Шура,   где  ты ?...

                          (Повесть    в  двух   частях   с  эпилогом )

                                    Светлой   памяти  Леонида  Львовича Перчука

                        Часть  первая.   Репетиция   оркестра.

       В    те  дни,  а  речь   идет    о  середине  пятидесятых,  о тех  годах,  когда  великого  Путина     только  что  перевели  из  ясель  в  детский  садик,  а  родители  не менее  великого  Медведева  еще  даже  не  встретились  друг  с  другом,  такие  дома,  как  этот -   ограниченный  вход плюс   консьержка -   были  большой  редкостью   даже в  Москве. В  столице были,  конечно,  особые жилые  дома  -   отмеченные  мощными  заборами,  они  несли  на  себе  и  иные  следы того,  что  находятся   под  охраной. Этот же с  виду   был  дом  как  дом, что-то  вроде школы: пять  этажей,  шторки  на   окнах,   цветочки.  Можешь  без  риска  для  жизни    пройти  рядом,  но    войти   в  подъезд  -  не  тут-то  было…

     Герой  наш     жил  именно    в  таком   доме,  уютно  расположившемся   на Песчаной    улице,    в ста  метрах  от  метро «  Сокол»,  наискосок  от  Песчаных  бань  и  буквально  в    десяти-пятнадцати    шагах  от кладбищенской  ограды.  Автобусно-троллейбусный  круг тогда отсутствовал,   а  на  его  месте  еще  гнездились  ухоженные  могилки  Всехсвятского   кладбища. 

   Шура,  а  героя   звали  именно  так, рос   с  виду вполне  обычным  мальчиком  и  если    отличался   чем  от  других, то только  исключительным  прилежанием  в  учебе.  В  те    строгие  времена  мальчиков и девочек учили  порознь,   мальчиков   к  тому  же наголо  стригли      и только  с  шестого  класса   разрешали  носить  небольшой,  слегка  прикрывающий  лоб  чубчик. Писали   же  тогда  в  тетрадках  деревянными  перьевыми  ручками,   86-тым  перышком.   Успехи  же   учеников  еженедельно оценивали    двумя  отметками   в дневнике  -  за   поведение  и  за  прилежание.  Так  вот  Шура был   на редкость  прилежным  учеником   и  лишь  в  восьмом  классе  начал  постепенно  отказываться  от  заложенной  еще  в  первые  школьные дни(  где-то  на  улице  Машиностроения, где  стояла тогда   мужская  школа  под  номером 461)     манеры  поведения  на  уроке: прямая  спина,   глаза  устремлены  на  учителя,  руки на  парте,  одна  на  другой,  правая,  при  желании  ответить  на  вопрос  учителя, может  быть поднята  и  держится при  этом  строго  вертикально,  локоть  не  отрывается  от  парты.  Шура,  можно  сказать,  стоически бился  за  незыблемость этой  манеры  поведения  на  уроке.   Даже  тогда,  когда    во  втором  классе  на  парте  за ним  воссел  волоокий разбитной  Клындюк.  Он  сразу    попытался  вырвать  Шуру   из сверхприлежного  состояния,  для  чего изо дня  в  день,  из  урока  в  урок вытирал  перо  своей  ручки о  Шурины  уши.  Шура  терпел долго  и  лишь  через  полгода    объяснил  родителям  причину  фиолетового  оттенка  своих  ушей.

  Была  у  Шуры  и  еще  одна  отличительная  черта, в общем-то  связанная   с первой  -  он  сторонился  шумных  детских  игр, уклонялся  от  драк  и   от участия  в  проказах. Ему почему-то нравилось  читать  книги.   И  еще  он  с  удовольствием  посещал  музыкальную  школу  и   без  всякого  принуждения   выполнял  все  нудные   домашние  задания. Что-то  всегда  играл  на  школьных  сборах  и  вечерах,  но  активности  особой    в  делах общественных  не  проявлял. Пионером был  примерным (галстук  всегда  выглажен  и  концы  его  не обкусаны),  носил   даже  две  лычки  на  рукаве (член  совета  отряда ). Оказался  совершенно   незаменимым  в  марте  1953  года,  когда  умер  Сталин,  и  во  всех  школах  страны  около  бюста  вождя    застыли  пионеры.  Никто,  кроме   Шуры,  не  мог столь  долго -  не  шевелясь,   с прямой  спиной  и   с вскинутой   рукой  пионерского  приветствия -  нести  скорбную  вахту.

         Может  показаться,  что  Шура был   прирожденным  занудой,  хилым,  квелым   флегматиком,  лишенным  уже  с детства,    и  окончательно,    всякого  интереса  и  даже  вкуса  к  жизни.  Но  это  было  не  так.  И  те,  кто  за ним  наблюдал  внимательно,  не  могли   не  заметить    некоторых  странностей его  поведения,   которые     проявились    уже  в  самом  начале девятого  класса.

Во- первых,   он    убрал  локти   со  стола  -  последним,  между  прочим,  в  своем  классе.   Он перестал  сверлить  учителя  взглядом  и  даже  позволял  себе  иногда страшную  вольность.  Нет,    он   пока  еще   не поворачивался,  как это  делали   все, на      сто  восемьдесят   к соседкам,  сидящим  сзади. Он  поворачивал  лишь  свою голову   на  девяносто и,  добирая еще  девяносто  поворотом  глаз,  вел   беседу.

   Эти   дерзости  не  остались незамеченными,  но на, так  сказать,  рейтинг,  Шуры   в  школьных  рядах  никак  не  повлияли.  Общественное  мнение  его  по-прежнему  не  ставило  ни  в  грош   и    относилось  к  нему,  как  к  неизбежному   злу -  ведь  нужен же  в  школе  хотя  бы  один кондовый  отличник-старшеклассник.

   Однако  в  конце   сентября   один  за  другим   произошли  два   события,  которые  не  только  резко  изменили  общественное  мнение,   но  и  вошли  в   анналы.  И  сейчас,  спустя  полвека  в  этой  странной   школе  на  Чапаевском  переулке,  которая  когда-то  была   гимназией,  затем  первой школой  ВВС,  потом  третьей  немецкой   спецшколой,  а  нынче  носит    скучное название    «школа номер  1249»,  кто-нибудь,  сославшись на бабушку  или  дедушку,  непременно напомнит « А  вот, говорят,  что  когда-то…»

    А  произошло  пятьдесят  лет  тому  назад  в теплый   сентябрьский  день  следующее.  На   уроке  физкультуры,   который  шел  в  парке,  что  напротив  школы,  Шура  метнул 750-граммовую гранату  на  53  метра.  Ее,  гранату,   тогда   еле  нашли.  Одноклассники, самые накаченные  из  которых   едва   добрасывали   до  сорока,   лишились  дара   речи. Пораженный  Луканичев, преподаватель,   подошел,  пожал   Шуре руку  и  зачем- то  пощупал  бицепс,  который,  между  прочим,  отсутствовал напрочь.  Но  самое главное  произошло в  школе,  когда буквально  на  следующей   перемене   к Шуре подлетел  Игорь-художник,   мощный  атлет  из  параллельного  класса  и  рекордсмен школы   по  метанию  гранаты  -  55 метров.  Он   хватанул  своим  кулачищем  по   учительскому  столу  и  прокричал: «Не  верю!»  Так,  наверное,  Станиславский  кричал  на  Немировича- Данченко,  когда последний  отпрашивался   у  него  в  библиотеку,  а столик в  « Славянском   базаре» - на  двоих  с Ольгой  Леонардовной -      был   уже заказан…

  Игорь  категорически  потребовал  доказательств:

  -  Сегодня,    сразу   же   после  уроков  и  метнем в  присутствии  свидетелей, -  отрезал    он…

        Разбег  у  Игоря  был  метров  15,    и  граната  опустилась  за   его  же  рекордом -  в  районе  57-ми.  Шура,  можно  сказать,   бросал  без  разбега:  сделал  два  шага,  откинулся  с  вытянутой  за  спину рукой и  резко  выбросил  ее  вперед. Он   проиграл  Игорю  всего  метр.  И то только  потому,  что его  граната  в  полете    слегка  зацепила  ствол   сосны.

       Школа  на  несколько  дней    тревожно  замерла. Все  это  воспринималось  как  чудо.  Этот худосочный  субъект  без  бицепсов,  эта    общеизвестная зануда,  которая в  свои  пятнадцать  лет   не  только    знала  о  теории   относительности,   но   и   очень  складно   могла   рассуждать   о  ней,  фактически   вырвала  титул  сильнейшего   метателя   школы(  о  сосне,  естественно,  стало  известно  всем ).  И  у  кого  -  у  самого  Игоря.  Школа,  я повторяю,  на    несколько дней замерла.  Высокомерные  десятиклассницы  специально    переносили  свои  прогулки  по  коридорам  на  третий  этаж,  где  находился  Шурин 9 «Б»,  чтобы хоть  мельком   глянуть  на  героя.  Преподаватель  химии,  который   недолюбливал   Шуру  за  слишком  уж  большую  любовь  к  физике  и не   упускал   случая  продемонстрировать  это  -   придираясь  к   орфографическим   и  синтаксическим  ошибкам, он  ставил  обычно Шуре     за письменные  работы   четверки.  Шура  писал  абсолютно  грамотно  только  на  уроках  литературы,  и позволял  себе  расслабляться  на  всех  остальных.  Так  вот  строжайший  из  строгих  Виктор  Лаврентьевич  Трякин  поставил  Шуре  в  эти дни  пятерку,  хотя  слово  повидимому    Шура  написал через  дефис,  а      его в  те  времена,  как  и попрежнему,  попустому,  полагалось  писать    слитно.  Так  вот,  химик     ошибку исправил,  но  пятерку   тем  не менее   поставил.

   Ну  и  совсем  уж    изнемогали         пацаны -  бройлеры  из  5-6-х  классов.  Они  при  появлении   Шуры  просто  замирали,   как  кролики,  и,  не  отрывая  от героя  взгляда,  провожали  его  глазами.

   Сам  же   Шура  в  эти  дни  не  расставался  с  выражением  легкого   недоумения на  лице  -  а  что  это  вы  все  так  всполошились… Словно  обдумывал,  что  бы  ему     отчебучить еще.  Такое,  что    и  в  самом  деле    достойно изумления…

И   спустя  буквально      несколько  дней  он  вновь   вызвал,   и на  этот  раз  совершенно  колоссальную,  волну    общественного  интереса  к  себе. 

    Случилось  это  в  конце  сентября,  на  первом  школьном  вечере. Тогда  не  было      дискотек- картотек   и  прочей   современной муры, и  танцевали   на  школьных  вечерах  исключительно   под  пластинки  и  только  парами.  И   существовала   изуверская  процедура   приглашения  на   танец.  В  школе  было  всего  лишь  два  или  три    юноши,  из  числа  самых отчаянных,  которые  позволяли  себе  рассекать  эту  роскошь:  нагло   перед  глазами  всей  школы  пройти  через    актовый  зал  и   пригласить  барышню  на  танец.   Но и это     были  приглашения  исключительно  на   медленное переступание ногами  под «Скажите  девушки  подружке   вашей»,   которое почему-то называлось  танго.  Что  касается  второго  популярного   ритма   -  фокстрота,  то   на  него  молодцов - охотников   в  школе   и вовсе  не  было  И  хотя   время  от  времени   ставили  пластику  с  популярнейшим  в  то  время  фоксом  «Мишка,  Мишка,  где  твоя   улыбка»,  танцевали  под нее  только  девичьи  пары.

   Так  вот  первый  школьный  вечер  1956-1957   учебного  года  оказался    под  угрозой    срыва  -  пропал  проигрыватель,   принесенный    кем-то из  дома,  и   танцевать  было  не под  что.  Поиски  проигрывателя  не к  чему  не   привели,     поскольку    одновременно  пропал и  тот,  кто  его  принес. Все  напряженно  глянули  -   сначала  на  стоящий  в  углу   рояль, потом   на  Шуру.   Конечно,  было  ясно,  что  от Шуры  ничего,  кроме  какого-нибудь «Турецкого  марша»      или  «Меланхолического  вальса», и  известных-то     всем  в  школе  благодаря  Шуре,  ожидать   было  нельзя…

     «Но    ты  хоть  это,   хоть  это  сыграй,  раз  собрались» …    Шура   прочел   эту  всеобщую  мольбу в  устремленных  на  него  взглядах       и  смиренно  подошел   к  роялю.  Он начал  перебирать   клавиши  и  в  этом  переборе   каждое  чуткое  ухо  уже  слышало  и   турецкий   вальс  и   меланхолический  марш.  Все  сгрудились    вокруг  рояля,  но  по  негласным  правилам,    совершенно  невероятным для  диких сегодняшних дней  и  совершенно  естественным  для светлых  дней  тогдашних,   рядом с Шурой  оказались  две  главные школьные   красавицы- десятиклассницы.  Толпа  молодежи  в  те дни   была еще прозрачна  для  красавиц – она  самопроизвольно   расступалась   пред  ними. Красавицы   так  и стояли:  справа  от  Шуры,    туманная  как  голубь под  карнизом,    утонченная аристократка Нина  Кондратьева,  а     слева  -  лазуреглазая  Оля  Стороженко.  И   Шура    вдруг обратился  к  Оле   с  вопросом,  которого  от  него  никто  не  ожидал :

  - А  у  Вас   есть  любимая   мелодия?..

   Она   ему  ничего  не  ответила  -  лишь  напела  всего  четыре  такта: « па-пара-па-па»…  Никто,  конечно,  ничего,  не  понял.  Но   великий  Шура  ухитрился поймать  мелодию.  И тут  же  исполнил  десятиминутную   импровизацию   на   ее   тему.

   Современному   молодому  человеку   очень  трудно  объяснить,  что  значила  тогда   «Серенада  солнечной   долины»  и  ее  коронка  «Падн  ми   бой», которая   пропевалась  всей просвещенной  молодежью исключительно  как    «пабли  бой».    Шура,    оказалось,  не  просто  знал  эту  мелодию  -  он  десять минут  импровизировал   на  эту   тему.  И   так  импровизировал,  что даже   старик-математик  Сан  Саныч  Цимбалов,  которого    партбюро   приставило  наблюдать   за  порядком  на    этом вечере,  кряхтя,  поднялся  со  своего  места  и проковылял   к  роялю.   Вот  какая  это  была   импровизация!..
           Надо  ли  говорить  о    том,  что    обреченный  было  вечер   стал  событием,  и  о  нем  вспоминали  потом   даже   те,   кто  в  тот   год  пришел        в  школу  на  Чапаевском  переулке первоклассником.

 Надо  ли  говорить  о  том,  что  весь  тот  вечер   школа  танцевала  под импровизации   Шуры.

   Каждый  раз,  когда   заканчивался   очередной  танец,   все  собирались у  рояля и  осторожно,  чтобы   не  спугнуть  вдохновения  маэстро,  начинали  высказываться  о  теме следующего   танца…

 Надо  ли  говорить  о  том, что Шура   слышал   тогда один   только     голос,  что  спецшкола  номер  три    на  Чапаевском  переулке  танцевала  в  тот сентябрьский  вечер  1956  года   под  любимые мелодии   Оли  Стороженко…

   Самое   же  интересное  началось потом.  Конечно,    граната,  выпущенная  из  Шуриной  катапульты, произвела  впечатление  на  общество -      сила,   даже  в безмускульном    варианте,  в  этой   школе  ценилась    так  же,   как и в  любой  другой.  И  тем  не  менее  даже  в  те не  очень-то  благоустроенные  времена  физическая сила   абсолютной  власти  среди   подростков  и  юношей   не  имела. Да,   Шурина  граната  впечатляла,  но  она  не  покушалась   на  устои,   на  мироустроение.     Но  совсем  другое  дело,  когда  ты     садишься   за  рояль  и  через  него  обретаешь  власть  над   абсолютным   -  над   самыми  красивыми  десятиклассницами.  Здесь  уже  была  явная попытка  подчинить себе  бытие.  И  школа,  конечно  же,  напряглась. Ее  затрясло.

   Те  из  ныне живых,  кто   находился  тогда  в   стенах  этой  школы,    несомненно  подтвердят,  как  повсеместно    и   почти  во  всем  стало  чувствоваться   то    напряжение  и  трясение…

    Ничто   того  не предвещало  и  не  могло  предвещать, но Таисия Максимовна, главный  биолог  школы  и  по  совместительству ее  бессменный   партсекретарь,   вдруг  с  поличным,  тепленьким,   берет    на  месте  курения Толика  по  кличке  Пропеллер (  его  отец  работал  на  30 –м  авиационном   заводе).

  -  Кто продал, блин, - перебирал  посиневшими  губами   потрясенный  Пропеллер, утративший   на  миг   способность  выговаривать  свое  любимое  ругательство  и  не  подозревавший,  естественно,   тогда,  чем    обернется   для  страны спустя  десятилетия эта его  оговорка, эта  его вынужденная  немота …  -  Я  с  четвертого  класса курю,  меня   сама  Янина Ивановна  в  144-ой   взять  не  могла.  Кто,  спрашиваю…

   Курящие и  некурящие девятиклассники напряженно  молчали.   И  если   не  понимали,  то  определенно чувствовали:  что-то  сдернулось,  и  навсегда, в  уютном  школьном  равновесии... 

  Не  пройдет  и   недели  после  конфузии  Пропеллера, и   любимец  богов Борька,   великий  футболист      из  Шуриного  класса   как-то  совсем   уж  по-дурацки  спрячется    во  время  репетиции…    

 Их  комсорг  Захват    специально   и  упорно  тренировал  на переменах   класс. «Химик  идет»,  -  кричал  он  и  отводил    десять   секунд на  то,  чтобы  оставшиеся  на  перемену  в  классе,  а  покидали класс только  девочки  и  Шура,  разместились  под  массивными,  наглухо  закрытыми    с  трех  сторон     ученическими  столами.  И   все  всегда  сходило  с  рук.   Если     тревога  была  не  ложной,  то  их классный  руководитель, химик, входил   в  класс, прогуливался   между  рядами столов,  поводил  носом,  показывая  замеревшему  у  стола  Захвату,  что он   не  просто   чувствует,  а видит столб  пыли, зависший  в  воздухе,  но  ни  разу  так  и  не  заглянул  ни  под  один   стол.  Только  позже  им  станет  ясно,  что он  прекрасно  понимал,  где  находится сейчас   вся  мужская  половина вверенного  ему  класса,  и   не  спешил  заглядывать  под  столы      исключительно  из  деликатности.    А  тут  Борька  зачем-то  залез  в  стенной  шкаф.  Точнее  понятно  зачем.  Он  дернулся  под один  стол  -  битком, под  другой  -  то же  самое  и  с отчаяния ( десять  секунд  были на  исходе)  полез  в  шкаф,  да  еще  дверь   не до конца  прикрыл. Виктор  Лаврентьевич   Борьку  из  шкафа  извлек,  и  вся   пыль,   висевшая  в  воздухе,    тут  же  осела  на Борькины плечи.    Потом  было     комсомольское  собрание,  где  с  Борьки  снимали  стружку   и  требовали,  чтобы   он  назвал  сообщников.  Снимал  и  требовал, собственно,   один   классный  руководитель.     Народ  же  безмолвствовал.  Даже  девочки  -  потому что  знали  о  суровом  нраве  Захвата и  очень  серьезно  отнеслись  к  брошенному  комсоргом  в  их  сторону  недвусмысленному  взгляду: « испепелю,  если  кто  пикнет».

   Едва   успеют  затихнуть  страсти  по  Борьке,  как   девятиклассница  Л. возьмет  да  и    вмажет девятикласснику Т.    по  физиономии… А  когда  Т.  приведут  в  чувства, то  набежавшие   учителя   быстро установят,  что  Т.  интриговал  против Л.,  пытаясь  рассорить  девочку  с  ее  сердечным  другом  …  И   снова   будет  собрано  комсомольское  собрание.  И  класс   с  хрустом  разломится   пополам,    так  и оставив    девятиклассницу   Л.    один  на  один   с этим  мучительным  вопросом  «Бить  или   не  бить»…  Собрание   будет  иметь  вполне сюрреалистическое  продолжение:  всем классом,  включая самого  Шуру,  который неожиданно  для  всех не    только решительно  поддержит  партию  экстремистов (  бить! ), но  и  возглавит ее,   они отправятся  в  только  что  открывшийся  кинотеатр  «  Сокол»  смотреть   не  что-нибудь - « Разные  судьбы»…

     Все   это  и  многое  другое   недвусмысленно  указывало:   школа  вступила  в   полосу   неустойчивого,  а  может  быть,  даже    неравновесного  состояния -  турбулентности, как бы   сегодня  сказали.  Конечно,  всегда  найдутся   рациональные  зануды,  которые  будут  утверждать,  что  ничего  примечательного  в этих  событиях  нет  -  обычные  случайности. Но   мы –то  с вами   чувствуем  -  уже чувствуем  -   что  гдe-где,   а  здесь   никаких  случайностей  нет  и  быть  не  может.  Здесь   зашевелилась  судьба.    И   с минуты  на минуту   это  станет  ясным   даже   самым  постным рационалистам.

   До  того,  как стать немецкой, эта  школа,  как  вы уже  знаете,  была  военной. И  естественно  в ней    существовал   духовой  оркестр.  Военные из  школы ушли,  ушли  почти   с  той же обреченностью,  с  которой  они  уходят  из  города  в  одной  известной   пьесе.  Инструмент   же,  понятное  дело, остался.  Зацепился за него  и  специалист -  почти  на общественных началах он сколотил  из  пятиклассников оркестрик и  начал  натаскивать  их.     Репетировали  в   помещении  восьмого   класса -  на  первом  этаже,  в  крыле,  где  физкультурный  зал...

   И  вот,  буквально   пара  дней   прошла  после  посещения   кинотеатра…  Шла    обычная     школьная  перемена.  Весь Шурин класс,  словно  опровергая   поспешный  вывод  о  разных  судьбах,  сгрудился  около  доски и  внимал   -  Шура  показывал,  как   решать заданную  на  дом  задачу     из  стереометрии. Он  единственный сумел распутать очередной  хитроумный  замысел Сан Саныча…  В  это  время  в  класс  и  ворвался Пропеллер, который  на  дух  не переносил  в  математике  все,  что  торчало  из  плоскости  и  не  умещалось в четыре  арифметические    действия.

  -  Восьмые  ключ подобрали,  -   рухнул  на  стул  Пропеллер.

    Через  три  секунды  у  доски  в  9 « Б»  стояли  только  девочки. Мужская  же  часть класса    неслась  по  коридорам,   молча  и   сосредоточено.  С третьего   на  первый  -  от  химкабинета   к  физкультурному  залу. В  передовой   части   группы  покачивалась  голова Шуры.

