О социальной  инициативе  Оптиной  пустыни. Часть25. Гностический принцип дуальности и метафизика С. Кургиняна

Мобилизовав предвечную  тьму в качестве мифологической основы при толковании тех нерегулярностей, которые вынуждены были вводить  в  свои  теории  три  выдающихся исследователя бытия, С.  Кургинян не  мог не поставить под  сомнение  и христианские  представления о  природе зла. И  здесь   он предлагает своё  толкование проблемы теодиции  -  проблемы совместимости безусловной благости   Творца  и  очевидной несовершенности сотворённого  им мира. Она   была сформулирована лишь  в  начале  18  века-  Лейбницем, но  фактически разрешена    была  еще  в    4  веке  Василием Великим. Эта проблема, отсутствовавшая   в политеистических картинах мира, обнаружила  себя    именно в  монотеизме. В дохристианском монотеистическом иудаизме  с  его представлениями  об  одном   и единственном  Боге, эта проблема хотя  и  не формулировалась сколько-нибудь   внятно, но    фактически решалась  переносом источника зла на  конкретного человека.  То  есть ещё   тогда  зло рассматривалось не   как  сущность, а  как качество -   как  недостаток Добра,  как  его  отсутствие. Бог  совершенен,  человек  нет, но он  может совершенствоваться, руководствуясь   заданными Богом  заповедями. Христианство   усилило эту  схему до  абсолютно  безупречной, универсальной: Бог  не  только даёт заповеди, но  и  воздействует  на стремление  к совершенству личным  примером- стесняет  Себя, приносит  в жертву миру  собственного Сына. В  основе  этого  усиления лежит идея  Боговоплощения -  самая сложная из религиозных  идей. К  сожалению, С.  Кургинян не останавливает своего  внимания  на этих   особенностях христианства   и ,  судя  по  всему, антихристианский  мотив  в его   трактовке   проблемы теодиции не  является  случайным. Он   не  скрывает связи  анонсируемого им  мировоззрения и с  каббалой,   и с более  древними  "иудейскими традициями дуалистической космологии"  , подчёркивая,  что великой троице   исследователей, на которую он  ссылается, эта иудейская традиция  наверняка   была  известна.  То есть  для  него «есть не просто религиозная традиция, а традиция, сопрягаемая с пострелигиозными величайшими психологическими, социальными и физическими открытиями."

        Но  если  гностицизм ещё  можно воспринимать,  как вполне естественное  отклонение устремившегося в  христианство древнего, языческого    мира,  то  у  С. Кургиняна все, действительно, серьёзнее -  им  реализуются древнейшие  принципиальные   установки. Да,  они  не получили  господства  в  ортодоксальном   иудаизме,  но они  существовали -  переводили  зло   в разряд  сущностей онтологических, а значит  принципиально неустранимых. Из  чего  легко     можно  было  обосновать  абсолютность сложившихся  социальных  градаций,  а  значит,  господство  одних над  другими.  Христианство с его принципиальной, казалось бы, асоциальностью   покушалось именно на вечность, абсолютность, онтологичность, если  угодно, социального  разделения. В  этом, возможно, одна из главных причин 20-векового антагонизма христианства и  иудаизма.

   В  своих  оценках   христианского учения о  зле С. Кургинян   исходит, судя по всему, из  того,  что  в христианстве  долгое  время   безраздельно господствовало то,  что  он   называет   религиозно-либеральной традицией и  во  что он  закладывает  в общем-то  очень  вольное понимание  теодиции: "зло порождено благостью Бога, его стремлением дать человеку свободу воли, то есть возможность выбрать между добром и злом и даже уклониться в сторону зла.".   На  этом либеральном перетолковании и держится  по существу  утверждение С. Кургиняна,  что  20-ый  век,   фашизм, в  частности, с  его  запредельными бесчинством и насилием подвёл  к необходимости  " фундаментальной метафизической ревизии"- к отказу от универсальной  концепции религиозного либерализма.   Но  подобное утверждение трудно отнести к числу адекватных, поскольку именно  в основе фашизма  как раз и  лежит отказ от универсализма христианства, которым любой  человек, независимо от национальности, социального  положения, образования, совершенных им подвигов и проступков рассматривается прежде всего как человек. Фашизм обнуляет значимость всех  корпоративных характеристик человека.  Всех, кроме одной - национальной.  Пятый  пункт -  как  граница между человеком и  животным - отсюда  все  зверства. И не  сами эти зверства привели к отказу от универсальных  принципов христианства, как  считает С. Кургинян,  а  как раз  наоборот: отказ от последних в крайней форме - и потому зверства.  Понятно и  то,  что именно  на отказе  от универсального подхода  христианства прежде  всего  и держится идеологическая  сущность,  названная С. Кургиняном чёрной  метафизикой. И  красная  метафизика в  методологическом  отношении  в  целом ничем  не лучше. Тот же  отказ от христианского универсализма в   трактовке человека, но  только в  пользу опять-таки  одной корпоративной характеристики -  на  этот   раз  в пользу принадлежности к социальной группе, к классу.  В  идеологии Великой  русской революции  представление  о том,  что нравственное  начало в  человеке не универсально, а  классово,было  самым большим заблуждением , определившим   и  раскол на  красных - белых, и  все  зверства как гражданской   войны, так  и социалистического строительства, и жесточайшее преследование  Церкви, и  гибель советской  России, выстоявшей  в  войне  против практически   всей Европы,  но   бездарно  слинявшей за  три  десятилетия мирного  существования.

      Выстраивая  свою систему  мировоззрения, С.   Кургинян, таким  образом,   приходит  к  представлению  о  неизбежном   отказе  от " одной-единственной метафизики, основанной на теодиции как единственно возможном объяснении природы зла"  в пользу нескольких метафизик.   Более  того, по  его мнению, эти  иные  метафизики,   существовали  и раньше, но пребывали   в загоне и только  в  20-м веке  вышли на  авансцену -  оформились  политически. Что  и  подвело   итог многовековому  красно- черному противостоянию  (  хилиасты  и гностики),  имеющему глубочайшие -  онтологические  -  корни, восходящему  к  антагонистическому  противостоянию нормальной  и  черной  материи.  Что  оттеснило "елейный" христианский универсализм окончательно. 

     Но  итог  двадцатого   века   можно  представить  и  по-иному:  одноцветные   метафизики(  черная, красная, зеленая,  голубая -  любая ),  увы,  до  добра не  доводят; метафизические  крайности  еще  как-то  срабатывают на ограниченных пространствах и  отрезках  времени, в  ситуациях  войн, борьбы, в условиях, требующих мобилизации; христианский же универсализм  с его идеей самостеснения человека как  был, так и  остаётся единственной,  видимо, идеологией, способствующей  и борьбе, и  устойчивому мирному сосуществованию .

    Нельзя  не  отметить,  что  принцип  дуальности  бытия выдержан  у  С. Кургиняна     очень  последовательно  -  как воистину   универсальный  и  даже   абсолютный.                                 Он, скажем, признает наличие у русских
стремления к критической  самооценке, внутреннему  раскаянию -    называет  все  это принципом  самоумаления   и  связывает  его   с   русской духовно-религиозной   традицией.  То есть  фактически допускает  наличие некоторых  специфических  особенностей русской  цивилизации  и    решающую  роль  Православия в  ее формировании.   Более  того   ему ясно  и то, что  «никакой сверхмодерн, никакой новый Красный проект не будет построен на конфронтации с религией вообще и православием в особенности». Эмбрион  модели второго типа,  казалось бы, здесь очевиден.  Но  С. Кургинян   практически тут же     вводит в  действие свой   абсолютный принцип -  использует его в   уже приложении  к  конфессиям.  Он утверждает, что   есть  силы,  считающие  развитие  грехом, есть  считающие  благом -  обе  силы живут  и  сосуществуют  в  любой  конфессии. Красно-чёрное  расчленение   волевым  усилием  вводится, таким образом,  во  все,  надо полагать,  конфессии  -  понятия красный латинизм,   черный буддизм  и даже серо-буро-малиновое язычество  становятся нормальными, естественными.  А  собственно  метафизика  самой конфессии, следовательно,  отбрасывается,  как   устаревшая -  ничего  кроме столкновения и  борьбы  двух  сил  нет  и в  принципе  быть  не  может.  Всякие  там   цивилизационные  модели,  традиционализм  -  туда же.   Мало  нам   красно-белой  социальной свары,  теперь ещё появляется  и внутриконфессиональная. У С. Кургиняна  она названа  "внутриконфессиональным диалогом", "в котором есть место и контрмодерну, и модерну. А главное – и контрразвитию,и развитию."Дуальность в  этих   суждениях становится какой-то  зловещей, все  без исключения  охватывающей -  гностическая   дуальность выглядит на  этом  фоне детской  шалостью. Идеология предвечной  тьмы отработана   здесь С. Кургиняном по  исчерпывающей программе. И  все, в конце концов,  в  угоду бесконечному, свирепому,  устремлённому в  никуда развитию   по гиперболе.  Неизбежно становящемуся   развитием  ради развития  и убивающему, в конце концов,   субъект  развития -   земную  цивилизацию.

    Н.Данилевский,  видимо, одним  из первых  осознал гибельность  этого  гиперболизма  и  попытался развернуть  внимание  общества к    моделям скромным,  ограниченным, как  отдельная  индивидуальная жизнь, но  допускающим  бесконечное развитие, как   последовательность   сменяющих  друг  друга форм... Он  разрушил в  своих  построениях уже  обнаружившую себя  у  Маркса  паневропейскую систему   социальной эволюции  -  попытался оторвать  Россию от  Европы,  допустил ,  что она  может, совершенствуя  свою  традицию, развиваться  на  свой   манер. Это  у  него  важно ,  а  не конкретные  формы. Не  развитие  вообще, а развитие конкретного, самобытного  и  исключительного.

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ        АДМИНИСТРАТОРУ                   САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков