает связь с природой и с Богом и не может установить никакой истинный порядок» ... «Консерватизм есть исторически необходимый революционный принцип, посредством которого будет отменено либеральное столетие».К «гибеллинам» относится и Шпенглер, при характеристике которого А. Рудкевичем подчёркнута особое его отношение к русской литературе: «еще в письме 1916 г. он писал о том, что с Достоевского начинается новая культура, культура следующего тысячелетия (с которой «царизм и великая держава Россия не имеют ничего общего»)» .Работу Шпенглера «Пруссачество и социализм» А. Руткевич относит к числу определяющих в идеологии «младоконсерваторов»: Пруссачество – вот немецкий социализм… Каждый индивид здесь и работник, и солдат, занимающий свое место в иерархии. Промышленник или банкир является менеджером, т. е. офицером или генералом в нации-армии. Ответом на «восстание масс» является новая аристократия, ценности которой сверху вниз спускаются в массы... По существу, социализм для Шпенглера равнозначен цезаризму, истинными социалистами являются элиты, способные дисциплинированно служить высшей цели. … Шпенглер высмеивал любой «коллективизм» как потребность человека черни раствориться в массе таких же слабых и недоразвитых».
Второй проект КР – «гвельфы».К важнейшым особенностям их идеологии А. Руткевич относит представление о том ,что «империя равнозначна федерации или конфедерации народов Центральной и Восточной Европы. Основные идеи «гвельфов» были сформулированы еще в начале 1920-х гг. в «Третьем Рейхе» и «Праве молодых народов» Мёллером ван ден Бруком. Он был … сторонником «немецкого социализма», образцом которого и для него служила Пруссия…. Немецкий социализм может вступить …в союз с русским только в том случае, если большевики признают немецкий социализм в его особости, в его собственном праве. Большевизм мог возникнуть в стране с тонким правящим слоем, но он невозможен там, где вся нация вовлечена в организованный социальный порядок, где нет неграмотных, где народ привык к цивилизованной жизни, а пролетариат управляет сложными станками. Большевизм невозможен в Германии, но в ней возможен социализм». Особо подчёркивается вывод Меллера: «для нас возможна только восточная ориентация, а тот, кто ныне продолжает говорить об ориентации на Запад, ничего не понял в завершившейся войне. …Социализм неизбежен во всех странах, но он повсюду будет иметь свои особенности, свои жизненные формы. В России он приобрёл автократические формы. В Германии он примет корпоративную форму. …Немецкий социализм вообще не имеет ничего общего с классовой борьбой… Сегодня угнетаются и эксплуатируются не классы, а нации, и для «молодых наций» невозможна иная политика, кроме той, что кладет конец угнетению».
Как свидетельствует А.Руткевич, «гвельфом» Х.Фрайером в книге « Революция справа» представлен ««план истории», который рождает это бесклассовое общество. Истина социализма заключается в том, что рабочее движение вело на протяжении XIX в. борьбу за подъем, за интеграцию в нацию исключенных из нее пролетариев. Итогом этой борьбы оказалось индустриальное общество, в котором все являются работниками … Эпоха свободной конкуренции привела к возникновению картелей, трестов, концернов, которые тесно связаны с государством, с механизмами регулирования и планирования. Этот целостный социально -экономический и технический организм уже не может оставаться классовым государством. Субъектом истории перестает быть тот или иной класс, им становится весь народ (Volk). «Революция справа» в этом смысле есть продолжение и завершение «революции слева», ибо именно она завершает становление бесклассового государства».
А.Руткевич считает необходимым выделить и то, что «начиная с Мёллера ван ден Брука, «гвельфы» отличались изрядной русофилией, а Достоевский у них вообще является одним из наиболее цитируемых авторов»
Третий проект – «одна из многочисленных небольших организаций, возглавляемая Эрнстом Никишем, дала ему наименование «национал-большевизм»». Наиболее же оригинальным мыслителем в этом проекте А. Руткевичем назван «формально не входивший ни в одну из групп Эрнст Юнгер» - «Целью(же ) всех этих групп была социалистическая революция, которая одновременно выступала как национальная».
«В «солдатском социализме» Юнгера и национал-большевизме Никиша прежнее общественное устройство отвергается полностью ... Обновление немецкого государства означает избавление не только от либерализма и парламентаризма …. Для возрождения Германии нужно истребить власть денег и деление на классы, необходимы плановая экономика, коллективизация сельского хозяйства и уничтожение юнкерского сословия. Все это – программа национальной революции. Ostorientierung означает здесь экономический и военный союз с Советской Россией.
По мнению А.Руткевича «эта социальная и техническая утопия, равно как и «тотальное» прочтение истории напоминают не столько консерватизм, сколько труды левых гегельянцев …. На место сообщества тут приходят тотальная мобилизация и планетарная техника. Исходный национализм сменяется универсальным образом всемирной революции и царства труда» …
Общую же особенность всех трех проектов А. Руткевич видит в том, что «все они объединяют немецких националистов, которые приходят к тому или иному наднациональному проекту: западная цивилизация и объединенная христианскими ценностями в империю Европа у «гибеллинов», конфедерация народов Центральной и Восточной Европы у «гвельфов» или универсализм царства рабочего в национал-большевизме». То есть мы имеем дело с интеллектуальным немецким бунтом против последствий проигранной войны, революции 1918 года и версальского приговора победителей войны. Отсюда подчёркиваемая А. Руткевичем локальная по времени и пространству актуальность КР ( «все проекты КР принадлежат исторической ситуации» ) . В качестве теоретических наследников КР в Германии он называет сторонников концепции индустриально-технического общества .Но их, «яростных противников любой плановой экономики» он считает уже не консерваторами, а «новыми правыми». Что касается других стран и, в частности, России, то А. Руткевич отмечает: «в России сегодня есть идеологи, прямо заимствующие основные лозунги КР – от автаркии и цезаризма («регулируемой демократии») до «национал-большевизма»». Но локальная по времени актуальность и здесь имеет, видимо, место. Революционный проект 1917 года, пущенный после Сталина на самотек и завершивший национальным позором девяностных-нулевых, ничуть не меньшим по масштабам версальско-веймаровского в Германии…Сугубо протестная реакция по типу германского интеллектуального бунта здесь просто неизбежна. Но Германия в отличии от России на статус государства-цивилизации явно не тянет и именно поэтому ее протест, при всем блеске его отдельных индивидуальных проявлений, увы, обречён на локализацию во времени и пространстве. У России же в принципе существует возможность вывести свой протест на уровень глобального проекта - глобальной консервативной революции. Но такая возможность может быть реализована, видимо, лишь тогда, когда история осуществлённой октябре 1917 года уникальной русской революции будет проанализирована на базе ценностных составляющих российской традиции- опосредована этой традицией. Именно в связи с подобной задачей и обостряется ,видимо, интерес к «возникшим на российской почве консервативным теориям и концепциям».