   Шура,  как  уже  известно,  ребячьи  шалости   не  любил,  а  коллективные,  можно  сказать,  ненавидел.  Но  сегодня  он  возглавил  группу,  которая   неслась    навстречу  может  быть  самой  грандиозной   шалости в  истории школы  на  Чапаевском  переулке -  самой  масштабной   нерегулярности    в ее истории. 

  В  том,  что девятый  «Б»   так    легко  и  главное  дружно  соскочил  с  очередной  задачи  Сан  Санына -  с  очередной  его   попытки  убедить своих  учеников  в  том,  что  судьба  у  них  все-таки  одна -   и   сорвался   в   марш-бросок  по школьным  коридорам,   ничего  загадочного  не   было.  Даже  свирепый  нрав  Цимбалова,  его    привычка размазывать по  стене  любого,  кто  посмеет  не  решить  заданную    задачу  и  будет  пойман  на  этом,  не  могли  остановить  девятиклассников.  Потому  что  влетевший  в  класс  Пропеллер  протрубил     о  том,    о  чем  весь  прошлый  год   они  мечтали сильно,  страстно  и  безнадежно…

    Это  они  в  прошлом  году  были восьмыми  и  располагались  в  том  загадочном  классе  рядом  с  физкультурным  залом.  Это они целый   год  ежедневно,  даже  в воскресные  дни  и на  каникулах, икали  возможность  легально  проникнуть  в   стенные  шкафы,  где   хранился  духовой  инструмент, и  дать  ему   свою   путевку   в  жизнь. Искали, и  не находили. Они  собирали  даже  закрытое  (  для  девочек)  комсомольское  собрание,  куда   с  правом  решающего голоса была    приглашена   вся  несоюзная  молодежь класса -  эти засидевшиеся  в пионерах   Пропеллер, Волк  и    верткий Валера Мозговой,   по  кличке   Ртуть, бессменный   чемпион  Москвы  по  боксу  среди  юношей,  выигравший  по  очкам все  бои,  в  которых  участвовал, только  потому,  что     ни  одному  противнику  пока   не  удавалось    попасть  по  нему.  Присутствовали   там  и  два  удальца      из   младших   классов.  Они   когда-то   запутались  в  сетях  Цимбалова  и  были    отправлены  на  повторный  круг  -  школьное  начальство,       увы,  так  и  не  приняло  во  внимание  их  нетривиальных  заслуг  перед  коллективом…    Но    в  « 9Б» их  по-прежнему  считали  своими,   их  по-прежнему   уважали   за  лихую  удаль и  фантастическое   владение  техникой   шкоды.     Это  на  том    закрытом  собрании  комсорг  Захват  сказал,  что мы  не оставим  свою мечту  и  пусть    все  выйдем  из     школы  без  аттестатов,  но  мы  сыгранем  наш « пабли  бой»  на  этом   инструменте... 

     И  вот   теперь,  восьмые    нагло пленили  их  мечту.  И   девятый  «Б»      мчался   с  третьего  этажа  на  первый,   чтобы   восстановить  справедливость…

    Но   восьмые,  как оказалось, были  не  при чем   - просто руководитель  оркестра  после  репетиции забыл  запереть  стенной  шкаф.  И восьмые  уж  достали  инструмент  и  уже   примеривались к  нему  своим  неумелыми  губами… Комсорг  Захват, влетевший  в  класс первым,  так  и  сказал  тогда   восьмым -    «которые  тут  временные  -  слазь !».   Грозен  был  Захват,  грозную  энергию  излучала стоявшая   за  ним  толпа  девятиклассников,   и  восьмые  не  посмели  перечить,  хотя  и  среди  них  были  сорванцы    очень высоких  категорий.  Они послушно   оставили  позиции  и  откочевали  в  коридор -  в  боевое  охранение  репетиции,  готовой    начаться  с минуту на  минуту.

 -  Прошу, маэстро,  - сказал  Захват,  как только последний из восьмых  покинул территорию  оркестра.  И  протянул свою   длань    в  сторону  Шуры.

  Вы  думаете, Шура     вознес  руки, вы думаете   он успокоил рвущихся  в  бой  мастеров ….. Не  тут-то  было.  Шура   повел  себя  совершенно  непредсказуемо, показав,   что  и  граната,  и та   фортепьянная   импровизация  на  вечере  были  отнюдь  не  случайностью,  а   первыми  раскатами  пробуждающегося   вулкана...

   Едва  только  Захват  произнес  свою  фразу,  Шура, прыжком  кенгуру  перемахнув  стол,  метнулся  к  шкафу,  раскрыл  дверцы  и  выхватил  оттуда   свою  мечту  -  тромбон.    И  это  в общем-то   было  понятно  -  кто   из  нормальных людей  в  пятнадцать-то  лет  откажется  сыграть  именно   на  тромбоне,  если   такая   возможность  вдруг  подвернулась.

     До  пятницы,    до  очередной   репетиции,  у  них   было  три  дня.  Пока  делили   инструмент,  Захват,  с  трубой  геликоном  через  плечо,  вышел  в  коридор  и провел  переговоры  с  восьмыми.

 -  На  каждую  перемену  от  ваших  в  оркестр  включаются  трое.  Остальные  - на  атасе.  Чем  лучше    организуете    охранение,  тем  больше  ваших     сыграет… 

      И  восьмые   не  подкачали.  Три  дня  исполнялось  это   четырнадцатичастное(  по  числу  перемен) «болеро   Равеля»   на  тему  из  «Серенады   солнечной  долины».

 «Пабли бой, о  читанога- чуча»  высвистывал  на  тромбоне  Шура,  колоссальным  усилием   воли  и  воображения  заталкивая  этот    изысканный     мотив  в  прямолинейный    ритм   равелевского   болеро…   И  двадцать  один  музыкант   подхватывали,  кто  как   мог, это  страстный  призыв   тромбона,  вкладывая    в   извлекаемые    звуки    всю  мощь   своих  молодых  легких,  выражая  в  них свое    бешенное  желание   одним  махом,  одним  движением   души   и  дыхательных  мышц  схватить  и удержать    все премудрости  сольфеджио.

     У  Шуры   был  абсолютный    музыкальный   слух. Но  еще  более  абсолютной   была  его  музыкальная    память.  Еще  в  десятилетнем  возрасте, у него    обнаружилась эта способность  записывать    в  нотах мелодию со  слуха.  Он  мог  воспроизвести на  бумаге    даже  прослушанную    симфонию.  Он ее помнил,  запоминал  с  первого раза,  и ему  ничего  не  стоило потом    расписать    ее на  нотной   бумаге  по- инструментно.

    Увы,  Шурина   судьба   развернулась  на  площадях,   весьма   далеких  от  музыки,   а  иначе  был  бы   у  России,  непременно     был,   свой  Моцарт...

  Музыкальная   шкатулка   Шуры  хранила  всё…   Она    стала     причиной   его  страданий,  когда  вокально-инструментальные  ансамбли   начали  плодиться  со  скоростью болезнетворных  бацилл  во  время    эпидемии - когда   под  каждым   кустом,   каждый     дуролом  готов  был развернуть  свой   оркестр.   Шура, чтобы   не   громыхнуть  в  Белые  столбы,  вынужден  был   тогда  заказать     беруши   особой  непроницаемости   …

     Но  именно   благодаря  его  уникальному  дару   и  сохранилась  в   его   башке  запись  той  14-частной   импровизации   1956   года.  И  потом,    встречаясь  со  школьными  друзьями, он  утверждал  (  и  подтверждал   цитатами ),  что  тогда,  той  осенью,   как  раз  в      те  дни,    когда   началась  буза  в  Будапеште,  всего  в десяти   шагах  от   физкультурного   зала   3-ей  спецшколы,   что  на  Чапаевском,  родилась    целая   музыкальная    эпоха... 

  - Все   ритмы  и   стили   второй  половины   20  века  заложены  были  тогда      нами,  -  утверждал    Шура. - И  случилось  это    потому,  что  мы   первыми  повисли  на    сладостном  слове  свобода.  Это  именно  в   нас   отчетливо    сошлись  в  те  дни   свободное   музыкальное  мышление  и  техника   владения   инструментом, полностью  освобожденная  от  занудства правил.      И  результат  не  заставил  себя  ждать…

  -  Помните  вот  это  место,  Андрюха Кириллов   на  кларнете   ….  Это  же  твист,  еще не родившийся твист...

 - А  Володька   Ильин  вот  здесь  на волторне,   слышите,-  битлам  еще  предстоит  сочинить   свой «уес-то-дэй»,  а   он  уже тогда, в  принципе,  мог  положить  эту  мелодию  на  ноты.

  - А    что  делает   Вовка Волков   на  тубе. Прислушайтесь, поймайте  внутренний ритм его  клавишного перебора-перестука   и  вам  станет  понятно,  с  кого  начался  в  России  и  на  шарике   рэп.  А  как  ему  подтанцовывает     Алик  Капустин  на   бас  геликоне -  заслушаешься…

  -  Или  здесь у Вовы Лубяны…  Разве   можно   не    заметить,   что  в  бессмертной  партии  его  контрфагота   уже заложены   и  все  тяжести,  и   все  увечия    грядущего  рока…   Это    очевидно  для  каждого,  способного  отличить  соль от  ми…   Как  и  то,  что БГ   уже   тогда   должен   был  затихнуть  и  не  возникать…Потому  что  в    партии  баяна…. 

 - Да,  там  звучал  и баян  - его приволок   на  следующий день  презрительно взиравший  на  все  духовое    Юра  Борисов  - доставшийся  ему  при  дележе альтовый корнет  он   сдал  восьмым. Так  вот  в  этом   подпевании баяна,  гармонично  вписавшемся  в  вакханалию  духовых,    БГ  был   уже  и создан,  и переосмыслен, и  низвергнут…

    -    Филиппка    же  Киркорова  наш  Валера  Поливанов  сделал  еще  тогда  -    на   простой  флейте…

      -  Про  трубу     Игоря  Тер- Аракеляна  и   упоминать  как-то  неудобно.  Пусть  наследники  Шнитке,  пусть    почитатели  Софьи    Губайдулиной   сами    скажут,     кто    сыграл  для     их  кумиров  роль   камертона  в их   отчаянных поисках  музыкального  смысла …

   -  А  что  вытворял  Валера  Суриков  на альт- саксофоне …  Вы знаете,  конечно,     это  изящное  место у  Макаревича,  выстроенное на  чисто  формальной   замене   диезов  на  бемоли   и  положившее  начало   целому  направлению в  попсовой  музыке …Так  эту инверсию  именно  Валера   впервые  и   предложил.  Не  ведая,  между  прочим,   ни  о  бемолях, ни  тем  более  о     диезах.

- Мрачноватый,  уже  тогда  озабоченный  содержанием  своей  докторской  диссертации,  Толик  Смирнов  в  том  болеро и  раскрылся   впервые  как  тонкий лирик  и    идеалист…Когда  сквозь  какофонию   рождавшихся   стилей  грядущего  упорно,  как  бурлак    баржу,   тянул, проталкивал на  своем  английском  рожке   любимую  бэсамэмучу. 

  - И  уж  совсем  мрачный  Вадик  Калинин    -  КВН..    Он  и  из  самого  упадочнического    духового    инструмента  -   флюгельгорна -  исхитрялся   извлекать  что-то  очень  жизнеутверждающее…  Я  не   могу  определить эту   популярную  мелодию  -    увы,  я   пока  не  знаю  ее.  Она, видимо,  еще  не  сочинена  -  ей  еще  только  предстоит   родиться…

- Толик  Богомолов  в  день  дележа,  во   вторник    отсутствовал  и  в среду    был вынужден    использовать   тот  инструмент, что  был  доступен    -  свой  ученический  стол.  Так  вы  думаете,  он  подкачал…  Думаете,  его  не  захватил  общий творческий   порыв,  и  он   остался  не  в  теме?…  Ничего подобного. Прислушайтесь,  что    выстукивает  он здесь на  своем   столе…  Угадали?.  Да, это она  -  летка-енка.  А  до  ее  появления  в  эфире   еще  целых  десять  лет…

 - А вот  и  еще   двое  безлошадных.  Боря  Кузьмин,  будущий  заслуженный  мастер  спорта,  дважды   чемпион  Европы  по  гребле,  не ставший  олимпийским  чемпионом в  Токио  только  потому,  что  его    экипаж   преднамеренно  вырубили   -  опоили  кока-колой, тогда еще  несовместимой с  русским  желудком.     Пока же   на этой  репетиции он  -   человек   без  инструмента.   Слишком  уж  велик  (  около  2 -х метров)  и  слишком  уж   интеллигентен,    чтобы   биться за  инструмент.    Его,  как  и   небольшого  росточком  Мишку  Фонченко,   оттеснили.   Они   с  пустыми   руками- стоят  и  выстукивают друг другу в  ладошки.  В  одном  почти  два,    в  другом    чуть   больше  полутора.  А какая   сказочная  мелодия…  Узнаете?..  Да, да,  Булату  ее  еще  предстоит  сочинить…

 -  И  наконец,   партия   великого  Сани  Холодилова,    нашего  Гайзенберга,  неисправимого   троечника  с  первого по   девятый  и  самого  блестящего  выпускника  1958  года: без  репетиторов,   без  медалей, с  тройками  в  аттестате   наперевес он  сумел пробить укрепления  самого  престижного  в  те  времена  вуза  -  физтеха  на Долгопрудной.  Он  и  тогда,   на  той   репетиции   демонстрировал  невиданную  удаль,  нечеловеческий полет воображения.  Только  в лепешку оттоптанное   медведем  ухо  не  услышит  в  той  партии,  что  он сделал  на  своем   бас кларнете, «Баньку»  Высоцкого…

   А   что  же  девочки  9  « Б».   Они       так  и  остались  наедине  с нерешенной   задачей  и  стали   легкой  добычей  Цымбалова.  Сан  Саныч  очень  не  любил,  когда не  решали  предложенные  им  задачи.  Но  еще  больше  он  не  любил,  когда  их  решали.  И  Шура  был   его наипервейшим  врагом,  поскольку  ухитрялся  решать  все…  Войдя  в  класс   и  увидев   за  партами  одних  девочек, Цымбалов,  конечно  же, решил отыграться на  этом  проклятом   классе,  справлявшемся     даже с   тем,    перед  чем   пасовали  десятые..  

Сан  Саныч   уже  успел  вышибить  за  дверь  с  двойкой     их  первую математичку  Лору  Котлову,  которая    посмела  заявить,  что  задача  не  решается в  принципе.  Он  уже поставил  единицу  отличнице  и  члену  школьного  бюро  Лере  Петровой,  которая  и  вовсе  отказалась  выходить  к  доске,  заявив,  что  она  не  пойдет,  и  все  тут.  Он  готов    уже  был приступить  к  следующей  жертве,  когда  распахнулась  дверь,  и   на  пороге  появились мужчины.

   -  Извините,    Сан  Саныч,   -  сказал  Шура,  - нас  задержали  в  пути  неотложные дела,  но  мы   все-таки  добыли  решение… 

  С  этими  словами  Шура  подошел  к  доске  и  провел  на  чертеже   одну  линию.

   - Согласитесь,   Лора  права,  без  этой  биссектрисы  задача, и  вправду, не  имеет  решения…

     И тут же  в  течение   20  секунд   вычертил  искомый   результат.

  Сан  Санычу  деваться   было  некуда..  Он  исправил  Лерин  кол в  журнале  на  четверку,  подошел  к  двери  и,  чуть приоткрыв ее,  позвал  Лору:

    - Ну  ладно,  заходи…

      После  этого   урока  девочки  9-го  Б  дружно  направились  к  физкультурному залу – вслед  за  умчавшимися туда     мальчиками.     Девочки  делали  это  теперь   на  каждой  перемене.   Обстоятельства  способствовали  этому  - восьмые  не  подкачали  и  охрану  репетиции   несли  отменно. 

    Восьмой   класс находился, как  вы  уже  знаете,   на  первом  этаже,  но  именно  на  этом  этаже  располагались и  учительская,  и  кабинет  директора.  Уже  в  четверг  директор  пригласил  к  себе завуча. 

     - Вы понимаете,  Александр  Сергеевич,  -  сказал  директор, - мне уже  третий  день  во  время  перемен    все  время  слышится эта мелодия.   Знаете,  из  «Солнечной  долины»,  вот это  место  «пабли  бой»  и  т.д...

     - Вы  совершенно  правы, Исаак Семенович,   -  сказал  завуч.  Я  и сам  все  время   ее    слышу.  И  даже подпеваю: «о  читанога  чуча».  Наша  словесница,  Ефросиния  Андреевна,  вчера даже осекла  меня : «  Что  это  у вас,  Александр  Сергеевич  все  попса  на  языке  крутится»... Слово-то  какое придумала  -  попса….

  -  Так, значит,  это не   галлюцинации…Кто  же  это  наяривает  во  время  учебного  процесса?..  Там,  какой  у  нас  класс,  нынче

- Как  всегда, восьмой.

-  А  кто  в  прошлом  коду там  был?

-  Нынешний    9-тый  «Б».

-  Это  тот,  где  комсорг  Захватов,  что ли?..

-  Да.

 - Вы  знаете,  -  после небольшой  паузы  продолжил  директор,  -  проверьте,  на  всякий  случай,  и  немедленно,  целы ли  там    замки на   стенных  шкафах...

       Разговор   состоялся  в четверг,    ближе  к  вечеру.  Все же  предыдущие  дни,  пока  шла  репетиция,  девочки  девятого  «Б»  все,  как  одна,   спускались  на переменах  вниз   и  тихо,  беззвучно  танцевали  в  физкультурном  зале.

 Чуткая     Валя  Помазкова  легко  выхватывала  из  доносившейся какофонии  мелодию  вальса.  И   все смиренно  вторили  ее   кружению  -  раз-два-три,  раз-два-три,  раз-два-три.

Лора  Котлова  с  Лерой   Петровой

Тома  Долганова   с  Наной  Перехвальской

Люся  Поскребышева  с  Татьяной  Паршиной

Ирка  Котенко   с  Наташей   Ивановой

Таня  Татаринова   с  Верой  Радзиховской

Ольга же  Гаврилова  и    Сталина  Бычкова   кружились, как  и  Валя,  в  одиночестве….

     Часть  вторая.  Попытка   раздвинуть  горизонты. 

                                                      1.

Мы  оставили    Шуру  в   девятом  классе. Перенесемся           теперь сразу  лет        на    десять  вперед.  Это   не  означает,  что   за     время, оставленное  без   внимания,  с  Шурой   ничего стоящего не  произошло.  Произошло -    гранат  за  эти  годы  он  наметал   предостаточно. Но с  подробностями   мы опишем именно тот  период,  когда   Шура  ввязался   в    изнурительную   и  разрушительную   для   обеих  сторон  связь  с  наукой…

     Вкратце    же  о  предшествующем  десятилетии  рассказать  все-таки  придется  -    чтобы      читатель  мог  представить,  на  какие  области   знания   решил  Шура   совершить  свой    варварский   набег.

      Родители  Шуры  очень  рано,  еще   в   те  временя,  когда  волоокий  Клындюк    вытирал свое 86-е  перышко   о  Шурины  уши, каким-то   образом   догадались,  что   их  сын     всю  жизнь  будет  выкидывать  номера,   и  потому    не   настраивали его  на    какую-то  определенную   специальность.  Они  чувствовали,  что  в  Рыбный,   в Текстильный   или  в   Плехановский   Шуру   и  трактором  не   затянешь …     Выбор  же   в  пользу   любого  из   остальных  направлений   человеческой  деятельности  родителей    особо  не   беспокоил, хотя  с  некоторого  времени   они напряженно    ждали…    И   Шура  едва  не  доконал их,  когда  как-то   за  воскресным обедом  объявил,  что  хочет  стать  геологом.  Отец  тогда  очень   выразительно   посмотрел  на  мать… В  этом  взгляде  было  много  чего,  в  том   числе  и  немой   вопрос,  чем  же  ты   его  накормила?.. Мать  же  достала  из  рукава   кружевной   платочек   и  утерла  слезу.

Оценивать     выбор    сына  они  не  стали  -  в  тайной   надежде,  что   за  оставшийся   год   он  все-таки   одумается.   Но  Шура,  понятное   дело,  не  одумался,  и когда   на  следующий   год   отец,   изучив   нудный   Шурин  аттестат,  где  была  лишь  одна  четверка,  спросил:  

  -  И куда  ты  собираешься  нести  этот почти  идеальный   документ?,    Шура   ответил:

-  На  Крымский  вал,  в Цветметзолото…

-  А  почему   именно  туда?

-  Там  готовят  лучших  в  мире геологов-рудников…

Отец  подвигал  желваками  и  рубанул  кулаком  по  столу:

-  Не  будет  этого!

  Шура  поднял  соскочившую от  удара  на  пол  вилку    и  смиренно ответил:

-  Хорошо,  я  могу  и  не  поступать никуда…  Братскую ГЭС   поеду  строить…

      Понятно,  что  ни  один   даже  самый авторитарный   родитель   такому   сильному  аргументу  со  стороны   единственного  сына   противостоять  не  может  в  принципе.  И    Шуру      оставили   в  покое.

  Не   все,  однако,   так   просто сложилось   у  него.  На   Крымском   валу   он   оказался   лишь   через  два  года,  да  и  институт   уже назывался   по - другому.  А   диплом     защищал  вообще на  Охотном   ряду.  Но  все  это     мы  пропустим,  как  и  собственно  геологические   скитания   Шуры. И   сразу   перейдем  к   тем   временам,  когда   в   его сознание     неизвестно  откуда    внедрилась  экзотическая комбинация  слов  «изоморфизм    и    химическая  связь».    Откуда   она   взялась,  было  совершенно  непонятно. Такие,   активно  предлагаемые  друзьями, варианты,  как  надуло  ветром  или  занесло с  космической    пылью,   Шура     отвергал    с  негодованием,  а  когда  уж  сильно  надоедали,    что- то  бормотал  про  деда,  читавшего  курс общей   химии     в Воронежском государственном  университете…

Идея  скрутила   Шуру  настолько  сильно,  что  всю  осень-зиму-весну   он,  отказавшись  от  всех   радостей   жизни(  исключением были две  кружки  пива   по  субботам  в  подвальчике на  углу      Пушкинской  и  Столешникова),  просидел  в  ГПНТБ    и  состряпал реферат  на полста    машинописных  страниц.

  Для   Шуры   было  очевидно,  что   идея,  взявшая  его  в  полон,    из  числа   тех,  что   держит   за  горло  всю  геохимическую  науку.  У  него  даже  мысли    не  возникало,  что  где-то,  кто-то  порой  еще  может    не понимать  этого и     посмеет  не  отнестись  к  его  реферату   как   к   подарку   судьбы.  Поэтому,  вычитав  в    «Вечерке»     опубликованное  академическим Институтом  Геохимии объявление     о  приеме  в  очную  аспирантуру,  он  отправил    туда,  на  Воробьевы  горы,  свой    реферат,  необходимые  документы  и  спокойно   укатил в  поле - на  Памир    в район   Мургаба   -  расчленять   мускольский метаморфический  комплекс.

Шура-то  на  Памир  укатил  спокойно,  а  вот  на  Воробьевых  горах   в  то  лето   покоя  не  было. Впервые  за все  послевоенное  время какой-то    никому  неизвестный  хмырь  с  геологическим  дипломом  возжелал  вдруг   просочиться  в  аспирантуру  ведущего  геохимического  института    страны  вот  так   запросто  -  не  с кем  не  договариваясь     и  без  всякого  прикрытия.  Там  поначалу  подумали -  очень  мохнатая  лапа  за  ним.  Связались  с  ЦК,  отдел  науки  тогда возглавлял  их   человек  -  тоже  геохимик.    Все  тихо. Опросили  директоров  главных  геологических  институтов  -    слыхом никто  не  слышал…..  И  решили    мочить,  поскольку на  место  в  аспирантуре, про  которое   давали   объявление  в  «Вечерке»,  давно  был  запланирован   свой,  надежный,  человек.

  Владимиру  Путину  в   то  время  было    всего  тринадцать   лет,   техника  мочения   была  еще  примитивной,  и  потому   порешили  провести  операцию   цивилизованно  и аккуратно:    на     экзамене  по  специальности   первыми  двумя  вопросами  Шуру  слегка   придушить,  а  на  последнем   пристукнуть.   Так   оно  все   и получилось.  Первые  два  вопроса  по  общей  геохимии  были  настолько   далеки   от  круга   Шуриных  интересов,  что  ответил  он  на  них  на  уровне   младшей  группы   детского    сада…  Третий  вопрос задавал  главный  специалист   института  -  единственный,  кто  счастливо  сочетал  в  себе     представления   об  изоморфизме  с  впечатлениями  о   химической   связи…  Шура  потом  будет  часто  вспоминать  об  этом  вопросе  и   нахваливать   задавшего     его. Вопрос  и  в  самом   деле   было тонок,   изящен  -  он  требовал  не  просто  знания,  а  того  понимания,  которое  приходит  только  со  временем.   У  Шуры  подобное понимание   тогда  еще   не   сложилось,  и  он  был  вынужден     угадывать.  И  не  угадал. Ему  вкатили   трояк,  всем  видом  показывая,  что   и  это - с большой   натяжкой.

  Документы  Шура  забрал  в  тот же  день  -  сдавать   незабвенную историю  партии не   имело  смысла.    Добравшись  до  дома,  Шура    хотел    сразу  же  спустить   свой  реферат  в   мусоропровод.  Но  чуть  поостыв,  решил:  « Нет,  порву   в  клочья  и  выброшу  с  балкона»…Он   уже  снял  с  крючка  авоську,  в  которой  лежал     вывезенный  с  Воробьевых  гор   реферат,  но  тут  раздался   звонок  в  дверь.  На  пороге   стоял  его     институтский  друг  -  Граф.

-   Хоть  ты   и  не  печалишься, -  сказал   Граф,  выслушав  Шурину повесть  об   изоморфизме  и химической   связи,  -  все  равно  не  надо  печалиться.  Мы   эту  проблему  разрешим  в  один  вечер. Завтра  же    и   разрешим.  Я  сегодня   в  Красногорск   -  матушку    проверить,  а  завтра,   часа   в  четыре  за  тобой  заезжаю  и  вместе  пилим  в  Черноголовку…  У  нас   там  весной  Ленька  докторскую  защитил.  Тридцать  пять   лет  -  невиданное  в  геологии  дело. Его,   правда,  еще  не  утвердили,    но он   все  равно возьмет  тебя  в  аспиранты.  Тебя  точно  возьмет  -  он  любит   таких,  которые  рефераты  на   полста    страниц  катают  почем   зря…  

2.

     На  следующий   день  около  шести   часов   вечера     друзья    выходили   из     автобуса   в   Черноголовке.

  -   Вот  так,   наискосок   метров   четыреста   магазин, -   Граф   сразу  же   взял   стремительный   темп, -  сначала   туда,  а  потом  к  доктору….

Из    магазина   они вышли   с  бутылкой   коленвала,  на  которую   был  нацеплен   круг   краковской   колбасы.  Шура  ко  всему  происходящему  относился  как  к     розыгрышу.   Графа  он  два  года    не  видел,  а в  гостях  у  него   был  впервые.   И  все  эти   маневры  воспринимал  исключительно,  как   подготовку   к  экзотическому    застолью. 

    - Сейчас, -   думал  Шура, -   наверняка, направимся  к какому-нибудь  общему  знакомому…  Ох,  ах…  и   понеслась  -  вот  и  вся    аспирантура.

 Но  на  всякий   случай,  все-таки   спросил:

-   Мы  что  в  институт  что  ли   идем.

-  Какой  институт!    Институт  ‘экспериментальной   минералогии   еще   только  строится.  Здесь   все  в  основном   по  домам     работают.   Тем  более  теоретики…

 - Вот,  Леня,  это  мой  однокашник, специалист   по    изоморфизму  с  оттенком  химической   связи.  Прочтешь  его  реферат  -  ахнешь.  Идей  тьма.  Ищет,  где  бы  приткнуться   в  аспирантуру….

    Открывший   дверь  Леня,  выслушав  Графа,   и   бровью   не  повел.  Все   шло  так,  как будто     ему   по  три    раза   в   день   приводили    кандидатов  в   аспиранты.  Он   даже  слова  не  сказал.  Кивком пригласил  войти,  закрыл  дверь  и  повел  гостей    на  кухню.

   Пока   Граф   по- хозяйски   нарезал  краковскую,   доставал  из  буфета   рюмки   и  разливал,  Леня  углубился   в    изучение   Шуриного   реферата  и  лишь   один  всего  раз   отвлекся:

   -  Хлеба, хлеба  порежь   и  икру  баклажанную  достань  из  холодильника,  -   буркнул  он  Графу,  не  отрывая   глаз   от  реферата.  Листал  он      его   быстро, но  в  одном  месте  резко остановился, отлистал  две  страницы  назад   и  стал  читать  уже  медленно.

  По  первой   они    тут  как раз   и  выпили.

  - Между    первой  и  второй         пуля   не  должна  пролететь,  -   выложил  свое   любимое Граф.  И  словно  соглашаясь  с  ним,  Леня,  заложив  читаемую  страницу  вилкой,   захлопнул  реферат.

  Пока   разбирались  с  поллитрой,   разговор  о  науке  не  заходил-  все   больше  хоккей  и  прочее  из    нормальной   жизни..  И  только  когда  крякнули  по  последней,  Леня   резко  сменил  тему:

 -    Там, -  указал он  на   реферат  много  всего,  -  сходу  не    оценишь. Но  одна  вещь  -  явно  хороша.  И он  открыл   реферат  на  заложенной   странице.

 -  Ты по  этой  экзотике  все работы  знаешь?    Верить   им   можно? ?  Или  здесь какие-то  вольные   интерпретации?..

  Шура   заглянул  в  реферат.  Те     страницы,  что заинтересовали   Леню,  он     вставил  в  трактат     на  всякий   случай -  именно  как  экзотику. Хотя  разбирался  со  всем  долго  и   упорно.

 - Все, что  на  сегодняшний  день  опубликовано,  я  читал.  Даже    отечественную заметку  в  Докладах, где  предлагается   использовать  этот   эффект  для  геотермометра…   Статистика  пока  небольшая.  Пытался   разобраться    в  статье  из  Физрефа,  на  которой  основана  интерпретация    месбауэровских    спектров,  - вроде  бы  обнаружил    ошибку  в  знаке.  Но  не  уверен  до  конца  -  очень  уж  многомудрая   техника  там использована.  Однако, есть   кое- что  и   оптимистическое.  Во -первых,  появились работы    по  амфиболам.   Там  ИК-  спектры, но  тот  же  эффект  упорядочения…  Но  главное,     эффект по  месбауэровским    в  пироксенах  подтверждается  результатами   трехмерного    рентгеновского  уточнения   структур.  Сейчас   появились  программы  на  ЭВМ, и   это  направление  быстро  набирает   обороты.  Так  вот  когда  они  раскидывают  железо  по  двум  позициям в  пользу М2,  у  них   резко  снижается  остаточная   сумма  несоответствия. То есть  очевидно,  что  эффект упорядочения    есть…

   Как   же  все  это  понравилось   Лене!  Граф  даже  вопросительно  глянул  на  него  -  бежать  за  второй?..

 -  Нет, - строго  ответил  Леня. - В  другой   раз.  Ему, - он  указал  на  Шуру, - скорей  всего,  завтра  экзамен  в  аспирантуру     сдавать.

  И    дальше,  уже  обращаясь  к  Шуре.

 -  А  сколько   материала  надо  для     спектра

- Миллиграмм   30-  4о…  Главная      проблема -    там  машинная  обработка...нужна  

-  А  что  за  задача?

-  Задача, в  общем-  то,   детская  - провести     аналитически  заданную кривую  через   экспериментальные  точки.  Только  точек   больно   много  -  порядка      четырех   сотен,  и  без  ЭВМ - никак.

-Да,  -  Леня  встал   из - за  стола. - Ты  понимаешь,  что    это   будет  значить,  когда   ты  построишь   диаграммы   распределения   железа  между   двумя  пироксеновыми  подрешетками    при  разных  температурах... Берем  породу  с пироксеном,  выдергиваем  из нее  30 миллиграмм   материала,   снимаем    спектр,  вычисляем    соотношение  магния  и  железа  и  берем   с  твоих  диаграмм  температуру  образования   породы.  Как ?..  Теоретически  тут все  ясно:  статья  в  Докладах,  которую  ты   читал,  -  моя.      Всё.  Будем  поступать.

   С  этим  словами  он  и  направился  к  телефону.

-  Алексей Александрович,  можешь  поздравить  меня -    я,  наконец,  аспиранта  нашел...   Граф  привел,  его  однокашник  институтский.  Подрешетки… Знает    все..  Завтра,  и  желательно  до  обеда,    надо  принять  у  него    экзамен  по  спецпредмету. Ты  будешь  председателем    комиссии…

 - Да   не  переживай  ты.  Поступать,  пока   я  не  утвержден,  он  будет к  тебе. Утром  всю  формальную  сторону  обстроим…  Спросишь  его  что-нибудь  о   химической  связи   в  минералах.  Чего -  неважно,  он  все равно  все  знает.  Я  спрошу  о  подрешетках.  С  Владиславом  Николаевичем   я   сегодня  же   обо  всем  договорюсь.  Так  что,  давай…  В  12   часов   -  у  меня,  заодно  и  пообедаем….

  Второй  звонок   был  совсем  краток.  Владиславу  Николаевичу  было  предписано    завтра  в  восемь  быть  в  институте  и  за пару часов  решить   все   формальности  с   аспирантом, которого   приведет  к нему     Граф...

                                                                3

Так  оно    все  и  получилось.  На  следующей  день  на  той же  кухне в  Лениной  квартире  Шура   благополучно  сдал спецпредмет на   пять   шаров.     Минимум  по  языку   у  него  был   сдан.   Так  что  оставалась   еще  история  КПСС.  Но  судьба  этого экзамена  была  решена   там  же  на  кухне.  Владислав  Николаевич  на  правах  ученого  секретаря   института  об  экзамене        напомнил.   Леня  ничего   не  сказал -  только   нос    сморщил,  и   они оба  вопросительно  глянули  на  председателя  приемной  комиссии.   Тот  промолчал  и  лишь недоуменно поднял  плечи.  Мол  не  знаю,   не  сдавал. И  Леня,  обратившись   к  Шуре,   так  проинтерпретировал   это   молчание:

-  Если  тебе  очень  хочется  сдавать   этот  экзамен  -  иди  сдавай.  Но  учти,  у  нас  в  Черноголовке    специалистов  по  этому   предмету  нет. Искать  придется  в  Москве,  а  это   -  время.  А  оно   у  нас  -  не  ждет.   Район  у  нас  закрытый, кругом  леса  и  болота, может  быть  никто  про   этот  экзамен  и не  вспомнит.  А  вспомнит  -  досдашь   задним   числом.   Владислав  Николаевич     у  нас   начинающий   ученый    секретарь  -  всю  вину  возьмет  на  себя…

     Шуры и  сам   относился  к   числу   людей,   сильно страдающих    от  той энергии,  что в  них     заложена.  Но  даже    его  поразило  то,  с  каким     размахом   и  напором  повел  его  Леня   на   штурм   проблемы.  Причем,  повел  сразу  же    после  дружеского  обеда (  члены   комиссии,   Граф и Шура ),   завершившего   приемный   экзамен.

Уезжал Шура   в тот  день  в  Москву  из  Черноголовки  последним    рейсом - в   двадцать  два   двадцать.    Сидя  в    автобусе,  он  вспоминал,  что   было  сделано   за   сегодняшний   день,   и  ужасался...   Ну  ладно,  поступил  в   аспирантуру… Но   дальше…  За восемь  часов    они    с  Леней   перелопатили  десятки    журналов,  каких -то   амбарных  книг,     метры   простыней  с  результатами   химических  анализов  и  много  всего  прочего.   И  составили  список- максимум:  двести   пар  минералов,   которые   Шуре  предстояло  исследовать. Природные пары   покрывали  все  пространство  земного  шара  от  Австралии   до  Канады  и  от   Якутии  до   Чили.   Леня    тут же   написал   по-английски  письмо   куда-то  в Канаду.

  - Вот  образец,  я  прошу     доктора  Брауна   выслать   мне по    100  миллиграмм   пироксена  и  амфибола  или  кусок  породы. Такое  же  письмо  от  моего   имени   ты   должен  послать      и по  всем  остальным  адресам

-   Они  что  все  Ваши  знакомые?

-  Нет,  некоторых  я  знаю  по  работам,  некоторые,  возможно,  по  работам же   знают  меня.  Но это  не  имеет  к  делу   никакого    отношения.  У  них   там  просто.  Есть  -  пришлют,  нет  -съездят  на   массив,   отобьют   камень  и   тоже пришлют..  Наши   союзные  еще  могут  заартачиться   и  выставить  условия - совместная публикация... Одним  словом,  шли   и  как  можно   быстрей.  Время  не  ждет.

   Потом  они  зашли   на  почту   и  позвонили  в  Ригу  какому-то  Володе,  с  которым прошедшей   весной   Леня  катался  на  лыжах   в  Дамбае,    и   который   работал  на  реакторе  в  Салспилсе.

-  У  него  может  быть    мессбауэровская   установка, -    сказал   Леня.

  Установка,  как  ни  странно, и   в  самом  деле   в  Салспилсе   оказалась.  Панораму   работ,  которые обессмертят его,  Володино,    имя,  Леня   развернул  настолько  стремительно,  что  в   конце  второй  минуты   Володя  дал  согласие:    за    полгода   400  спектров  снимет. 

-   Ты  знаешь, он  как  и ты   -  тоже о  машиной  обработке...  Скажи,  ты  можешь  четко  изложить      математическую  задачу –ну,  ту,  которую надо  поставить  перед  программистом…

- Могу…

- Нет,  нет,  мне   ты   мозги  не  засоряй. Вот   сейчас     зайдем  в  одно   место   там  и  расскажешь…

  В   квартире, в  которую   через  пять  минут   вломились  Шура  и  Леня,   жили  двое,  судя  по  всему  муж  и  жена.  Он  смотрел  футбол,  она,  лежа  на   диване,   читала  ( Шура  успел  глянуть  на  обложку  книги ) «  Игру  в  бисер»…

Шура  быстро  написал  все  формулы на предложенном  листе  бумаги,  ответил  на  все   вопросы   четы  и  даже  перед иезуитским  вопросом (  Леня  в этот  момент  даже  вытянул   из кармана  пачку  сигарет  ):  «  А  ковариационную   матрицу   распечатывать?» - не      сробел:

- Обязательно.  Но  лучше  корни  квадратные  из  диагональных  членов,  а   недиагональные  - в  относительных  величинах.

-  За   корреляциями   параметров  намерены  охотиться -  спросила  программистка
– Похвально,  похвально, -  добавил   программист

-   Вот  что   ребята, - прервал  их  Леня. -  Край   нужно. За  неделю   сделаете   программу?…

-  Написать  ее   можно  и  за  вечер.  Но отладка  на  нашей   ламповой   колымаге…   Тут  ничего  нельзя  обещать.  Потом   цифирь  нужна  для  отладки.

-  Сделаем,  давайте,  так.  Я    одного  из  вас  попытаюсь  утроить на  полставки.   Договорюсь  и  завтра  позвоню.  Так  что  выключайте   телик,  закрывайте  этого  Гессе  и   программируйте,  прямо  сегодня.   А  ты, - обратился  он  к  Шуре, - завтра    с  утра   в  ИГЭМ,  найдешь    Марию   Григорьевну  в Минералогическом  музее  и  скажешь,  что  Леня  просит    достать по 100  миллиграммов пироксена   из  трех  типов  пород.  Срочно  -  на  любых  условиях.  Получишь  минералы  сразу  же     сюда   и  оформляй   командировку   в   Ригу….  Ах,   ты же  еще не  зачислен.  Вот  формализм… Ладно.  В  Ригу   слетает  Граф -  я договорюсь  и  с ним,  и  с начальством.  Ты  же,  как получишь порошки,  сразу   звони   Володе -  пусть   раскочегаривает  установку.  Мол,  приедет   человек  и  за  два  дня   надо  снять  три   спектра. В общем,  - теперь  Леня   повернул  голову  к  программистам -  через  неделю   цифирь  у   вас   будет…

 Шура   все  это  вспоминал,  сидя  в  автобусе,  и  улыбался:

-  Если  все  дальше   пойдет  в  таком  же   темпе,  то  к  Новому   году,    пожалуй,  и  защищусь….

4.

   Колесо   Шуриной  диссертации  действительно  закрутилось.  И  немедленно.  Буквально  через  месяц   со всех концов  света  в   Шурину   квартиру    пошли  образцы   пород.  Ведомство  Андропова, естественно,  напряглось. Все  посылки  вскрывались,  некоторые камни  даже   аккуратно  распиливались, но поскольку  ничего  найти  не  удавалось, поток  не пресекли. А,  понаблюдав, пришли  к  выводу,  что  ждать  удара  нужно  совсем  на  другом  направлении…

В  туалете    родительской  квартиры     Шура   соорудил  небольшую  дробильню.  В  обычной   дюралевой   кастрюле, поставленной  на  20-киллограммовую   прямоугольную  гирю,  он  с помощью     гантели  дробил   полученные образцы.  Отсеивал   через  марлю  мелкую  фракцию  и  снова  дробил.  Эти  он  занимался  с  девяти  до  двенадцати  -  сразу  же  как отец  уходил  на   работу,   а  мать  предусмотрительно  отправлялась  на   длительную  прогулку. В  двенадцать   он  садился   за  бинокуляр  и  дикобразовой  иглой   восемь  часов   кряду  по  крупинкам  набирал  монофракции  нужных  ему  минералов.    Они  отправлялись  в  Ригу,  откуда  таким же  непрерывным  потоком  шла  цифирь   мессбауэровских   спектров.

Программистская  пара,  как  и  обещала,   работу    сделала  в    установленные      сроки.  В  субботу- воскресенье  Шура    теперь мотался  в  Черноголовку,  чтобы    набить   цифирь на  перфокарты   и  обсчитать  спектры.  Работать   приходилось  на   ламповой  М-20  :   два  куба  памяти, двадцать   тысяч   операций   в  секунду,    ввод   только с  перфокарт,  вывод  только   на  перфоленту…  Программа  справлялась, но      требовала  модификации.    И  Шура, который  уже  немного  пообтерся  около   ЭВМ, и  мистический  страх  перед  программированием     в  себе  изжил,  решил  действовать  самостоятельно. Попросил  у  авторов  программы  ее  текст    на  АЛГОЛе,  купил  50-страничную  брошюрку  об  языке,  пару  вечеров  поизучал  текст  с помощью  той  брошюрки  и   начал     вносить  изменения   в  программу  самостоятельно.  Так он  стал    программистом.. 

  Длилось  все   это   почти   три  года.  Но  намеченная  программа,  была  реализована  полностью    -  все   спектры    были  сняты    и обсчитаны.  Оставалось  приступить  к  анализу  этого гигантского  материала…

  И тут   обнаружились  сложности. 

  Первая  сложность -  его как-то отловил    в  лесу, по  дороге  в  институт   Владислав  Николаевич,    и  сказал,  что  срок его  аспирантуры  подходит  к  концу,  а  у  него еще не  сдан  кандидатский  минимум  по  философии.

- Надо  сдать  быстренько,  чтобы  они   не  морочили  голову  ни тебе,     ни  нам.

 Они  - это   кафедра  философии  Академии  наук.  К  ним,  в     уютненький    особнячок  недалеко от  Пушкинского   музея   Шура  и  направился.

Ему объяснили,   что,  во- первых,    необходимо   записаться  в одну  из  групп  и  прослушать  курс  лекций. А  также  написать  философический   реферат.

-   А  можно  дикарем,  без   лекций, -  задал  вопрос  Шура,  который  где-то уже с  третьего  курса    лютой  ненавистью  ненавидел всякие  лекции  и большинство   их  принципиально    не  посещал,  благо  у  деканата не было никаких  возможностей   повлиять   на  него. Экзамены он сдавал,  в  милицию  не  попадал, стипендия   ему  не  полагалась -  обеспеченные  родители.

     Философ,  который вел  с  Шурой   беседу,  лишь   иронически  ухмыльнулся:

 -  Сдать-то  вы  можете  попытаться,  но  кто   вам  даст  возможность сдать.  У нас  таких  прецедентов   еще   не   было.

-  Я  все-таки  попробую,  -  сказал  в  ответ  Шура,    убедился,  что  в  выборе   темы  реферата  он  -  сам    себе  хозяин,  и  ушел.

  Отношения    Шуры    с  диалектическим   материализмом,  как, впрочем,  и   с  историческим,  были  предельно  просты  -  их  просто  не было.   Философию  им   читали  на   пятом  курсе, когда   две  их  группы  уже  усохли  до  одной.  А  поскольку  их  специальность  называлась  геология  редких  и радиоактивных  и      курировал  их всесильный   первый  главк министерства  геологии,  то  естественно никто из   преподавателей  не  мог  себе  позволить   уменьшить   число   выпускников  даже   на   одного  человека.  Времена  были   суровые  -  плановые.   Шура  этим  и  пользовался: он не был  ни одной  лекции,   не  посетил  ни  одного  семинара.   Даже   тогда,  когда  ребята  передавали:  профессор  просит  придти -  хотя  бы   познакомиться.  Сутки  перед  экзаменом  Шура  читал  Синюю Книгу.  Читал  выборочно,  пытаясь   не  столько  разобраться,  сколько   механически запомнить.   И  это  ему, похоже,  удалось:  к  своему  удивлению,  и  к   удивлению   профессора,  он  получил      четыре  шара -  оказался  в  пятерке   лидеров.

    На  какую  тему  писать   реферат  вопроса не  было.   Время  от  времени -  имел он  такую  привычку -  Шура   покупал  какую-нибудь  книгу  с  малопонятным   ему   названием.  До  Черноголовки     было  два    часа  езды, и  это  -  в    один    конец.  Вот     эту  книгу  он  и  читал.  Так   у  него  в  авоське оказался   только  что  вышедший   сборник  «  Системные  исследования».  Сильнейшее  впечатление  на  Шуру   произвела     одна  из  идей  книги -   существование     метаязыка,  на  котором  можно описывать  явления   в  любых  как естественных,  так  и  социальных  исследованиях…  Была  там   и     статья,  посвященная   структурам  систем  и  написанная    на  понятном Шуре  математическом   языке.  И  он  решил  не  реферат   писать,  а    создать  требуемый   метаязык   и   показать,  что тот  может  не  только  существовать,  но  и устойчиво  развиваться...  Поскольку   книга  была  уже  прочитана,  Шура за  две недели  и  сбацал   рукопись  на тридцать   машинописных  страниц,  до  предела   напичканную математическими   символами  и  украшенную   устрашающим   названием  « Универсальный    понятийный  аппарат  системных   исследований». 

      Еще    через  две  недели,  когда      Шура    явился     на  кафедру   философии   узнать,  когда  приходить  на  экзамен,  к  нему   в  предбанник   вышел невысокий  худенький человечек  с  затравленным   выражением  лица,   вежливо  представился: «Иван Ляхов,  методист»   и  вручил     листок    с  рукописной   рецензией   на  Шурино   творение,  из  которой    следовало,   что реферат  не  засчитывается,  поскольку   Шуре,   видите  ли,  не  удалось   справиться   с  задачей  философского  осмысливания   системных  исследований.

     -  Ах  ты,  сука  рваная, - подумал   тогда Шура  о     методисте,  и  это   было  единственное   более  или  менее   цензурное,  что  он    о  нем  подумал.

  Судя  по  всему,  методист  Ляхов   в   Шурины  построения    не  вникал.  Потому  что      если   бы вникал,  то  сообразил,   что   говорить,  а  тем  более   писать,    такие   вещи   автору  этой       рукописи   просто   опасно   для  жизни…  Но Шура   был  воспитан  в  великой     строгости  и  поэтому  к  своей   мысленной   фразе  о       рваной  суке  он       не  удар      стулом  по голове добавил, а  опять-таки   фразу,   другую    и  также   мысленную :

-   Здесь,  падла,  осмысливать  надо  не  системный    подход,  а   философию...

Тут  и    взвилась  в  небо   очередная   Шурина   граната.   На  четыре   месяца      он   законсервировал   все,   без  исключения, диссертационные   дела     и   погрузился    в   написание  новой   работы     длинной   в   сто двадцать  машинописных  страниц       с    вызывающим   названием   « Философское  осмысливание   системного   метода,  или   осмысливание    философии»    -   не   больше  не  меньше.

   Чтение  этого   текста  - занятие   не  для   слабонервных   -  один   только    замысел     мог        порушить до  основания психику  самого  флегматичного  из  флегматиков …  Шура   описал    всю  историю  философской   мысли  как  процесс.  Он  начал  с  древнегреческого   Фалеса  и  кончил Лениным,  дерзко  утверждая,  что  последний  еще  не   финиш,  что  в   диалектическом     материализме     философские   системы  в  процессе  своего  развития   лишь  были     сняты  в   метод,   а  последний  должен  быть    теперь  снят   в  системном   методе…

  Всё,  великая  диалектическая триада  сработала,     философия   приказала   долго   жить,   все  дружно   уходим  в  системные   исследования…

  Шура    так  и  не   узнал,  как   сложилась  судьба   методиста   Ляхова.   Но  она  вряд ли   была    благополучной…

  Когда   Шура  отнес   свою  работу  на  кафедру, ее,  конечно,    не  могли  не  принять  в  качестве  реферата -   гиганты    философской  мысли    свешивались   с  ее  страниц гирляндами   -  почти   так же,  как  математические    формулы   в   первом   реферате…. 

  Шуре  назначали   день  экзамена,  и    дня  за  три  до  него  он  уселся   листать  Синюю  Книгу...    И  уже  через  15  минут  отложил  ее.  Четыре      месяца  плаваний  по  философским     текстам    сделали    свое   дело   -   от  учебника   тошнило.

-  Ладно, -  решил  он,-  что-нибудь  сымпровизирую…

  Экзамен   он   сдавал  комиссии   во  главе  с  заведующим  кафедрой. Длилась     эта  процедура  около   двух   часов. Обсуждали  в  основном отдельные  положения  Шуриной  работы.  Экзаменаторы  поочередно  то   краснели,  то   бледнели  -    Шура   не  щадил  их. Материализм   без  идеализма  и   потому  субъективный   идеализм  -  так  он,  например,   получал     Беркли из Локка,  а  подобных находок,   способных   в  одно  мгновение   лишить   жизни  правоверного   марксиста,  в  его  труде   было  предостаточно.

  Они   поставили   ему    четыре  …

  Все  время,  пока  тянулась   Шурина  интрижка  с  философией,  Леня   терпеливо    ждал  -  как  Пенелопа.   До  него   доходили   слухи,  что  его  доблестный  аспирант   вынужден  на время  отвлечься  от    основных   дел  и    организовать  контратаку  на   другом  направлении.  И  он  ждал.    Но  Шура  явился,   увы,   не   только  с  победными   реляциями...

  В тот  день,   когда  Шура    добыл  заветные       четыре   шара  на  кафедре    философии,  он  прямо  с   Волхонки,  пешком,  потопал на  Кузнецкий   мост  полистать   свежие   журнальчики  -  как  никак     почти пять   месяцев   был  не   у      дел.  И  в  первом  же  журнале  наткнулся  на   страшную  статью,  которая  сводила  на  нет   все    три его  каторжных  года  в  аспирантуре.  Янки,  мерзавцы,  прогрели  пироксен  при  нескольких  увеличивающихся   температурах  и   зафиксировали  перераспределение   железа  из  М2   в  М1  с  ростом   температуры.  Но это     полбеды  - такой  результат   был  ожидаем.   Публиковали   америкаши   и  еще  один результат,  уже  абсолютно   катастрофический    для   Лениного   мономинерального   термометра.  Пироксен,   нагретый   сначала  до  500,  а  затем до  700,     при    повторном нагревании до  500-х     к   исходному  распределению   не  возвращался.   Это   означало  одно,   Шура  понял   все   сразу  -   идея   термометра  накрывается   медным   тазом. Видимо,  при  нагреве   шел  какой-то  особый  процесс,  не  подпадающий  под  уравнения  термодинамики.  Но  какой?..

 Из  ГПНТБ      Шура   направился   в  подвальчик  на  углу  Пушкинской   и  Столешникова.  Пробыл  он  в  этом  подвальчике    и  два    следующих  дня.   Пил  пиво,   курил  и  думал.    А  на   третий   день      поехал  в   Черноголовку  -  он   вез    Лене     не  только    объясняющую   гипотезу,  но  и план   действий….

5.

   Леня   выслушал изложение  злополучной   статьи   и на  некоторое   время   погрузился   в  размышления.

- Ну     и  что    ты   собираешься   делать?

-  Можно плюнуть на  термометры и  построить   диссер   на анализе   особенностей    природного  распределения…  Но  это   скучно  -    закачивать  жизнь  в   издохший  материал.  К  тому  же    у  меня  есть  гипотеза…   Она,  в  принципе,   может   вернуть к  жизни  все   мои    спектры…

 -  Что  за  гипотеза?  Твоя,  собственная? 

-  Да, вчера  до-придумал.   Если  коротко,  то  атомы  железа  и   магния  стоят  на   месте.    С  температурой   меняется   лишь  статистика  связей  металл -  кислород,  то есть  степень    искажения  октаэдров.  Бездиффузионное  перераспределение, одним  словом.  И  оно    необратимо…

Гипотеза  Лене  пришлась  по  душе,  и они    полчаса     с  удовольствием    крутили  эту   идею.

-  Ну,   хорошо   пусть  так.  А  как ты   собираешься   все  это  доказывать?

  - Есть   план,  но  требуется  минимум     год, и  еще  неизвестно,  что  получится.  Нужно-то       всего  ничего: научиться     считать  величину   квадрупольного  расщепления  ядерного   уровня  атома  железа.  Леня   вздрогнул  при  этих  словах   Шуры…   Он   уже    привык  к  лексической  необузданности  своего   аспиранта, но  всему  же  есть  предел…

 - А  это,  - продолжал  Шура,-   хотя  и  симметричный,   но  тензор  второго  ранга  -   шесть  компонентов.  И  чтобы    рассчитать  эту   шестерку,  надо    знать  параметры  d-орбиты  атома  железа  и  величины  эффективных  зарядов  на  кислородах.  Значит,  надо  иметь   сносную   квантово-химическую  модель  кристалла,  то  есть  уметь  рассчитывать энергию  связи  минерала  и  одновременно  эффективные  заряды  и  параметр  d-орбиты.  Но  такой  модели  нет  -  ее  надо      создать.

Леня     выдержал  этот  дикий  монолог…

-  Скажи,  -  прервал  он,  наконец,   молчание, -   если  я, например,  буду  против,  ты      все  равно  эту  модель   начнешь  строить. Не  здесь, так  где-нибудь  в  другом   месте?  Ведь  так?

 - Буду,  попытаюсь,  во  всяком  случае.

-  Но   ты  плохо, похоже,  представляешь,  как  ее    строить…

-  Я   совсем не   знаю, как…  Но   через   два-три   месяца  -  знать  буду.     С    завтрашнего    дня      поселяюсь  в  библиотеке..  И   иду   в  рабство  к   одному  своему  приятелю  со  школьных  времен.     Он   квантовый  химик    с  диссером  на  эту   тему.  Буду     делать  ему   программу   и  заодно     изучать   технику  расчетов. 

  -  Ну  ладно, будь  по- твоему – попытайся,  -   неземная  грусть   была  в  глазах   у  Лени. -   Материал,  что   у  тебя   есть, в  диссертацию  ты   превращать  не  желаешь,  так?     Значит,  деваться  некуда. Экспериментируй. Попробуй  зацепиться  за новую работу в  оставшиеся  у  тебя три   месяца…

 Как  ни  странно,  но  через  три  месяца   Шура    явился    к   Лене   не   с пустыми   руками…

  -     Модель примитивна  и даже     в  наших    кругах  вызовет,  наверное,    снисходительную  гримасу.  Но  есть   преимущества. Во-первых, в  нее  закладываются  уточненная   структура   минерала.      Асиммитричной  единицей  с помощью  заданного   набора  элементов симметрии  я заполняю  сначала  элементарную   ячейку,  а  затем -  все  пространство. Далее,   на  каждой  позиции  свой  эффективный  заряд,  если в позиции  несколько  химических элементов,  то  у   каждого  свой   заряд,  то  есть  у   железа  свой  и  в М1 и в М2.  В   пироксене  шесть кислородных позиций,   у  каждого  кислорода   также   свой  заряд.  Заряды   определяются  -   варьируются  исходя  из  принципа  минимальной  энергии. Считаются  все   позиционные   маделунговские  константы,  то  есть   силы   дальнодействия   рассчитываются   при   текущих  эффективных   зарядах.   Очень  важно:  заряд  на  атоме  связан  с   величиной     параметра  экранирования  атомной  орбитали  валентных  электронов,  то  есть     тоже   варьируемая   величина.  Для  первой   координационной  сферы   рассчитывается   нечто  вроде   ковалентного   вклада  -   через   интеграл  перекрывания.   Да, очень  примитивно,  но  перед  интегралом  стоит  подгоночный  параметр.  Один  минерал    будет  принесен  в  жертву и  параметр  этот  будет  выбран   таким  образом,  чтобы  энергия  связи   соответствовала экспериментальной.    Будут  при  том  же  значении    воспроизводится   энергии  связи  других  минералов  -    значит   модель   работает…..  И  вот  тогда    все  полученные  при  варьировании заряды  и  параметры  экранирования   я  брошу  на  расчет  величин  квадрупольных  расщеплений   на   ядре   железа.   Схема  расчета   мне  известна. 

     О   чем   думал  Леня,  слушая  все  это,    нам  не известно.  Но,  возможно,    на  него  произвела  впечатления   та отчаянная  энергия,   с которой   Шура   сиганул  в   совершенно     неизвестную   для  него область   и   за  три   месяца  сумел  что-то  сделать…  Да,  все   было пока  на   бумаге,  но   и  продумано было    много.    И    Шура      знал,   что  он  будет  делать    дальше.  Не   рискнуть  еще  раз  Леня,  наверное,  просто   не  мог….

-  Сколько  тебе   понадобится   время?

-  Года  хватит  с  лихвой.  Программу   я  уже начал  отлаживать…

-  Хорошо,  аспирантура  твоя   кончилась  два дня  назад.  Месяц  придется,    видимо,  поболтаться     без  содержания.    К  тому же    тебе  нужно будет  провести семинар  и  произвести  впечатление  на   директора  - иначе   на   должность  инженера   взять тебя   не  удастся….

   Все  состоялось….  И  лабораторный   семинар,  и  впечатление  на   директора   и  зачисление  в  старшие   инженеры.  Леня попросил  лишь об  одном -  хотя  бы  два   раза   в   месяц   подробно   информировать  о  состоянии   дел.

     И  Шура    пропал -   он  появился лишь на  исходе  четвертого  месяца.

-  Работает,  работает модель.  Константу  я   подбирал  на   магниевом пироксене.  И  вот,   смотрите,  в  железистом   пироксене   -  энергия  связи  воспроизводится.  Модель   чувствует    разницу     железа  и  магния.  В  оливинах    -  тоже,    с    той  же  константой….

  -  А  почему  она     чувствует-то?..

  -  Ну  во - первых      в  нее  закладывается  реальная  геометрия, в  которой,   в  свою   очередь,   отражен   реальный   химический состав. И кроме   того,     при  расчете    параметров   экранирования   используются    потенциалы   ионизации  атомов - химическая  специфика  идет    и оттуда.    И  еще  смотрите  -  у  меня  считаются   позиционные  вклады   в энергию  связи.  Собственно  кулоновская   часть  и  ковалентная.   Тут  вообще  можно  плюнуть  на  все   подрешетки  и  заняться   анализом  позиционных  энергий,  то  есть   энергетической   кристаллохимией.    Но  не в  существующей,  а   в    революционной  постановке   проблемы.  У  меня  ведь  с   Сергей  Вадимовичем  старые  счеты.  Это  он   меня  срезал  тогда  на  экзамене  в  ГЕОХИ…

 -  А  спектры-то  твои?..     твои   спектры?..

 -  Я  считал   величины  расщеплений.  Качественно   картина  воспроизводится   классно:   в  М1   оно   больше   в  той  же  приблизительно  пропорции, что    и  в  эксперименте.  Но  есть  сложность:  у  меня   пока в  пироксенах  получается   не  два  дуплета,  а   четыре.  И  почему  -  понять  не  могу. 

Договорились     искать  ошибку  и   расширить  круг  расчетов на   другие  типы  породообразующих(  слюды,  амфиболы,  гранаты  ). 

                                                   6.

    Следующий   раз    Шура появился    уже  через   семь  месяцев,  когда  выделенный   ему  год   закончился.  И   явился    не  с  обычной  своей   авоськой…  Целлофановых  пакетов  в  те  времена  не  было,  портфели  и  чемоданчики   Шура  не  признавал,  равно  как  джинсы,  кроссовки  и   марки  пива,  отличные  от   Жигулевского,  и  всем емкостям   предпочитал  мелкоячеистую  авоську.  С  ней он и путешествовал    из  своих  песков  на  Соколе   в  Черноголовку   и обратно.    На  этот  раз он  предстал  перед Леней  с  огромным   рулоном  под   левой  рукой,  авоська же  на  каких-то  ремешках   болталась     у  Шуры  за  спиной. 

Честно говоря,   Леня     уже  не   ждал Шуру.   Ему   уже   было  все    ясно..   Кроме,  пожалуй, одного -  в  какую,  интересно,   степь   теперь   унесло   его   аспиранта?  И  что   унесло -  вдохновение,  стечение  обстоятельств      или   его  вольный нрав   разбойника  с  большой   дороги…  Первый  блин   комом, -  успокаивал  Леня  себя,   глядя на  своего  второго  аспиранта,  краснодипломника  из  МГУ, также     мотавшегося   из  Москвы,  но  послушного  и    ориентированного     на     изготовление   диссера  строго в  отведенный     срок.

- Этот-то    будет  выступать   на   Солонниках  и  детишек   поучать  в   кинохрониках,  -   думал  Леня,    глядя  на  второго   аспиранта,  и   считал   дни  до  истечении  годового   срока,  когда   он,  наконец,  почувствует  себя   свободным  от  каких-либо  обязательств…

Шура  со   своим  рулоном,  нет  слов, из  равновесия  его   вывел.

-  Что  это  у  тебя,  -   зыркнул   Леня с  опаской    на  рулон.

-   Графика   к   диссеру,  - ответил  небрежно   Шура….  

    Через  полчаса   26  листов   были  развешаны   по  стенам  Лениного  кабинета,  и   Шура  приступил  к  священнодействию.    Чего  только  не было  на  этих   листах   -  в этом  циклопическом    скоплении  таблиц  и  графиков.   Вся  гвардия  породообразующих  минералов   была  представлена  здесь   в  невиданном  для  них  облачении.  Каждая позиция      каждого  минерала       была  украшена   величиной эффективного   заряда.  Четыре   октаэдрических  позиций       амфиболов    гарцевали  друг  перед   другом,   демонстрируя   свои  позиционные  энергии…      Целый   час  приплясывал  Шура   вокруг  своих  таблиц.   Такого  цифрового   великолепия      минералогия    еще  не  знала.

  Но  Леня   не  был  бы  Леней,  если,  терпеливо  выдержав  Шурину   атаку,  не  задал  бы    ему  убийственный   вопрос.

 -   Ну  и  какой  же   вывод  из  всего   этого… Чем     ты   практически       порадуешь    геологию…

   Но  и  Шура     не  был  бы  Шурой,  если  не   знал бы   четкого  и  короткого  ответа   на  этот     холодный     вопрос     своего   шефа.

    - А   вывод   один:  модель   работает  и   опираясь  на  нее  можно   на     количественной основе   рассуждать   о  минералогических  процессах.

  Подумал  немного  и  добавил.

  - Дайте  мне   десяток   вопросов   из  области   петрологии.  А  я  попытаюсь  ответить  на  них,  используя  это    цифровое    изобилие…    Если   на  один  хотя  бы   убедительно  отвечу -  все,  диссер  есть,  и  я  без  мата  задавлю  любого  оппонента...

М-да,  - только  и  сказал  Леня. - Вопросы-то я  тебе,  конечно,   подберу.  А как же  спектры,   это  твое  любимое  с длинным  нудным  названием  и   замашками   тензора?.. Как  же  то,    другое  твое    великолепие?…

 -  Ошибку,  о  которой  я  говорил  при   последней  встрече,  я   нашел-  все  считается  нормально.  Но    для  того,   чтобы  убедительно  доказать  бездиффузионность  перераспределения,   мне   нужно  будет  греть пироксен  при  разных  температурах   и    после  каждого  прогрева   снимать  трехмерный   рентген  и   потом  уточнять  структуру.  Одним  словом,  что бы  доказать  и  чтобы  никто  не  пикнул,  нужны   при  каждой   температуре координаты  атомов    ассиметричной   единицы -  реальные,  а не прикидочные…    А  это  ни  одним  годом  работы  попахивает…     Одним  соловом,  я предлагаю  тормознуться   на  том  направлении  -  временно  заморозить   его.   И  ударить здесь.  Если  продлите  еще на год  контракт  и  отпустите    на  симпозиум   по  изоморфизму  в  Ленинград,  то   через  три  месяца    диссер  в  переплетенном  виде   будет     лежать  у  вас  на  столе.

- Куда,  куда,… Какой  симпозиум… -  вскочил  со  стула  Леня.  

- Да я  послал  тезисы,  их   приняли.  Сам   Сергей  Вадимович    зовет….

- Ну, ты   даешь.   Мало  того,  что  он  раз  в   полгода    является  на  работу.   Он  еще   и  тезисы  рассылает… А    через  ученый  совет  эти  тезисы  проходили…  Ты   что  порядков  институтских  не  знаешь?.     Да,   Вилен,  голову   мне  оторвет,  если  прослышит…  Он    и так   при  каждой  встречи   норовит  подколоть: «  Ну, как   там  наш  Шура  со  своими   тензорами?.. »

   Контракт     с  Шурой   продлили.   И   в   Ленинград  он  смотался.  Но   счастья  ему   эта  поездка  не  принесла.  Да,  Сергей  Вадимович   явился  на  заседание  секции,  где  докладывал  Шура,  и   всячески  демонстрировал   свой   интерес   к   его  работе.   Подошел,  спрашивал,  хвалил и  метнул  под  конец    ложку   дегтя:

-    Все  хорошо  у  вас,  но   ковалентный вклад  - слабоват.  Слабоват-с…

  Шура   слишком    уважительно  относился   к  своей   модели,  чтобы  оставить   без   внимания  это, на  первый  взгляд   не  очень  серьезное   замечание.  И  вернувшись  в   Москву,  сразу же  позвонил  Борьке,  своему      закадычному школьному другу.  Борька     занимался   квантовой  химией,  имел     кандидатский   диплом   и   потихоньку   мастырил  докторскую.  Шура  постоянно  консультировался   у  него,  и  они  даже   вместе пытались сделать  одну   расчетную   работу.

  Друзья   встретились  на  обычном  своем   месте,  на  Пушкинской  -  она   располагалась  точно  посередине   между  Шуриным  Соколом  и  Борькиным  логовом    в   Ясенево. Зашли  в  Елисеевский,  продавились  к  прилавку, взяли  два  Гурджани  и  отправились    за  кинотеатр -  на  Страстной.  Там  на  одной  из   лавочек,   под   фонарем  и  состоялась  эта  историческая   конференция.  Был  теплый,  влажный   сентябрьский   вечер.  Они   прикупили  еще  и  два   пакета  молока,  вылили  их содержимое     в  урну,  перелили   в  них   Гурджани    и  спокойно  попивали  его на  глазах  у  прогуливавшегося   мента  с  рацией.  Молоко     на   бульварах  распивать   тогда  еще   не  запрещали.

  Но  главное   было,  конечно,  не  в Гурджани,  а   в  тех   листиках,  что  лежали  у  них  на  коленях.

Шура     еще  по  телефону,  поставил   перед  Борькой      вопрос  с  предельной   четкостью -  мне  нужны   ионный  и  ковалентный   вклады,  выраженные  через  основные     квантовохимические    интегралы...

-  Сделаем,-  сказал  тогда   Борька.

  Борька  лихо   расписал     полную энергию     соединения  в  приближении  Левдина  и  начал  чихвостить  электростатический   и обменный   вклады   -  выдергивал    отдельные  интегралы,  показывал  их  Шуре  и  говорил:  ионный  или  ковалентный.  Шура  заворожено  слушал.  Он  даже  видел  по  какому  принципу    Борька  их  раскладывал  по  кучкам..  И  даже  остановил  его один   раз:

-                 А  этот-то  почему  ковалентный…

Борька  глянул    изумленно  на  Шуру,  прищурился на  интеграл,  зачем-то  наклонил  голову  к  листу,   обнюхал  этот интеграл,  и  сказал  страшную  фразу:

-                   Ну  хрен  с  ним,  пусть  будет  ионным.

Лучше бы  он не  говорил  этого... Шуре,  во  всяком   случае,  говорить  такое  было  нельзя…

   Но  слова   были  сказаны   и  уже    через  три  дня    Шура  ехал    в  Черноголовку      к   Лене,  чтобы   сообщить  ему:  он  вынужден  и  этот  вариант  своего  диссера  заблокировать...  И  начать  все    сначала.

                                                        7

   Гурджани,  Борькино  ионно-ковалентное   легкомыслие,  влажный  московский     бульвар…   Какой  диссер   устоит  перед    этой   великолепной   комбинацией    сущностей   и  смыслов   -  да никакой.    Не  устояла    и  вторая,  практически  готовая   версия   Шуриного  диссера.

    Тогда,  сидя  на  спинке   лавочки и потягивая    Гурджани    из  молочного  пакета,  он,  выслушав      удалую   Борькину  фразу, вдруг понял   простую  вещь:  туфта  все  эти  ионные,  ковалентные,  металлические  связи -  жалкая  и    попытка   связать  химическую  связь  и  физические  свойства  напрямую… И  тут же  погонные  метры    его  таблиц  и  графиков   превратились  в  макулатуру.  Защищать  все  это  он  уже не  мог  -  его   теперь тошнило     от этой   терминологии. То,  что   влетело  в него  когда-то  как  комбинация     «изоморфизм  и  химическая  связь»,  обрело  новую  форму  существования…  

     Леня  выслушал     Шуру,   и,  как  всегда, на  его лице  не  дрогнул ни  один   мускул.  За  время  общения  с  Шурой  у  него   вообще   выработалось   хладнокровие   укротителя     тигров,  охотника  на  акул,  испытателя   парашютов…   Его  теперь    мало  что  могло    вывести  из  равновесие,  даже  сообщение  ТАСС     о  том,  что  земля  все-таки   плоская …

Леня  Шуру   выслушал   и  взял  трубку   телефона.

-  Майя  Григорьевна,  Вилен   у   себя?   Спросите,  пожалуйста, принять  меня  может,   минут  десять   надо…  Нет,   срочно,  прямо  сейчас.  Очень надо.

 И  положил   трубку.

Через  минуту  раздался  звонок.

-  Спасибо  огромное…  Бегу.  -     И  добавил,  теперь  уже  Шуре,-  Сиди  и  жди  меня  здесь…

   Леня  вернулся    в  свой  кабинет  минут  через  двадцать -  веселый,  раскрасневшийся…

 - Все,  дорогой,  судьба   твоя   решена.  Ты  теперь  абсолютно  свободен  и  можешь     со  своими  диссерами    делать  все, что    хочешь  -  шашлыки  можешь на  них  готовить…

   Леня   тоже  умел   метать   гранаты   и  в  искусстве  этом    не  уступал,  пожалуй,   Шуре.

Идея, которую  он  собирался    реализовать     в кабинете   директора,    обдумывалась им,  видимо,    давно.  Он  понимал,  что    укротить    Шуру  ему    не  удастся.    Понимал  и  то,  что Шуру   нельзя  не  поддержать. Но  у  Лени  был,  уже   на  сносях,  следующий   и  очень  удачный аспирант,    -    под  него   нужно  было  готовить штатную   единицу...  И  Леня  рискнул: предложил   Вилену  фантастический   вариант -  красивый   и  безумный   триплет:   одним  выстрелом -   три   цели.    Пристроить  Шуру,  высвободить   единицу  для  второго  аспиранта,  и….  произвести  революцию   в математической   службе  института….

  С  этим  он  и  помчался  к   директору.

     Номинально    в   их  институте   математическая  служба  существовала  и   давно,  но  решить  самую  пустяшную   задачу   было  практически  невозможно  -  руководитель  группы   был  настроен  категорически:  занимался   какими-то  экспериментами  на    аналоговой   машине   и  всех  посылал.  Времена  были  еще  дикие,  механические  арифмометры  уже   сошли,  но  сочетание   слов  «вычислительная   машина»   еще   вызывала  мистический    ужас.  Поэтому   стонали  натужено  все  -  и     аспиранты,   и   член-корры…

Влетев   в  кабинет   директора,  Леня  начал   с главного.

-  Я знаю,  как  решить  проблему   математической  группы

- Как? -  Вилен  Андреевич  от   изумления даже ручку     из  рук  выронил и в  кресле  привстал.

- Назначь  начальником   моего  Шуру…

Хохотал  директор долго,  по-богатырски …

-   Допек, значит,  наконец,  и  тебя….  Что  произошло-то?

 -  Да в общем-то  ничего,  обычная  история.  Съездил  в  Ленинград  на  конференцию. Привлек, кажется,  внимание  к  себе. Кто-то   там критически  выступил. И  всё….  Дрянь,  говорит, все  это…Нет,  говорит,  никаких  ионных  и  ковалентных  вкладов   и  делать  надо  все   по-другому.   Хотя    критика  была   пустяшная,  на  которую    и  внимания-то   можно  было не  обращать. Ну  что  с ним делать? Заставить  его   защищать  тот  любопытнейший  материал,  который он  возил  в  Ленинград,  я не  могу.  Да  и никто  не  заставит.  Выгнать  -  жалко и несправедливо. Остается   единственное  -  повысить  в  должности     и пусть  занимается, чем   хочет  -  в  свободное  от  основной  работы время…

  -  Ну  да,  ты   нахлебался,    а  теперь моя  что ли  очередь?

-   Зря   ты   так,  Вилен  Андреевич.  Не  стал  бы я  тебя  дергать, если  бы   не  был  уверен,  что  Шура  с   твоей  математической  группой   справится  и  очень  быстро.  Сам  посуди. Образование  у  него  геологическое, химию,  физику,  физ-химию  знает,  то   есть  любого  из наших  поймет  с  полуоборота.  Сам  программирует,  математическая подготовка не  из  последних  -  слышал   я однажды  как  он  ворковал    на  их   языке. Идеальная  комбинация.  Плюс  работоспособность… Ты  попробуй.  Вот  увидишь,  через  полгода    забудешь об этой  матгруппе.  Хочешь,    договорюсь  с  ним.  Пусть  у  него  будет  испытательный  срок. И если  он тебя  не  устроит  -  подаст заявление  по  собственному… 

-  И    что,   действительно,   уйдет  что  ли?..

-  Уйдет,  ставлю  голову  против  пустой  пивной   бутылки,  уйдет.  Я,   хотя    и  видел  его раз  двадцать  за  шесть  лет  работы    у  меня, гарантирую.   И  договариваться    с  ним даже не  нужно.  А  то  ведь  он     начнет    с  того,  что  принесет  тебе  заявление  об  увольнении,  подписанное   днем  окончания  его  испытательного  срока.   В  тот  же  день,  когда назначишь,  он  и принесет…

    Больше   никаких  вопросов   директор   Лене  не  задавал. Вызвал  Майю Григорьевну  и     попросил  пригласить  замдиректор  по  хозяйственной  работе.

-  Виктор  Юльевич,    мы  тут,  кажется, нашли  человека  на  должность  руководителя  математической группы.  Скажите,  существует  ли  какая-то  юридически   безупречная   возможность    временно  ликвидировать  матгруппу  нашу  и   тут   же  сформировать нечто   подобное  ей?... 

 - Да,   Вилен  Андреевич,-  практически  без  раздумий   ответил  замдиректора.   Сделать это    можно,  например,  так.   И  рассказал  -  как.

- Сам–то   Шура  знает  о  твоих    планах,  -  обратился  директор уже  к  Лене после  того,  как  выслушал  своего    зама.

-  Да  нет,  конечно.  Но  он  сидит   у   меня    в  кабинете  и    через  минуту   я  получу  его  согласие.

  -  Согласие-то  получи,   но   события   не  торопи.   И  Шуре  скажи,  чтобы     молчал. План  Виктора  Юльевича  надо  хорошо подготовить  и   реализовать    внезапно …

                                                      8

  Шура  согласие  дал.  Правда,  не  сразу.

  -  А  что  будет  с  этим -  он  назвал  фамилию  нынешнего  математического начальника.

   -  Останется  пока  в  штате,  но  без  группы. Она просто    будет ликвидирована  и  тут  же  организована  при одной  из   лабораторий…  Тебе,  Шура, переживать  по  этому  поводу  нечего.  В  конце  концов,  у  нынешнего  начальника  было  три  года   в   распоряжении..  Он   по-идиотски   вел  себя  -  всех  посылал.  Ты    у него не  работал,  на  место    его  не  претендовал… 

-  Да, но  ведь  меня     фактически  используют  в  качестве  киллера.

-  Да  брось  ты.  Киллерами   здесь  выступают   Вилен    с   Виктором  Юльевичем…     Да     к  тому   же,  ничего,  кроме  хлопот,  в  награду   ты  не  получишь. Ну,  свободу,  конечно.   Хотя  у   тебя     ее  и  так    было  предостаточно... И  учти, что     такой   же   маневр  начальники    могли осуществить   и под  кого-то  другого.  Я  просто  убедил  их, что можно  под  тебя -  и  тогда   через  год    о проблеме  математической группы    в  институте  никто  и  вспоминать  не  будет…

  В  общем,   Шура  впрягся.   Когда  вывесили  приказ  об   уничтожении    матгруппы    и  создании ее  под  водительством   Шуры,  институт  на  время   замер…    Злые   языки  в курилках    комментировали    Шурино    назначение    кратко   и   выразительно  -  к  неурожаю.   Настолько  загадочной фигурой  он       в   институте     считался…  Заговорили   и  о   мохнатой   лапе в  Москве,  особенно  после  того,  как  Шуре    при  распределении  очередного   дома выделили     отдельную  комнату...

   Ничем,  кроме   себя,  Шура  никогда  не  управлял …Но   к  поставленной   перед  ним  задаче   отнесся  вполне  профессионально.  За  неделю  он  обошел  всех  завлабов  -  выслушал  их  математические  грезы.    Картинка  получилась  простенькой.  Вырисовывались  две   вполне     самостоятельные  и  объемные   задачи,       все   же  остальное   -    заявок     двадцать -  сводилось   к  двум  программам.  И   Шура   вместе  с     доставшимися  ему  в  наследство   сотрудниками приступил…  Одновременно   он  начал  писать  и свою  новую  программу -  под  новую    модель.

Леня  оказался  прав.  Шуру  назначали начальником  в  марте,  а  уже  в  конце  декабря, на  итоговом  собрании    института Вилен  публично  заявил:

-   Математическая  группа   работает,  как  хорошо  отлаженный   механизм.

Для   себя    Шура  в   те  дни   установил:  как   только     острые  проблемы   будут  решены, а всю  службу   удастся   отладить  настолько, что     управлять ею  можно  будет  в полуавтоматическом   режиме,  он  сокращает  свое   личное   участие     в  деле  с  восьмидесяти процентов   до   десяти,  то  есть   возвращается,   фактически,    к  своему  прежнему  режиму…

  На   достижение  этого    «  как  только»   у   Шуры    ушло  около   двух  лет.     И    работал он  эти  два  года  с   полной   выкладкой.   Тогда  в  Черноголовке   уже  появилась  Шестерка  -  БЭСМ 6,  и  где-то  часов   с 10  утра  до  часу   было  на ней  отладочное   время,  когда  задачи  длиннее     минуты    не принимались.  И   за  эти  три   часа   можно  было  сделать    очень  много.  Если     заниматься  одновременно     тремя -пятью  задачами,  если  придти  пораньше  и    захватить  в  предбаннике  стол,  если  вообще  не  лениться…  Работали   тогда    на  перфокартах.  Вот,   Шура  и  вертелся   три  часа   с  пятью -  семью   колодами.    Схема  была простая.  Получаешь   выдачу,  находишь  ошибку,  отыскиваешь  в  колоде  нужную  перфокарту, пишешь  исправленный  текст,  летишь  на  первый  этаж  перебивать,    возвращаешься,  меняешь  перфокарту и  закидываешь  колоду   вновь.  К  этому   моменту   приходит  следующая  выдача.  И  так   три   часа.    Но  результат    за  два  года   был  достигнут.  Тогда   Шура   и перешел  на    прежний  режим    посещения Черноголовки:  один -два  дня   в  неделю...   Комнату  же  свою  отдал  в  безвозмездное  пользование   одному  из  своих  новых   сотрудников…

     Еще   через  три  года   он   завершил  все  необходимые    расчеты  по  новой   модели.  Она   была  значительно  серьезнее  предыдущей  и         хорошо  подкреплена,    так   сказать, концептуально: Шура  предлагал  свою  трактовку  эффективного заряда  - некую  вариацию  на     тему  химической    активности.  На  свой  лад определял   Шура    и  ионность     с   ковалентностью …   Были  у  него  и  впечатляющие   расчетные  результаты.  Он    посчитал,  например      энергию  смешения   некоторых  твердых  растворов.  И по  его  расчетам  в  системе SrO-  BaO   получалась   полная   смесимость,  а  в  системе Мgo-CaO    -  ограниченная,  что  подтверждалось  экспериментально. В  общем,  теперь  Шура достиг,  как  ему  казалось,  такого  уровня  понимания проблемы  и   владения  ей,  что  сдвинуть его  с  занятой      позиции     было невозможно.  Он считал,  что  отобьется     от  любого  оппонента.  Как  отбивался, например, от  своего  друга  Борьки,  которому  Шурины  разработки  очень  не нравились. Они  ругались.  Борька  называл  Шуру  дилетантом,  Шура Борьку  -  ослом  и  козлом  упершимся…

    Когда   расчеты   были  закончены,    Шура   испросил  трехмесячный  отпуск  для  написания  диссертации  -  с  первого  июня  до   31   августа.   Таких  длительных  отпусков никто  прежде   в  институте   не    брал,  но директор  согласился:  летом     жизнь  в  институте  замирала -   основная  масса  сотрудников   разбегалась  на полевые     работы.  Директор  просил  только об  одном:   держать  ситуацию  в  группе  под  контролем   и  время  от  времени наезжать…

    Но получив  три  месяца,   Шура  занялся  вовсе  не  диссертацией, а написанием  критической  статьи  в  защиту   романа  Булата  Окуджавы «  Путешествие  дилетантов». Рецензия   так  и  называлась  «Но  вспять  безумцев   не  поворотить».  Шура  пламенно     защищал   Булата  и разоблачал    происки   его  злейшего  ненавистника  Бушина… 

  К  середине   июля  статья   была  закончена.  Приблизительно  в  это  время  они   и  с  Борькой  встречались.  И  после  двух  традиционных  Гурджани  в поисках  пива  насущного   забрели  куда-то  в  район  Новослободской.  Дело  уже  шло  к  полуночи  -  они  лениво  тащились    к  метро.     И  вдруг во  дворе  одного  из  домов,  выходящих  на  Садовое  кольцо,   увидели  мерседес.   Всамделишный   мерседес  без  охраны.

Шел  1981  год, Высоцкий  уже  умер,  а   Шура   знал,  что  в  Москве,  кроме  Высоцкого,       такая  машина   есть  только у  Олега  Ефремова  и  у  Варвара.

 Он  так  и  сказал  Борьке: 

- Либо  Олег  Николаевич сегодня   ночует здесь,   либо  Варвар  из  Турции  вернулся…

 Они  подошли  к  машине, достали   ополовиненную бутылку  портвейна,   раскладной пластмассовый    стаканчик  поставили  на  капот     мерседеса.  Тот  почему-то    смиренно  молчал.    Допили  вино,  покурили  и    поплелись   дальше  к  метро.

Варвар   явился  к  Шуре   уже  на  следующий  день:

 -   Видел  тебя     с каким-то фраером   около  моей  машины…

 –  Ну  и  чего  не  вышел, не  крикнул…

-    Боялся  спугнуть  машину,  она  мой  голос   знает  -  могла     сигнализация включиться …   Но  я  вообще-то    к   тебе  с  предложением.  У  меня   жена   с  детьми    отдыхает   в  Симеизе.  Хочу    через  две  недели  смотаться   туда   на  моем  мерсе,  окунуться  в     море  и  вывести  их  оттуда   домой…  Но  мне  нужен  попутчик – одному    на  такой   машине   ехать не  советуют.  Давай  со  мной.  Я  тебя  вчера  увидел,  ну  думаю,  -  Шура  поедет.  У   тебя  график    по-прежнему  свободный?

 -  Свободный-то  он  свободный,  да  занят, к   сожалению, -   мрачно  ответил  Шура,  -  в  творческом  отпуске   я:  диссер  пишу.  Точнее  не  пишу,  а половина отпуска  уже прошла.  Так  что  рискованно  еще  неделю  на  эту    поездку   тратить….

  -  Да… Жалко…  Но  ты  подумай  все-таки,  -  сказал  на прощанье  Варвар.

  Шура  погрузился   в  размышления.  Он  думал   минут  двадцать, от  силы   двадцать  пять.  Потом  подошел  к  письменному   столу,   сел  за  него   и   начал  писать  диссертацию.  Все  материалы   у  него    были  под  рукой - к   исходу   восьмого  дня   диссер   был готов: двести  страниц     рукописного     текста.       Для  отчета  за  творческий  отпуск  этого   было  вполне  достаточно.  И  Шура  позвонил  Варвару

 -   Варваруша,    я  готов  ехать -  диссер  уже  написал…Ну  ты  даешь….  Какой же  ты  варвар,  все- таки.   И  где  вас  таких   только выпекают…  Я     восемь   суток  пахал.  А  он,  видите  ли,   раздумал …  Да  ладно,  что ты  оправдываешься…   Ящик   пива  с   тебя  и  немедленно.  Иначе  никаких  извинений     не  приму  и  ославлю  на  полсвета.  Жду!..

                                                     9

Все  формальности,   связанные   с  диссером   Шура  исполнил  быстро.    Легко  прошел он   и  через  ученый   совет    своего института.  Его  выслушали,  покивали  головами,  вопросов никто не  задавал.  Официальный  оппонент  на этом  ученом  совете   тоже  молча  кивал  головой  -  говорить    что-либо  ему  не  хотелось.  Перед  началом  Шуриного   доклада   несколько  слов    сказал  Леня:

-  Мы,  скорей  всего,  мало    что  поймем,  из  того,  что  нам   сейчас будет     рассказывать  Шура,  но  принять   диссер  к  защите   надо…Понимаете, если  Шура, сам  эту  свою  работу,  наконец,  принял,  туфта   -  исключена…    Нам  нужно  просто  довериться   ему…

     Записной    институтский   скептик   и  полемист  Фонарь  один  вопрос  все -таки   задал:

-  А  кто     главным оппонентом   намечается?

-  Сергей  Вадимович,  кто  еще  ?   -  успокоил   всех  Леня.

 И  все  успокоились.  И   дали     Шуре  визу на  вынос  его  диссера  из  стен   института….

  Казалось  бы,   Шурина  эпопея,      этот  сумасшедший   его   флирт     с  наукой,  вышел,  наконец,  на  финишную  прямую,  и    финал     был близок.   Для  кого-то  он     в  этой   ситуации,  и  в правду,    был    бы  близок.   Но  Шура   обладал  совершенно уникальной    способностью   из  ничего     конструировать непреодолимые   трудности.    Не  упустил  он   такой  возможности  и  оказавшись   с  готовым  диссером   за  пределами   родного   института… 

     Он   сразу   же  отвез    диссер на    Воробьевы   горы  -  Сергей Вадимовичу.  Тот   гневно  вскинул   брови, едва   только   пробежал  глазами      название  диссертации:  «   Энергетическая   кристаллохимия:  квантово-  химическое  обоснование   и  приложение  к  исследованию  окислов».   Брови  вскинул  и   в категорической   форме   потребовал      поменять название.

Реакция  Сергея  Вадимовича   была  предсказуема,  поскольку  он   являлся    всесоюзным  авторитетом  в  вопросах  энергетической кристаллохимии.  Называя   так   свое    многострадальное    творение,  Шура      и  в  мыслях   не  имел   -   посягать  на   его   авторитет.   Он   просто  считал,  что   концепция,  которую  тот  развивает,   качественная, в   лучшем  случае  полуколичественная.  А  сам  он,  Шура,    ни на  что  не  претендуя,  подводит  под  концепцию  более  строгую  основу.

   Конечно,  с  Шурой  в   требовательном  ключе  разговаривать  нельзя   было  даже    десять  лет назад,  когда  он  впервые   задумался  об  изоморфизме  и  химической  связи.  Тем  более  с  ним  нельзя  было  так    разговаривать  сейчас, когда  он  находился  в  отличнейшей      форме  и  знал   по  проблеме  очень  много, даже из  областей,  лишь примыкающих к   основной   его  теме.  Но   увы, никто,  кроме  самого   Шуры,  не  знал  того,  что  он  знает очень  много,  и  не  просто  знает,  а  держит   эти знания  в  некой   целостной   форме   с  многочисленными   внутренними  связями  и    может  отстоять  свою    концепцию  даже  перед   кодлой   самых  злых  и    самых хищных оппонентов.

  Полистав с полчаса      диссер,   Сергей  Вадимович  высказал  и  еще  одну  претензию:

-     Почему    это  у  вас  отсутствуют  ссылки  на   N?...  - он   назвал  совершенно  незнакомую   Шуре   фамилию.- Странно,  весьма  странно,  сейчас  это  очень  популярное      направление…

  Ответ  Шуры   был    прост  и  строг.   Названия      менять  не  буду -  работы      N   обязательно    посмотрю... 

  Прямо с  Воробьевых   Шура    и  маханул  в  ГПНТБ.   Заказал Израильский   химический   журнал,  в  котором    была  опубликована  работа  N, посмотрел    ссылки    к  его статье,  заказал  еще     десяток   журналов.    И  углубился  в  чтение.  Уже   минут   через пять   его  настигло  ощущение,  что  все  это он  когда-то  читал.  Минут  через  двадцать  он    понял,  что  господин   N  разворачивает  методику   извлечения     информации  о  химической   связи    из   рентгеновских     спектров,  из  карт   электронной   плотности..  Эта  была      та  метода,   с  которой  Шура,  оказывается,  был  хорошо    знаком  еще  во  времена     своего   второго  диссера  и  которую  он  решительно,  еще  тогда,   отверг   для  себя,   как   совершенно   бесперспективную.

Через пару   дней   он    позвонил   на  Воробьевы  и     договорился об   очередной   встрече.    И  хотя Сергей  Вадимович    к  тому времени       прочитал  диссер  полностью,    замечание   у  него  так  и осталось   - одно:  название   надо  менять…

  Шура    в  спор  вступать  не стал   -    сказал  лишь   несколько     слов  о  господине  N:

-  Оказывается      с этой   методой   я знаком    и      давно  считаю  ее  пустой… Рентгеновские   спектры,  к  счастью,  никакой      информации  об   образовании   химической  связи  не  несут.  Да,  из   них  можно  получить  распределение  электронной  плотности,  но  оно  как  бы очищено  от  эффектов  образования   связи.  Есть  экспериментальный   факт:  уточнение  структуры     практически  не  зависит,  от выбранного   для   атома   формфактора   -  можно  взять  формфактор   нейтрального  атома,  можно  иона   с  тем  или   иным  зарядом.   А это   потому,  что  все  эффекты     ионизации   находятся  на   малых  углах   -   до   первого  рефлекса.  Только   поэтому     можно  уточнять   структуру,  получать   межатомные  расстояния,  не   решая при  этом  полной   квантово – химической   задачи…    Знаете,  что  делают   господин  N   и   те  мужики,  статью  которых  я  лет  пять  тому  назад     внимательнейшим  образом   изучал ?  Они  по  хвостам  кривой,  представляющей  собой  суперпозицию  формфакторов  атомов  в  соединении,   пытаются  оценить  что-то  вроде  эффективных  зарядов -  экстраполируют  эти  хвосты   на   нулевое  значение    угла     тета.     А  это, на  мой  взгляд,     столь  же   продуктивное  занятие,  как  определять  погоду  в  Магадане  по  плотности  облаков  над  Воробьевыми  горами…

  Сергей   Вадимович     выслушал  все  это,  глянул  на  Шуру  как  на  сумасшедшего  и  сказал: 

- Ну   ладно.  Вот,  все это     вы  и  расскажите на  семинаре   в  моей  лаборатории.  Вам   ведь  все  равно  придется   выступить   там  -  без  заключения   семинара,  вы  же  понимаете,   наш   ученый   совет вашу  работу  к  рассмотрению  не  примет……

    После  этой   встречи, Шура   раз  в неделю      звонил  Сергею Вадимовичу  и    спрашивал, когда   приходить    на    семинар…  И  тот   ему  отвечал:

 - Придется  пока  подождать  -  никак  не  удается  собрать  всех  экспертов,  особенно…  И  здесь  называл   фамилию  известного  квантового   химика,   доктора  и  профессора. 

   И  длилась  сия  волынка   почти полгода.   Сергей  Вадимович отнесся,  видимо,   к     работе   Шуры   более,  чем  серьезно…  И  включил   весь  свой   административный   ресурс,  чтобы,   если   не остановить    Шуру,  то хотя бы   слегка  укротить   его...

    Шура  же,  как   ни  странно,   был   абсолютно   спокоен   и  никакой   интриги   против   себя     долго замечать   не   желал.   А  когда  какую-то   странность   в  поведении  Сергей  Вадимовича   все-таки  признал, поделился,  наконец,  кое  с  кем  из  своих   московских   знакомых…

  Нужно  сказать,  что        Шура    не  относился   к   числу   лиц,   приятных   в общении.  К  этому  времени  он       заматерел, носил    длинную  гриву  с  легкой    проседью,   брюк   никогда  не  гладил,  пиджаков  и галстуков  не признавал,    свитер  стирал  раз   в  год  -  в  июле,  перед   днем  рождения  и   до  третьей   кружки  пива  был     необщителен   предельно.

  И  тем  не  менее  у  него  были  знакомые.    Даже среди  докторов  наук,  работающих    в    геологии   и   занимающихся   физическими  методами  исследования   минералов.  Некоторые  из  них  даже  проявляли    интерес  к  Шуриным  разработкам..

   В   ту  зиму,  когда  Сергей  Вадимович   прикладывал  воистину  героические   усилия,  чтобы   собрать    семинар  своей   лаборатории,   Шура     регулярно  захаживал  в  Геологический   института  АН – ГИН   в    геологическом обиходе, -  благо   тот находился     рядом   с     основным     маршрутом   его   перемещений   по  Москве.  И  каждый  раз   заведующий   лаборатории  физических  методов    задавал  ему    вопрос:

  -  Ну,  что    Сергей  Вадимович  определился   с  датой ?..  Странно,  все  это,   очень  странно, -  продолжал  гиновский   завлаб  -  Или  наоборот,  очень,  все  просто  -  не  хочет  он   пропускать  вас,  очень  уж  вы  его  чем-то  не  устраиваете…

  Шура   лишь  плечами пожимал.    Но  однажды,  гиновский   завлаб,   глянув  на  это  безразличное  движение  плеч,  махнул  рукой  и   начал  звонить  своему  другу  из  соседнего  ИГЕМа,  то же  доктору,  специалисту    по  электронной  микроскопии.

-  Зайди. Прямо  сейчас,  если   можешь.  Он   у  меня.

    И   Шуре     стало  понятно,  что   его  проблемы  здесь  в  ГИНе   обсуждаются   очень интенсивно.    Когда    же   появился   игемовский        доктор,  стало  понятно  и  то,  что   они  обсуждались не   просто  ,  а  в    практическом   ключе.

-  Вы  напрасно   так  спокойны.  И  вообще,  почему  именно  ГЕОХИ?..  Что  на  нем    свет  клином  сошелся?.. Почему  вы  не  пытаетесь   поискать   какой-нибудь другой   ученый   совет?

-  Какой? В  ГИНе   что ли?   Так  меня   здесь   брахиоподами    закидают    тут  же,  как     только  я    открою   рот…  И   к  вам,   в   ИГЕМ,   мне   дорога   заказана…

-   Ну  есть,  например,  Институт  кристаллографии -  там рассматривают  работы по  специальности  кристаллохимия  и  кристаллофизика..      

 - Да  что   вы,  меня   там  уже  на  вахте  задержат    и    выбросят, как  Понятовского  из  райсовета,  -  ногами   вперед.

- А если  все-таки  попробовать?.  Хотя,  наверное,  придется  кандидатский минимум по  специальности  пересдавать.  Вы  на  это готовы?..

 -  Готов,  не  готов,    если  надо,   пересдам… Но, кто   меня  пустит  туда…

 -  Ну  ладно,  -  сказал  игемовский  доктор, теперь    обращаясь  уже к   гиновскому. -  Я  позвоню  сегодня  Боре.

  Попрощался  и  ушел.

-  А  кто  такой   Боря? -  спросил  Шура.

-  Боря,  это  его   институтский   однокашник,  академик,   директор института   Кристаллографии…

                                                         10

  Так  Шура,   на  которого    давно   махнул   рукой его  руководитель  Леня,  которого     отказался   поддерживать   его   закадычный  друг    Борька  и    на  пути  которого   противотанковым   надолбом     встал    доктор  и  завлаб  Сергей  Вадимович, по  страннейшему   стечению  обстоятельств  и  благодаря   исключительной    по  силе  привязанности         завлаба  из  ГИНа   к  завлабу  из  ИГЭМа,  в  три   дня,  минуя   все  препятствия,    был  перенесен на  крыльях  сумасшедшей   удачи     в  кабинет  директора    до  чрезвычайности   престижного   Института  Кристаллографии. 

 Этот  почтенный   и    несомненно  очень  добрый   человек  тогда  еще  не  знал,  какую  подлянку    подкинул  ему  его    одноклассник,       человек  столь же почтенный  и  добрый…

    А   пока   он   листал  Шурин  диссер,  время  от  времени  требуя    от  Шуры  пояснений   к  тому  или   иному   рисунку.  Эта    процедура  длилась    минут  десять.    Затем  академик   снял  трубку  и, обращаясь   к      ученому  секретарю своего  отдела,  попросил  его  собрать        семинар    и   рассмотреть   диссертацию   для  представления  к  защите.  Дата была  названа  тут  же   - через  две  недели.

    Шура  спокойно   ждал,   не  подозревая,  какие  страсти   бушевали  в   эти  две  недели   в   московском  треугольнике:   Воробьевы  горы (  ГЕОХИ)  -  Середина  Ленинского   проспекта  (  Институт  Кристаллографии)  -      Пятницкая  (ГИН).

  Мир  тесен,  а  московский   научный  мир - тот  просто переселен     с  избытком.    И  потому   известие  о  том,   что   Шура  каким-то  образом  просочился в  кабинет  одного  из  авторитетнейших  академиков    уже   через  два  дня   долетело  до  Сергея   Вадимовича.  К   такому   маневру   Шуры  тот  не   был,  конечно,  готов  -    был     уверен:  Шуре    просто  в  голову  не    придет  искать  какие-то  обходные  пути.  Он   надеялся,  что,  поупрямившись   с  годок,   Шура   начнет  искать   основу  для  компромисса.   Сергей   Вадимович   уже понимал,    что   Шура  живет  по  каким-то   своим  законам,  но  при этом  был  уверен,  что      рано  или  поздно   Шура   все-таки сообразит,  что  его   законы,    хотя  и  хороши,  но  локальны. … К   тому  же   уж  кому-кому,  а  Сергею  Вадимовичу    было    ясно,  что   химические  науки  в    Кристаллографии   это   совсем  не  те   химические,  что  в  ГЕОХИ…  Что     Шуре,  даже  если  его  примут  к  защите,  придется   пересдавать   кандидатский  минимум,  да    не  кому-то,  а     волкам  из  Института  Кристаллографии...   И  кроме  того,   сдать     полуторогодовой       университетский  курс  по  физической  химии.   И  не  где-нибудь,  а  в    Менделавке…   Два  этих   барьера  даже  для  Шуры    могут   оказаться  непреступными -  либо  там,  либо  там   он,  если  не  сломает    шею,  то  затормозится  надолго   и   все  равно  побежит  в  ГЕОХИ.     Но  даже  если  он  просочится    и  через  эти   барьеры, есть  ведь        ученый   совет  Кристаллографии,  двадцать   докторов   физ-мат  наук  -  они   любого   изрубят    в   мелкий   шашлык…

  Все  это  Сергей  Вадимович     четко   оценил,  но  на  всякий     случай  решил      нанести   и  упреждающий    удар:  позвонил  гиновскому   доктору:

-  А  ты  со  своим   приятелем   уверен,  что   Шура  не    мухлюет  с  цифрами….  Не  плохо  было   бы   удостовериться  в  этом,  прежде  чем  тащить   его  к  академику…  Я      двадцать  лет      занимаюсь  расчетом   теплот  смешения   и    не  верю  в  возможность    оценивать  их  с  той   точностью,  с которой   делает  это   Шура.  Липой  попахивает….

Гиновский  доктор  вздрогнул и   задумался.  И  тут  же  позвонил   Шуре.  Пытал  его   долго  и  с пристрастием.  И  утомил   Шуру   настолько, что  тот  был  вынужден  прервать   разговор:

-  Вот  телефон, спросите  Борьку. Он  дипломированный,  прокомпостированный  кандидатским  дипломом  квантовый  химик Модель  мою  хорошо  знает.  Спросите  его  -  можно  ли  ее  считать  квантово - химической…

Шура, конечно,  очень   рисковал,  вводя  Борьку.  Борька  его  модель  не переваривал  и  морщил  нос  при всяком ее  упоминании,  поскольку  в  его,  Борькину,  башку   залетело  когда-то  представление:  Шура  пытается  обосновывать   полуэмпирику...  И эта  идея  никак  не  уживалась  у  Борьки   с  другой   установкой:  обосновывать  полуэмпирику  нельзя.  Сколько  Шура   ни  пытался  освободить    башку друга от,   как он  говорил,  квантовохимической  дури,  ничего  у него  не  получалось...

-   Твой   Хартри – Фок,  тот,  которого    ты  нагло  называешь  расчетом  из  первых  принципов,  это  разве  не  полуэмпирика?

-  Нет,  дурак,  -  отвечал  Борька.

-   И это ты, сукин  сын,  говоришь  мне,  который   отлично  знает,   что в  твоем    Хартри   с     Фоком   без  всяких  обоснований  используется тупейший   из тупейших    полуэмпирический  прием:  недиагональные  члены   двухчастичной   матрицы  плотности  записываются    как  полусумма  диагональных… Там  константу  подгоночную  надо  ставить.  А  вы,  подлецы, нагло  ставите  знак  равенства.  Падла  ты,   ясеневская   и  квантовохимическая  и  больше  никто,  раз  не  хочешь  этого  признать…

  Эту  проблему  они   частенько  обсуждали  на  Страстном    и  всегда в  таких  тонах.  Но  когда  Шура   начинал  излагать   свою  концепцию   эффективного   заряда,  построенную  на   аналогии  последнего  с  химической    активностью,  Борька  свирепел  настолько,  что  начинал  петь  «Тамару»…

     Была   у  него    в  заначке  такая   песня  -   цензурными   в  ней  были  только  предлоги.  Причем  пел  Борька  эту  песню  всюду,  не  делая  никаких  поправок  на  ситуацию.

-  Чтобы   заглушить  этот  бред,  -  объяснял он…

Минут   сорок  гиновский    доктор     пытал    Борьку,  но  выцедил  из  него  все-таки  фразу:

- Да,  квантово-химическая…

    И  гиновский  доктор  успокоился.  То, что  Шура  не  туфтит, он  не  сомневался -  порукой   тому  были  две   диссертации, выброшенные   Шурой  в  корзину.   Но  он  боялся     публичного  разоблачения  Шуры,  как дилетанта,  как   неумехи   с претензиями.  Опасался,  что    втянул  в  авантюру   сначала  своего  игэмовского  друга,  а  затем  и   академика… 

По  просьбе  гиновского  завлаба Борька      приперся  на  Шурин  семинар  в  Кристаллографии.  Чтобы,   в  случае  необходимости,  публично  произнести   эту   фразу… Борьке  очень не  хотелось    там  светиться.  У  него    практически     уже   была  готова   докторская.   А  ее  экзотическая   тематика   -  метод  функционала   плотности  -   требовала  серьезного  фона,  а  не  Шуриной,   как  он говаривал,    дешевки… 

- Баран, ты,  самовлюбленный  и  безмозглый,   -  отвечал ему       в  таких  случаях  Шура.  Ты    лучше  вспомни   свой  кандидатский  диссер -   та же  дешевка, если  не хуже…

  Гиновский  доктор   успокоил   тогда   Борьку,   сказав,  что  воспользуется  его     помощью   лишь  в  крайнем  случае,  если  темные  силы  пойдут    на  Шуру   в  лобовую…  Но   темные   силы   промолчали.  Семинар   посетил  академик,  и     они,   видимо,  решили:   раз   посетил -  значит поддерживает…  Семинар,  мол,  дело  десятое  - подождем  до   защиты.  Там  и  посчитаемся,  если     этот    субъект      доползет   до  нее…

  Сразу  же   после  семинара  Шуре  и  сообщили,  что  кандидатский минимум  придется  пересдать,  а  заодно   и  сдать    университетский   курс  по  физической химии. Шура   и  глазом  не  повел, хотя  эти  новости   были  для  него  полной  неожиданностью… 

    Полистав    врученные   ему программы,  Шура     решил,  что  готовиться    к  экзаменам не  будет:

  -   Если  я   сделал  эту  работу,  то     я   должен  знать  достаточно,  чтобы  такие экзамены   сдать.  И  нечего  мне  суетиться….

   Но  чтобы  успокоить  свои  домашних Шура, усаживаясь  вечером  у  телевизора,  теперь   подкладывал  под  себя      талмуды     по  кристаллографии  и   физической  химии -  пусть  знания, хотя  бы  таким  образом,  но  впитываются...

    Кандидатский минимум  он  сдал  на  четыре.  Его  ответами  комиссия  была     явно  недовольна,  но    зато  он продемонстрировал  столь  высокую  технику  владения      элементами  симметрии(  даже  такими  гнусными,  как   инверсионная   ось  третьего  порядка),  что  комиссия  решила  его   больше      не  мучить. 

Получив  этот  «хор»,  Шура  тут  же  направился   в   Менделавку.   Заведующий  кафедрой   физической   химии    оказался  на  месте,  сразу  же  его  принял  и,  ознакомившись  с  сопроводительной  цедулей,   долго,  чуть  склонив   голову  на  бок,   смотрел  на  Шуру,  всем  своим  видом   подчеркивая:  а  я  думал,   что  подобные  дураки   уже  давным- давно  перевились…  И  только,  когда    Шура  спросил,  а  можно ли    сдать  экзамен  прямо   сейчас,    зав. кафедрой  торопливо отвел   свой   взгляд   и уже  отдельным   движением  выровнял  положение  головы:

  -  Ну  что  вы  так, горячитесь…К    тому  же у  меня    сегодня   весь  день     расписан.  Давайте  недельки   через   две.  Посмотрите  книжки,  освежите   кое- что  в  памяти…

   Освежать   Шура   ничего  не   стал,  но   за  день  до  экзамена          Киреева  все-таки  полистал  - те  разделы,  которые   хорошо знал.   В     частности, вывод   изобарического  и изохорического  потенциалов  из   уравнения   второго начала термодинамики,   записанного   в  дифференциальной   форме…  

  Эти   потенциалы  и   были    первым    вопросом   на  следующий   день..   Шура  не  только   их  вывел  с  помощью   преобразования  Лежандра, но  даже  предложил     профессору    вывести   какой-нибудь  специфический    потенциал,  например,  при   постоянном  содержании  одно  из  компонентов…

-  Спасибо,   спасибо,  как-нибудь в  другой раз, -  испуганно      ответил   зав.кафедрой.  И  снова  долго  смотрел  на  Шуру,  слегка  склонив  голову.

  Второй  вопрос  -  физические  методы   в  химии.  Здесь    Шура   начал   с  квантовой  химии.  И   наговорил  такого,  что   у   профессора появилась  легкая  испарина    на  лбу и он,  прервав  Шуру,   поблагодарил    его    за  сообщенную  информацию  и сказал:

  -  Здесь   вы  разбираетесь  прекрасно, мне   было очень  интересно  выслушать  все это.  Переходите  к   третьему   вопросу.

  И  услышал   совсем  уж  неслыханное:

-  К  третьему     вопросу   я  переходить  не  буду,  поскольку  нечего   по  нему  не  знаю…

  Химической   кинетики,  а  третий  вопрос  был  именно   по  ней,   Шура,  действительно,   не знал.  И   более  того  - знать  не   хотел     этой  полуколичественной   дребедени…

Профессор, как  будто  ожидал  такой ответ:

-  Так  что,   и…  списать  что ли  неоткуда   было?

-  Да  как-то неудобно.  Да  и  зачем?…

Тут   профессор  еще раз  посмотрел на  Шуру -   внимательно   и  долго,  слегка  склонив   голову  на  бок,     и  сказал:

- Ну  ладно. За  первый  и  второй   вопрос   ставлю  вам  по  пятерке,  за  третий  -  два.  В  среднем же  -  четверка.  Твердая.

И  почему-то  счел  нужным  улыбнуться… 

Шуре,  можно  сказать,  повезло.    В девяносто  девяти   случаях  из  ста   ему,  наверняка,  бы  сказали:

-  Ах, ничего  не  знаешь,  так  будь   добр   узнай  и тогда приходи…

Но Шура, как-то  сумел  перетянуть   профессора  на  свою  сторону. Возможно,  он, действительно,  показал   не  стандартные  знания   по  двум  первым  вопросам,  и   тот  согласился,   что       кинетика   Шуре,  и  в  самом  деле,  не  нужна...

  К  тому  же, Шура столь  стремительно  пошел  на  сдачу   экзамена,   что  Сергей   Вадимович  не   успел,  возможно,  отмобилизовать  свои  ресурсы… Но,  когда  Шуре вскоре     пришлось  второй  раз  посетить   Менделавку,   Сергей  Вадимович    был  готов, и      Шуре  было  показано,  что  такое    серьезная   разведка   боем...

   Дело  в том,  что     при защите   диссера     нужен   был    отзыв  передового   предприятия,  которое  должно  было  обоснованно  показать,  что   без  результатов, полученных  в  диссере  оно,  это  предприятие,  жизни  дальнейшей   своей  не  чает...  Неизвестно  почему  ( то ли  Сергей  Вадимович  после   успешного   экзамена   по физхимии    рассвирепел  и   поспособствовал  направлению  Шуры  на   такое предприятие,  где     из  него  в   двадцать  минут     могли,  в  принципе, сделать  отбивную;   то ли  с  юмором  у  секретаря   ученого  совета института Кристаллографии   отношения  не  сложились…),  но  так  или  иначе   в качестве  передового  предприятия    Шуре  назначали   Кафедру  Физики   во  все  той  же   Менделавке..  И  там  его,  судя  по  всему,  ждали...

  Шура  понял  это     через  пять  минут  после  начала     доклада   -  его  прервали  и    по  вопросу   было  ясно,  что  без  участия   Сергея  Вадимовича    здесь  не  обошлось. Один  из  сотрудников  кафедры  оказался   большим    знатоком    как  раз    той  методики, которая  была  столь  любима   Сергеем  Вадимовичем   и  которую  Шура   закрыл  для   себя   как  совершенно   бесперспективную   несколько   лет   назад   -    ему   снова  напомнили    о  работах   М.  из  Израильского   химического    журнала…    Шура  был   настроен    очень решительно  и   свою  позицию:  все  эффекты   химической связи в  рентгеновских  спектрах    находятся  до  первого  рефлекса,  - похоже,  отстоял.  Заведующий    кафедрой,  он  же  член  ученого   совета в  Кристаллографии   на    семинаре  постоянно   не  присутствовал: зайдет,  минут  пять  послушает  и  снова  уйдет.  Но  судя  по всему,   с  доводами  Шуры  согласился  и от  имении    передового    предприятия  неотрицательный    отзыв  на  Шурин  диссер  подписал…

                                                        11

      По странному   даже  для   Шуры  стечению  обстоятельств защита  была  назначена   на  22   июня.  Шура  был  1941  года  рождения,  да  еще  июльский.

  Защиту   Шура  ожидал  без  видимого    волнения.  Правда,    один   момент   его  все-таки  беспокоил:  он  опасался,  что  на  защиту   припрется  Борька  и,  когда  Шура   начнет   излагать  свои  представления  об  эффективном  заряде,  не  выдержит  и прямо    на  ученом  совете   запоет  «Тамару».  В  том, что  Борька  может  это  сделать,   Шура   не  сомневался.  Он  помнил    их  поездку  в    Чимкент…

   Борька, конечно,   был  очень  осторожным  человеком  -  он   очень  любил  свой  еще    не написанный   докторский  диссер.   Подготовка  и  защита    его      была  для  него    задачей   не  только    научной,  а экзистенциальной.  Это  был  гамлетовский  вопрос  для  него. Защищать -  не  защищать   так  и  звучало:  быть  иль  не   быть…  Он  несомненно  выстраивал   какие-то   экстраполяции  в  будущее.  Не известно   прикидывал  ли,    как  будет  сидеть  на  нем   шапочка  академика,   но  то,  что он   очень  неплохо  будет  глядеться  в  кресле  завлаба,  Борька знал  точно.

  Отсюда    его   осторожность,  его   озабоченность  своею  репутацией  -    его  демонстративное  нежелание  не  только  разобраться  - слушать  все  эти,  как  он выражался,  Шурины  бредни.

  Но  в   то же  врем   Борька  был    человеком  с  воображением  и,  следовательно,   мог     при  определенных  обстоятельствах     выскакивать  из  рамок. Причем  опять-таки  демонстративно,  с  вызовом и  оттягом -  без  раздумий  о   последствиях. Воображение  подсказывало  ему: «  А  вот  сегодня,  плюнь  на  все  и  иди  туда»…  И  Борька  плевал  и  шел.  И  выкидывал  такие   коленца,  что  даже  Шура, в  принципе  не признававший  никаких   внешних  рамок,   тогда говорил:   «Ну,   ты   даешь…»

   Шуру в  Чимкент заманил  Борька,  который    был  одним   из  идеологов   нового  направления  в  квантовой  химии -  метод  функционала  плотности  -   и  который   вознамерился   провести, ни мало  ни  много,  всесоюзный   семинар  по этому   методу.   Все  крупные     русские научные  центры  затею  похерили  на    корню -  их   насторожила  экзотика  замысла,  восторженный   блеск  в  глазах  Борьки  и    высокочастотные,  приближающиеся   к  ультразвуку  обертоны  в  его   голосе.  Тогда он  саданул  в  юго-восточном   направлении,  но  Киргизия, Узбекистан,  Таджикистан    многозначительно  промолчали.  Однако,   откликнулись    друзья  степей  казахи.  Не  столичные,  правда,  да  Чимкент  -  тоже   город  не  из  последних.

Борька  и  Шуре  предложил:

- Съездишь,  послушаешь…  Может   что  дельное  услышишь   из  того,  что  я  пропущу…

Вилен   заявление  о командировке  подписал:

-  У  тебя там,  доклад?

- Нет,  так  послушать  умных  людей…

     Чимкент  поразил   их  в  первый  же  вечер.  Они  отправились   в  ознакомительную экскурсию, зашли  на  рынок  и  выйти  оттуда  уже  не  могли…

  Рынок  в этом   славном  городе  по все   периметру   был  огорожен   пивными   ларьками -  автоматами.   Они  стояли  по   окружности на  расстоянии  10-  15  метров. И  если  ты  выходил  из  такого  ларька  и  шел  в  любом направлении,  то  обязательно  натыкался  на  очередной     ларек. И   метался  человек  в  этом  кольце, как   пинг-понговый   шарик …  Московский  же  любитель  пива   был просто  обречен  на  такие метания… 

Только  к  полуночи   друзьям  удалось   найти   брешь и  выбраться    из  огненного   круга.  Они  никак  не  могли  уснуть  в  ту  ночь -  такое  сильное  впечатление  произвела   на  них  великолепная    оправа,  в  которой   существовал   чимкентский   рынок.

 Но  едва  только  Шура  заснул,    зазвучал…  гимн   Советского  Союза. «  Война»     была первая  мысль  Шуры  -   спросонья  он  принял  гимн  за «Вставай   страна  огромная».  Но  продрав  глаза,   увидел  Борьку  в      пестрых,  явно    нерусских   трусах  канареечного     цвета( нормальные  люди  в  те  времена  носили   черные,  в  крайнем  случае,  синие  )  вытянувшегося  перед  включенным   приемником…

-  Ты   чего  это, -   спросил  Шура,   когда  они     ехали  на  семинар.

-  Тебе,  малохольному,  этого  не  понять

-  Но  все-таки

-  В  партию по  весне  мне  вступать,  очередь  подходит…

-  Ну  и  что…  Гимн-то  причем?

- Я  же говорил -  не  понять  тебе…

- Но  все-таки…

-  Волю, волю  тренирую, бестолочь…

-  А-а-а…

  Наверное, перебрали  вчера,  - подумал  Шура... Но    все  повторилось.  Вечером    они  снова   пытались  вырваться из  кольца,  а  в  шесть  утра  Борька  вновь  тренировал  волю.

  Ясное   дело,  что   подобный режим    мало  способствовал   тому,  чтобы   слушать  всякое -  разное  про  Киржница  и   его  поправки  к  кинетической   энергии.  И  Шура  не  слушал  -  он  мирно дремал,  уронив  голову  на  грудь.  Но  Борька  не  мог  позволить   себе  такой   роскоши  и поскольку,  судя  по  всему,   волю  он  тренировал  давно  -  спал,  не  сгибая   шеи  и  не  закрывая   глаз.  Когда  же   пришло  время   его   доклада,  он  в целом   твердой   походкой  взошел  на  трибуну и,  уцепившись руками в  борта ее,  прочитал  свой  доклад  - как  стихотворение.  Шура  потом  специально  подходил    к  трибуне -  там были   явные  отпечатки Борькиных  ногтей. Воля  у  него  была,  и  в  самом  деле,  неземная.

  Семинар  незаметно подошел  к  концу   и всех  его участников,   а  было  их  человек   двадцать,  гостеприимные  казахи  пригласили  на  прощальный банкет.  И  не в какой-нибудь  паршивый  ресторан, а  в  частный  дом.   Стол  был  потрясающий.  Одни   мужики. Женщины  лишь  подносили  блюда  и  тут же  растворялись  в  воздухе.  Тост  следовал один   за  другим.  Уже  выпили  за все,  что   только  можно,   включая  первую  и  вторую  поправку  к  кинетической  энергии.   И  тут,  сидевший   слева от   Шуры  Борька    наклонился  к  нему    и,  кивнув  подбородком  в  сторону   стола,   прошипел:

  -  Смотри,  что  делают,  суки…

   Шура    вгляделся   в  стол  и  мгновенно   все  понял.  Он не  придерживался   Борькиных  экстремистских   взглядов -  тот  считал,  что   соотношение   выпивки  и закуски    на  нормальном  столе   не  должно   сильно  отличаться(  в  денежном  выражении)  от пропорции     два  к одному …  Шура   считал,    что  и   фифти-фифти    вполне   допустимое   соотношение-  главное,  чтобы  не   было    явного  смещения   в    пользу  закуски.  Небольшая, но  имевшаяся  у  него   практика   игры  в «  Тигр    идет»(  невинное   развлечение  геологов  на  камеральных  работах)    приучила  его к  этому  требованию …  Здесь же  намечалось  явное  и  очень  сильное   смещение: закуска  была  столь   мощной   и  добротной, что  выпивка,  действительно,   таяла  на  глазах…

  Через  минуту  Борька  еще раз  наклонился к  Шуриному  уху:

- Хочешь, я   разгоню  их в  миг.

  И  на   молчаливый  вопрос  Шуры  - как?  -   добавил:

-  Тамару  спою.

   И  Шура  понял,  друг  его  находится   в  одном   шаге  от   полной  ликвидации     своей   научной   карьеры.  Готовясь  к  венцу   карьеры,  он так  воспитал  свою    волю,  что   готов  был   сделать  этот   шаг.

-  Притормози, -  прошептал  в  ответ  Шура, -  дай     я   лучше  их разгоню. И  встал.  Борька    глядел   на  него  с   восторгом:

  -  Вот  это  друг…  Неужто  запоет,  -  думал  он.

Но Шура    петь  не  стал -  он    произнес   тост:

   - Вы,  наверное,  обратили  внимание  на  определенные  странности   моего  поведения  на  этом  семинаре:  доклада  я  не  делал  и  все  заседания  мирно  продремал.  Но  семинар  закончился  и   мне,  пожалуй,  есть смысл   положить  конец  вашим  недоумениям.  Дело  в  том,  что  я  представляю  на  этом  семинаре  -  здесь    Шура  сделал  паузу  и    внимательнейшим    образом  обвел  присутствующих  глазами    -  Комитет  государственной     безопасности…  Всем   вам  известно,  как     наше  ведомство  относится  к  инакомыслию  -  в любых  его  проявлениях.  Ведь  недаром  в кабинете нашего шефа висят  два   портрета.  Первый, это,  понятное дело,  Феликс  Эдмундович. Второй  -  Пушкин.   И  когда  у  шефа     кто-то спрашивает,  а  почему  Пушкин-то,  он  всегда  с  простодушной   улыбкой  отвечает:  « Ну  как  же,   ведь  это  он  первый  сказал: «Души  прекрасные   порывы»…

  Так  вот,  едва   только  Киржниц  опубликовал  свою  первую  статью,  у  нас   и  был  организован  подотдел   под  названием  «  Метод  функционала  плотности».  Мы   следим,  мы  все    читаем…  Могу   обрадовать  вас:  каждый  из  здесь  присутствующих  пребывает    в нашей   картотеке  и  давно.  Потому  и  предлагаю  тост.  Пусть сгинут  наши   враги  и  пусть  уже    в первом    квартале наступающего   года  будет  получено  выражение   для  третьей  поправки     к  кинетической  энергии…

 Шура,  конечно,    рассчитывал  на  смятение  в   рядах  участников  застолья  и надеялся,  что  человека  три -  четыре  незаметно  исчезнут.  Но  он  никак  не  ожидал,  что     на  его  тост   стол  ответит  массовым  бегством -  уже  через  десять   минут     их  за  столом  осталось  четверо  и    удельное   соотношение   выпивки    и  закуски резко отодвинулось от  критического…   У покидавших  же  застолье    мгновенно  обнаружились   дела  -  у  всех  очень  срочные.

    Шура   навсегда  запомнил   тот блеск    Борькиных глаз  -  «Хочешь  я  разгоню    их  ».     Что-то    подобное  он   видел    лишь однажды   -  в  глазах    питбультерьера  перед   его   броском    к   горлу  замешкавшегося  на  мгновение    соперника  по  собачьему  поединку…

   Так   что  Шура  допускал:  Борька  может  запеть  свою  «Тамару». Но  успокаивал   себя:

 -  Запоет, так  запоет -  куда  от  этого  денешься.

                                      12

   Двадцать   второе    июня  в   тот   год   выдалось  холодным, ветренным – нелетним.  Шура    к   тому  же    не  выспался.  Вечером  приезжал  Борька –  помогал  готовить    банкет.  Шура  заявил, что   банкет состоится  в  любом  случае  -  и в здравие    и  за  его  упокой.  Они  чего-то  делали -  то,  что   их   просили,  и  под  работу  незаметно  уговорили две   бутылки  сухого  вина.  Борька  даже  призывал  к  благоразумию:

-  Может  не  стоит вторую-то.  У  тебя же  доклад  завтра…

 - Ты  за  меня  не  беспокойся, -  отвечал  Шура.  -  Главное,  чтобы  ты    Тамару  в  институте  Кристаллографии  не  запел...

- А  это, как  сложится….  Что   нести    будешь….  А  то  и запою….

  Потом  Шура    долго  гладил  брюки.  Марли   в  доме не оказалось -    гладил  через   газету.    Она все   время  подгорала, и  брюки  получились  непонятно  какие. Одни могли  назвать  их  вполне глаженными,  другие   согласились бы  с  тем,  что     утюгом  к  ним  не  прикасались  никогда.   Осмотрел   Шура  и  свой  свитер.  В  принципе  его  можно  было  бы    и  простирнуть.  Но   мысль,  что,  скорей  всего, он  не  высохнет,  уберегла  его  от  этого  подвига…

  Защита началась  так, как   начинаются   все  защиты  -   с  доклад  претендента.  Когда   пошли  вопросы,  сразу  же активизировался    один  из  членов  ученого  совета,    профессор  и     физмат доктор   с  ласковой,  но   ничего  хорошего  не  сулящей   фамилией  Инденбом.  Видно  было,  что  автореферат  ничего,  кроме  раздражения,    у  него  не   вызвал  и   потому  щели  в  Шуриной    модели  он  искал  активно  -  с  упоением.  Унялся   профессор  лишь  после    седьмого  вопроса.      Задал  свой  вопрос    и   академик.     Очень активен   был  и  еще  один    физмат доктор    и  тоже  с     очень  обнадеживающей  фамилией -  Чернов.

  Затем  читали   отзывы  на   автореферат  и   от  передовой   организации.   Два  замечания     передовой  организации   Шура  с  вызовом    отверг.  Что  же  касается    авторефератов,  то     решительно     не  согласился   с замечанием  какого-то   пижона,  который   сетовал    на  избыток  общих  рассуждений   в  диссере.

- Работа   методическая,  сказал   Шура,  построена  от  общего  к  частному,  и  потому   общие  положения  и  их анализ  -  неизбежны...

      Тандем  Черновых    не    оставил   без  внимания   Шурины   дерзости,   и     имела    место   короткая,  но  резкая  перепалка  по  вопросу  о  переносе  заряда при  образовании  химической  связи.  Шура      был  неумолим    и  настаивал,  что    речь  идет о  деформации  атомов,  и эффективным  зарядом  моделируется   именно  она…

   Потом  пошли  оппоненты:  Сергей   Вадимович   и гиновский  доктор.

  Отвечая   на   замечания   первого  оппонента  Шура  категорически   не  согласился   с   его   утверждением     о   наличие  некой  смысловой  связи     между  эффективным  зарядом    и  ионностью:    квантовохимической  основы   для  разделения   энергии  связи на  ковалентную  и  ионную  составляющую   просто   не  существует … 

  Это привело   Сергея Вадимовича,    судя    по  всему,   в   бешенство,  и  он  ринулся  в  драку  -    тут    же.   Настаивал,  что  следует  различать  квантовую  химию  и    энергетическую   кристаллохимию,   хранить   и  беречь   аппарат  последней,  а  не  выплескивать  ребенка  вместе  с  водой...

Потом   стенографистка   скажет  Шуре:

  - Я  двадцать  лет  стенографирую  здесь …  И  впервые  - оппонент      выступал  на  защите  второй  раз…

   Гиновский   завлаб   был  благожелателен,  хотя, естественно,  и у  него    оказались  замечания....  На  одно  из них  Шура  счел  нужным ответить   -  во     все    той  же  непреклонной  манере.  Он  не  согласился, что  при   перенормировке   теряется   физический  смысл   квадрата  волновой  функции, строго  заявив,  что  просто   вероятность   превращается  в    эффективную  вероятность…

  -  Ох, Букин, - вспомнил    тут  Шура  о   своем   гиновском  дружке.  -   Зачем    только   я     пивом  его поил    в  Домжуре.      И  потчевал  бутербродом  с  борщом   -   была  в  те   времена  там    такая  фирменная   закусь.   Ведь   это  же Букин   -  кто  еще  в  ГИНе   мог вставить   в   отзыв такую   гадость …

  В   целом   Шура  был  пока     доволен  собой   -  ни  один     вопрос     из  равновесия  его   не  вывел… Но  он  не  знал  пока       главного  -   о    подготовленном          жестком,  резанном    ударе…

  Когда  была  объявлена   дискуссия,  первым  вызвался   все тот  же  человек  с    веселой   фамилией   Инденбом.    И      Шуре  сразу  стало понятно,  что   Сергей   Вадимович      к  его    защите   подготовился   хорошо  и  на  разных  фронтах.      Инденбом     начал    с  реверанса  в  адрес  энергетической   кристаллохимии,  а  Шуре  трудно  было  представить  доктора  физмат  наук,  который    по  своей   воле,   в  твердом  уме  и  здравой  памяти   вдруг вспоминает  о какой-то  там   энергетической   кристаллохимии…

  Выпрямившись  после  реверанса,  Инденбом  сразу же  приступил   к   энергичному изничтожению  главных  принципов  Шуриной  работы,  которые  были  заданы     как  постулаты.  И,  как  всякие  постулаты,   были   потому  беззащитны.  Доводы   Инденбома не  воспринимались  как  убийственные  - от  них  вполне   можно  было   просто   отмахнуться:

-   Мол, это   постулаты,  дорогой   товарищ  -  они    приняты  на  веру.  Вы   можете    не  принимать  их   -  вводите   другие  и  стройте  на них    свою  модель.  По  результатам    и   будем    оценивать  постулаты…

   Но   растоптав  исходные  принципы  и  с  презрительной  усмешкой  высказавшись   о  полуэмпирических  параметрах,    Инденбом охарактеризовал   Шурин  диссер,  как   «интересные  поиски,   которые не  дали  результатов».  И  заявил  в  конце:

-  Я  буду  голосовать  против    и членов   ученого  совета    призываю  последовать  моему    примеру.

 Следом  выступил  еще   один  доктор,  но  уже  химических  наук. Он  был   настроен более  мирно,  но  господина  с  веселой   фамилией  все-таки поддержал.

  Шура  к   такому  повороту   событий   готов  не  был  -  он  даже  не допускал     возможности  такого   поворота.   Он  даже  слайды,  на  которых  воспроизводился   вывод    модели, с  собой не  взял.

  Было    понятно,   что  Инденбом   в  отношении  Шуриного   диссера   определился   не  сегодня  и  не  здесь.  Его   явно попросили   сбить  гонор  у  этого  самоуверенного  типчика,   и  он  легко  это  сделал.

 И хотя  в себя    Шура пришел    быстро,      сил  схлестнуться  с    Инденбомом    в     прямом    поединке  ему,  видимо,  не  хватило.   Не  был  он  готов  и  промямлил   в  ответ  что-то весьма  и  весьма  неопределенное…. 

Но  именно  в  этот  критический  момент     Шуру    решительно  поддержали.  И  не кто-нибудь,  а   член  ученого  совета  и   зав.  физической   кафедрой  из  Менделавки.  Он  не   принял    Шуриной   трактовки    эффективного    заряда,  но  признал,  что   Шура  самобытен  -  хотя     и   ломится  в  открытую  дверь…   Затем  ругнул термин  « энергетическая   кристаллохимия», заявил,  что  диссер Шурин  находится  посередине  между  докторской  и  кандидатской  и     призвал  голосовать    «за»…

   А  дальше    вообще  начались   чудеса   -   в  дискуссию   стремительно  вклинился   Сергей   Вадимович.   Шура   был   уверен,  что     после  брани  в  адрес   энергетической   кристаллохимии    тот выступит    обязательно, но  он  и  допустить  не  мог   тех  слов,  которые   были   произнесены    после   ответа  на   брань.    А  Сергей   Вадимович,       имея  в виду  Шурины  попытки  оценивать   энергию связи  в  окислах,   говорил,  что  мы не  знаем    в  мировой  литературе  аналогов подобного  рода.   Шурины же  оценки   энергии  смешения    в  твердых  растворах   он   назвал  рекордным   - мол, подобное     квантовохимическим  методами    было   вообще  достигнуто     впервые.     Шуру  аж  в     жар      бросило,  когда  он  услышал    всё это   -  так ему   стало  стыдно  за  свои  подозрения  в   адрес   Сергея  Вадимовича…

И  импровизация Сергея  Вадимовича   была  только  началом.  Выступивший  следом  еще  один  доктор    химических  наук   призвал  оценивать  не  только  дискуссионность  работы,  но     и  диссертанта.   И  выдал  совсем уж  неожиданный   комплемент  в  адрес  Шуры.   Сегодня,  мол,   у  нас   редкая  по  своей  остроте   защита.  Диссертант  не  согласился   ни  с  одним  замечанием. Кроме  того,  он  показал чрезвычайно  большую  эрудицию…

Еще   кто-то    хвалил   подвижничество Шуры -  протестовал против   реакционного  отношения   к  его  работе.   Даже    доктор  Чернов,  хотя  и   поплевал   очередной   раз   на  Шурин  диссер,  но  признал,  что   дискуссия   его   вразумила,   и  он  готов   расщедриться  на  белый   шар  при  голосовании.

  Все   было  уже  ясно -  человек  с  веселой   фамилией  Инденбом   остался    в  одиночестве.  И  его новое выступление,  где  он  пинал теперь  не  только   Шурин   диссер,  но  и       ученый   совет,   повлиять   уже не  на  что      не   могло.  К  тому  же  академик, выступивший  последним,    тоже  призвал  голосовать  «за».

Шура  к   тому  времени  уже  окончательно   пришел  в  себя  от   полученной зуботычины   и,   когда   ему   было    предоставлено     последнее   слово,   был   краток  и  дерзок: 

-   Я  мог  бы  свое  ответное  слово  построить  на  основных  положениях    своего доклада  в  надежде на   то,  что  мой  главный  оппонент  выслушает       теперь    меня  более   внимательно   и  убедится,  что  он  не  прав.  Но  поскольку   такой  возможности  мне  предоставлено  не  будет,    остается  одно:   поблагодарить всех  присутствующих    за  внимание.

Результат голосования     был  феерическим: 16  -  за,  2  -  против, 1  бюллетень   оказался  испорченным.

  Потом  был   банкет.  Гуляли   у     Шуры  дома  и  с  размахом. Гость  шел    солидный,  налитой.   Шел   непрерывным  потоком.  И  только    четыре  человека  удержались  в  этой  круговерти  до  финала. Это  сам Шура,  его  друг  Борька, его  друг  Граф  и  его  руководитель Леня.   Они   так  и  встретили  рассвет  23  июня:  сидя  на   шкафу (  потолки в  Шуриной   квартире  позволяли такую  роскошь ) ,    обнявшись,   они   пели  популярную  в  то  время  в  геологических  кругах  песню:  « Прощай,  родная   моя,  дорога  снова  вдаль  зовет  меня…»

Догуливали    и  на  второй  день.  Был    и  день  третий.  Но  его   Шура  почему-то  не   любил  вспоминать...

                                            13

Шурины  страдания   на  этом,  однако,  не  закончились.    Приблизительно   через   полгода из  ВАКа   пришло приглашение  попытаться   еще      раз защитить диссер    -   теперь  на  экспертном  совете  ВАК а.  К  уведомлению   был  приложен  отзыв  черного оппонента -  жесткий, отрицательный,  не  оставляющий  никаких  надежд…           

  Шура    сразу  же  связался  с   Борькой.  Тот  перезвонил   тут же  -  всего  лишь   пять  минут  потребовалось  ему,  чтобы   узнать   фамилию    черного     оппонента  -  настолько  могущественны   были  связи  Борьки  в химическом  мире   Москвы.  Автором   зубодробильного  отзыва  оказался   тот  самый   неуловимый  доктор  химических  наук,  которого  когда-то    Сергей  Вадимович   в течение  почти года  не  мог  уговорить   явиться  на семинар,  посвященный   Шуриному   преддиссертационному  докладу   в  ГЕОХИ.

  Шура   без  труда  разобрался   в  системе  аргументации   черного и  накатал  на  пяти   машинных  страницах  убедительный,    как  ему  казалось, отлуп.. И   даже  украсил    его    выводом:  рецензия  предвзята  -   цель   угробить   диссер   господствует    в  ней.    

Шурина  ситуация   была     стопроцентно  безнадежной.  Он   понял  это    сразу же.  Первой   в  чистилище   вошла какая-то  дама  из  Узбекистана.  Ее  вывели оттуда  через  пять  минут  -  в  слезах и  диком  волнении.    У   ваковских   костоломов,  видимо,  не   было  и  малейшего  сомнения,  что  и  в  случае  с  Шурой    они   уложатся  во  все   те же   пять  минут.  Их  интересовал, конечно,   не   столько  Шура,     сколько  докторский    совет  института  Кристаллографии.    Прихлопнуть   этого  самоуверенного  типа,  посмевшего   в  грязных  геологических  сапогах  вступить  на  лощеный   паркет   высокой   химической  науки,  и  стегануть     ученый совет  одного  из    ведущих  академических  институтов… Чтобы   другим  неповадно   было  принимать  к  защите   всякое   дерьмо… План,  скорей  всего,   был  именно  таким. 

   От   ученного   совета    в  ВАК     приехал   завкаведрой    физики  из  Менделавки.   Академик,  выбирая   кого послать, так,  видимо,  и  рассудил:  ты нас  на  стадии     подготовки  к защите  от него    не    уберег  -  вот    и    оправдывайся   теперь  в  ВАК е...

Но  сам  завлаб    встретил   Шуру  очень приветливо  и  они,  видимо  успокаивая  друг  друга,   долго   трепались  на  отвлеченные   темы  -  все   то   время  пока  экспертный   совет,  разобравшись  с  узбечкой,  что-то напряженно   обсуждал  за  закрытыми  дверьми.

  Наконец  их  пригласили.   В  просторной   комнате   стояли  два  длинных  стола,  за  которыми  и  восседали    члены   экспертного   совета.     Между   столами  с  одной   стороны  за небольшим  столиком сидел  председатель  совета,  рядом  с ним -  доска  на козьих  ножках.  С  другой  стороны  -   располагалось    лобное   место  -  на  него  и  вступил   Шура.

  Нужно    сказать,  что   Шура  учел  опыт   своей   защиты   и  отмобилизовался    предельно   -   был   готов на  беспощадную  драку.  Он   понимал,  что   серьезно  здесь  его  не   воспринимают.  Но он   знал  то,  чего  не  знал  никто  из присутствующих:  его  работа  имеет  хорошо продуманную,  а   главное  внутренне   непротиворечивую   структуру.  В  ней  была  масса  внутренних   связей.   Отдельные   из  них   можно  было  разрушить  с  помощью  тех  или  иных   аргументов,  но  включались  другие   и   структура   держала   удар  -  не  рассыпалась.    Все   это  очень  усиливало   концепцию,  которую  он  отстаивал  в  диссере.  Ее   можно   было  не  принять,  как  ее  не принял  на  защите   человек   с  веселой   фамилией  Инденбом,  но  ее   было  очень  сложно  разрушить.  И  от   Шуры   в  этой   ситуации   требовалось  по  существу   одно:  не  забывать об  этой   особенности  своей  работы  -  не  усомниться  в  ней.

  И   Шура   сразу  же  показал,  что      расправиться   с  ним,  как  с  узбечкой,   не  получится.

-  Вот  доска,  вот   мел. В  вашем  распоряжении   пять  минут.  Объясните   нам -  что  такое   энергетическая   кристаллохимия,  -начал  процедуру   изготовления  из  Шуры  отбивной   котлеты председатель   совета.

     Шура  и  с  места  не  двинулся,  он  даже  не  глянул  в   сторону   доски.  Он  выдал  всего  лишь  одно  предложение,  правда  длинное,  которым   и  ответил  на  заданный  вопрос. И  добавил:

-  Я,  надеюсь,   уложился   в   пять  минут?   Могу  ли    я присесть?

Возможно,  подобной    дерзости  в  этих  стенах  не  слышали   никогда.  Шура   явно перехватил  инициативу.  Пусть  легкое,  но  замешательство,  он в   стане  противника   почувствовал. Стул  ему,  во  всяком  случае,   взять  позволили…

  А   дальше    были  пятьдесят   минут   перекрестного   допроса. Едва  Шура  закрывал  рот,  отвечая  на  один  вопрос,  как   без  всякой  паузы,  звучал   новый.  Шура  только  голову   успевал поворачивать -  слева  направо, и  справа  налево.  Но  они   не  продавили  его   не по одному   вопросу.  И  первым  это   понял  председатель -  на  пятидесятой  минуте  он  решительно   остановил  дискуссию:

-   Мы   пошли   по  кругу,  вопросы    стали  повторяться…

  Шуру  и  представителя    ученого  совета  попросили  удалиться…

  -   Что   вы  наделали,  что  вы  наделали  -  бросился  к   Шуре   завлаб…  Зачем  вы   ввязались     с  ними  в   теоретические   споры… Неужто  вы  не понимаете,  что,  как бы  вы  ни были    правы,  они  никогда,  по  статусу  своему,   с   вами  не   согласятся…

  Он  был  очень  взволнован.  Спор эти  пятьдесят    минут   шел  на  темы   квантовой  химии, тонкостей   которой  заведующий   кафедрой  физики  мог     не  знать   и,  следовательно,  не  мог    оценить   Шурину   аргументацию.  Но  одну   приятную    вещь   он  Шуре   успел    сказать:

-   Я  вас   третий  раз  сегодня   слушал  и,  скажу    честно,  я   начал,  кажется  понимать,  наконец,   вашу   идею  с  эффективным  зарядом  и  внутриатомным   переносом.   Вы  знаете,  она    не   пуста  -  она  определенно  не  пуста.    Но   уж  больно  неординарна -  пугает.

  Поговорить,   как  следует,  им    не  дали  - позвали  на  оглашение  приговора…

Результаты   голосования    были   фантастически  прекрасны:    восемь-  шесть  в пользу  Шуры.

Оглашая  их  председатель,  естественно,  поплевал  на  диссер-  приблизительно  в  том  ключе,  в  котором  на  него  плевали   в  Кристаллографии.  Но  мы,  мол,  не  хотим,  чтобы  вы,    при  своих    способностях    вести  дискуссии,  тратили   время  на  переработку  диссера.  Так  что   даем   вам  степень.

   Шура  выслушал  все  это,  поморщился  и  пошел  к  двери.  Возле нее  остановился,  повернул  голову и  сказал «Всего   доброго» …

Месяца   через  три   его  пригласили  в   Кристаллографию   для   вручения  диплома.  Шура    это   приглашение проигнорировал.  Не  откликнулся    он   и  на    второе   -   дождался зачем-то третьего, а второе ликенулся    и  на   пригласили  В  Кристаллографию   для  поагодарности  пошел  к  двери.дрой  физики  мог     и  не   

получив  диплом,   тут  же  направился   к   директору  своего   института.

- Вот,  Вилен  Андреевич,  события  развернулись  все-таки  по оптимистическому  сценарию -  защитился  и  даже   через  ВАК  пробурился.

 Прежде   Вилен     говорил ему   неоднократно: « Нет,  Шура, нет,  не  верю  -  до  твоей  защиты   мне   не  дожить».  

  Сказал  он  свое  «нет»    и на  этот   раз:

-   И  не  проси,  под  такую  тему     научного  сотрудника    я  тебе  не  дам…  И    вообще   я  не понимаю  тебя.       В  математической  группе     у  тебя  полный  порядок  -  как  в  прусской   казарме  накануне   смотра.  Какого   рожна   тебе  еще надо.  Занимаешься,  чем  хочешь.  На  работу  приезжаешь,  когда   хочешь.  И  помощники  у   тебя,  в  принципе,  есть,  хотя   мне  известно,  что  для   своих   дел    ты  их    не  используешь…  Нет,  нет…. Пусть  все  останется  как  есть.

  Все,  что  говорил  Вилен  было   чистой   правдой -     Шуре,  действительно,   не  на что  было  обижаться.  Группа   у  него     много  времени  не  отнимала. А   помощник   для   той   работы,  которую  он  для   себя  задумал   на  очередные     лет  десять,   ему  в  общем-то     и не  нужен   был.  Но Шура  рассчитывал,  что    теперь-то   после двух   выброшенных   диссеров  и  защиты   везде,  где  только  можно,     третьего,   к  его  работе  в  институте   отнесутся,  не  как  к    забаве,  а    серьезно...  Само   это  отношение  для   Шуры  ровным  счетом  ничего  не  значило   -   в  том  смысле,  что  никак  не  влияло.     Возможно,  он  просто    устал,  и  ему  нужно  было     сменить  обстановку -побездельничать   где-нибудь  месяца   два.  Но,  скорей   всего,   на   его  состояние  оказывала  влияние   ситуация   выбора,  в   которую   он    незаметно  погружался  уже   давно -   завершение    диссертационной  эпопеи     лишь    сделало ее    очевидной.  А   выбор   был  таков.   Либо  впрягаться   на  десятилетие   в    ярмо    без   каких  либо        шансов   на   успех: продолжить     работу  на  том  же   направлении  в     границах     той   же  концепции   химической   связи, но  начать   практически   с  нуля  -  с  новой  программы.  Либо  кардинально    сменить  род  занятий  -  включиться   в   те    дела,  которые    незаметно  «понагнало   из-за   синей  горы».  И     здесь    уже  начать  с  чистого     листа…

Если  бы  Вилен   сказал: «  Да, Шура,  готовь    того,  кому   передашь  группу   и   доклад   для  ученого  совета  о  той  программе,  которую   ты   собираешься   развернуть», Шура,  конечно   бы,   впрягся  и  без  раздумий.

 Но  Вилен   таких   слов   не  сказал…  И  это для   Шуры    сейчас  означало одно:  надо   искать    себе   другую   синекуру,  не  здесь  в  Черноголовке,  а  где-нибудь  поближе   к  дому.

  Одним   словом, выбор    Шура   пока  отложил -  решил  искать  работу   в  Москве -  такую,   где   все,  что  требуется   сделать  за  неделю,  можно  провернуть   за  полдня.  И   одновременно  начал  писать   статью      о  той концепции  химической   связи,    которая   была    положена  в  основу   диссера. 

    Статья     была     отправлена в  «Журнал   структурной   химии»   -  в  Новосибирск. Ответ  пришел   быстро:  безымянный    рецензент     высморкался на   Шурину   концепцию  смачно  и  коротко -  на  половине страницы.  Ясно   было, что     он  и  не  пытался  разобраться.  И  хотя   новосибирский  умелец   нашлепал  на   машинке  всего  тринадцать  строк,  Шура   уловил  в  тексте  что-то   до  боли  знакомое:

-  Неужто  Борька,  сучий  потрах. Претензии   явно  в  его   стиле. Да    и машинка,  похоже   его -   «о»  и  «е»   грязные.  Вот     мерзавец,    даже  формулу  своей   рукой,  кажется,   вписал…  Хотя, нет…   -   Шура   пригляделся  к   формуле.  -  Почерк  все-таки    не  его.  Значит,  кто-то   из  его   корешей  в  Академгородке  -   такой  же,   как  он,   индуктивный   осел… 

                                                          14

   Пока      Шура  искал   подходящую    синекуру   в   Москве,  и  ничего     путного  не  находил:  то ежедневное  присутствие  необходимо,  то    не   давали  цены,  устраивающей Шуру   -  он   требовал    двести  рублей,  двенадцать  копеек,  или  ровно   двести,  если  без  стоимости  посуды…   Так  вот,   пока   Шура   искал,     произошли,     на первый      взгляд,  два  малосвязанных   события.  Сначала    во   власть    прошмыгнул    Горбачев,   а   буквально  следом  и  Борька   защитил   докторскую... 

   А   Шура  все  искал  и  искал.  А  синекура  все  не  находилась    и  не  находилась…     Окрыленный    же   успехом   Борька рыл,     теперь    уже  с  помощью  докторского  кайла,    ходы  и  траншеи   во  всех  направлениях.  Он  пребывал,  можно  сказать,    в  эйфорическом    состоянии,  поскольку,  как  вскоре   выяснилось,  ему  теперь    и  в     партию  вступать     было  не  надо  - Горбачев   со  своей   женой   такого    наворотил    за  два  года,   что  Борьке,   и  не  только   ему,   стало  ясно:  для   процветания      теперь  достаточно    партийности   и на  уровне  пионерской  организации.  Так  вот,  Борька     рыл    и    нарыл  все-таки   -  получил  приглашение(контракт  на  два  года  )   в  один  из   известных     университетов     Канады…

  Они  не  виделись  года  три -  считай,  с  того  момента,  как   пели  песню,  сидя  на   шкафу    у  Шуры… По  телефону   переговаривались,  а   встречаться  -  не  встречались. А  тут  Борька  предложил   встретиться  на  старом   месте,  на   бульваре:

-  Послезавтра,   старик, в  Канаду   уезжаю,  на    два  года… 

 Это   были  дни,  когда  над  страной   уже  во  всю  полыхало   зарево     тотальной   трезвости,   и  потому    к  Елисееву         можно  было  и  не   соваться.    Оставалось надеяться   лишь     на  Борькины стратегические   запасы.  И     тот   не   подвел -  на  немой  вопрос  Шуры(движение  подбородка  вверх)   кивнул  и  добавил:

-  Да,  не-ГДР

   Шура  знал,  конечно,  о  двух  бутылях  спирта  в    Борькином  сейфе.  Большой,  с  гидролизным  и    надписью   «ГДР».    И    второй,  можно  сказать  миниатюрной,  с     ректификатом  и   надписью  «ФРГ».   Спирт  выдавался  на  промывку   контактов   ЭВМ   и  прочего   счетного  оборудования.  Контакты, естественно,  протирали  или  продували, зато    исключительной  популярностью,   и не только  в борькином  институте, но  во   всех  институтах  академии  наук,    пользовался  напиток пятьдесят  на пятьдесят     под  названием  «Хищёнка».   Друзья   и  пили    сегодня  на    Страстном   бульваре  из  молочных  пакетов   хищёнку  ФРГ-вского   разлива.  И   беседу    вели.

-  Ты  знаешь,  что    я  никогда  не  лез к  тебе  с    оценками и  поучениями. Но  сейчас   ты  мне   можешь    объяснить, только  без  философии,  пожалуйста,  чего  ты  всем  этим   добился,  ради  чего  ты   потратил  пятнадцать  лет.  К  чему  тебе  все  это… Ты ведь  мог  защититься  еще   десять  лет  назад  и   спокойно  потом  заниматься   тем,  что   тебе  интересно,   постепенно,  шаг  за  шагом  разрабатывая  свои  идеи  и  приучая  людей  к  ним…Объясни,  я  понять  хочу.

  - Объяснять   тут  нечего.   Меня  интересовала  одна  проблема.  И    я,  как   мог,    разобрался   в  ней     и  высказался  на  этот  счет.  Если  бы  не  шел  вглубь,  не  переопределял  свою  задачу -  не  разобрался   бы…   А  я  разобрался,  и  доказательством    тому  -  8:6  в  мою  пользу  на  экспертном  совете.

-  Ну  это  ты  только  для   себя   разобрался. Ты, ведь,  отлично  понимаешь,  что  твои  идеи    никому  не  нужны, и  никто   о  них  никогда  не  вспомнит.  Химическую  связь  по-прежнему будут   понимать  так,  как ее   понимали  до  твоей  защиты.

-  Здесь, наверное, ты  прав.   Но  это   твоя  правота….   Ты  знаешь, я  тут  статью  написал -  концептуальную…  Отправил  в  «Структурную  химию».  Получил  отрицательный  отзыв.  Я  даже,  был  такой  грех,  тебя,  ненадолго  правда, заподозрил.  Но  почерк  не  твой,  успокойся… 

-  Ну  уж  это  ты  напрасно…Я    бы  свой  отрицательный  отзыв  тебе в первую  очередь   показал …

-  Да,  не  переживай…  Я   тебя  всего  минут   десять  и   подозревал-то…

   К  тому   времени   они  отпили  уже   по  половине   пакета…   И  постепенно  переключились  на  другие,  более  приятные    для  обоих  темы.

А  когда  прощались,  Шура достал   из  грудного  кармана   рукопись(это  была  статья,  забракованная  в  «  Структурной  химии»:

 -  В  Канаду,  говоришь,  едешь.  Прочти    хоть  там  на      досуге.  Достал  авторучку  ( шариковые  он ненавидел  почти  так же,  как    галстуки)    и  написал  крупно  на   первом   листе:

  «Канадоходцу   от  канатоходца»

     А  вскоре    после  Борькиного   отъезда   Шура  пропал.  В  Черноголовке  говорили,  что  уволился. Вывесил  на  дверях    объявление «ОтпИвание   Шуры   состоится  тогда-то  и  по  такому   адресу», провел  отходной   банкет  и  сгинул.

  Борька   был  в  отъезде.   Выходили  на  Графа.  Тот     же  был    краток   и  отвечал  так,  как  когда-то  в  школе   ответил  директору   на его  вопрос,  кто  разбил     стекло   в    буфете.  Все   тогда   отвечали  -  не  знаю. Граф   же  сказал: «  Знаю,  но  не  скажу»:

Кто–то  из  особых   печальников  по   Шуре   сунулся     было   в  ГИН,  к   Букину.  Но  тот   лишь   щетинился,  как  еж     и отчаянно   мотал   головой….

  Приблизительно  через  год   досрочно   вернулся  Борька.   При   огромных   деньгах   и  исключительном  загаре -  темно-коричневом,  почти  черном.     Оказалось,  что    в  Канаде    работа    не  пошла   -   студенты   его  курса  по  квантовой химии   не  воспринимали...  Уже после  третьей   лекции        в   попечительский   совет    университета    стали  поступать    жалобы  -  мол,  понять  ничего  невозможно….  В     конце   четвертой   недели   Борьку   вызвали   в   суд  -  какой-то    гусь   требовал компенсации:   я  заплатил  деньги  за  учение, но  не  учусь,  потому  что  ничего  у  этого  русского   не  понимаю…

  -   Да  они  же   идиоты.  -  объяснялся   Борька   перед  попечительским  советом. -  У  нас   в  России   эту   часть    курса, а  она  вводная,  поймет  любой  троечник  из  самой   захудалой    сельской  школы …  А  эти…  Они   даже   десятичный   логарифм  от  натурального  не  отличают….

   Попечители     Борьку  выслушали  и  попросили быть  снисходительным:

 -    У   этих  молодых   людей     трудное   детство.  К  тому   же       единый   государственный  экзамен…  А  это  воздействует  на   интеллект    посильнее   безотцовщины   и     шотландского   виски…     И   предложили    Борьке …  передислоцироваться  на  экватор,  в  Сомали:

 - Существует,  ООН-овская   программа  по  борьбе  с  дикостью,  -  говорил   главный   попечитель. -  Она  включает,  в  частности,  и  чтение  заумных   университетских    курсов   перед   населением… Каждый  западный университет   обязан   выделить   одного   лектора.    У нас   пока   никто  не  согласился.   Может  быть,   вы  попробуете…  Там  ставки   фантастические:  сто  долларов  за  минуту   лекции…

       Борька  немного  подумал  и  согласился:

  -   Давайте. У   вас  все   равно  долго  не  протянешь -  в   петлю   полезешь  от  тоски…

   На   первую   лекцию  под  навесом    в небольшой    рощице   на   берегу    залива   собралось   человек   сто.  Все  они  были  в  набедренных  повязках    и  каждый  при  копье. Они     так   и  стояли,  опираясь  на  свои   копья.  Лица  у  всех    спокойные,  доброжелательные.   Спокойно  они  выслушали  и   Борькины   слова    о  приближении  Хартри- Фока… Но  уже  на   третьей  минуте   мимо   левого   Борькиного     уха   пролетело     копье…      И  вонзилось  в   дерево  за  его  спиной…  Борька   приостановил  свой  рассказ о  Хартри-Фоке, повернул   голову,   посмотрел  на  копье,  выдернул   его,  осмотрел  наконечник  и  резко,     с  разворота  метнул   копье   в  аудиторию…  Копье  просвистело  над  головами  студентов  и    вонзилось  в  дерево   за  их  спинами…

  Это   произвело  впечатление.  Аудитория   одобрительно    застучала  своим  копьями  о  землю.

  Борька   решил,  что   инцидент  исчерпан  и  продолжил  было     изложение  своего  курса…  Но     буквально   через  две   минуты     копье  просвистело   вновь  -  теперь  около  правого    уха…

 -  Кажется,  больше   тысячи  долларов    заработать   мне  здесь  не  удастся,  -  подумал   Борька.   -  Надо   менять   тактику…

  И   запел   свою  коронку    -  Тамару…

  Пел  он  ее, естественно,  на  русском.  Но  все  равно    - подчинил     себе  аудиторию  полностью.  И   всего  лишь  за пять  минут…

   А  далее    шли  скучные   месяцы   лекций   -  по   8-12   часов   в  сутки.  Дикари      вели  себя  как  послушные  котята -  даже   за  пивом  бегали.

  Борька  никогда  не  забывал  про  фраера,  которого    сгубила  однажды    жадность.  И  потому   через   полгода   решительно     попросился   у   вождя    племени   домой. С  вождем  к   тому  времени  они   были  на  корешах,    тот, похоже,  и  сам  воспринимал  лектора  как  вождя  вождей  -  настолько  впечатляющую  власть  имел  Борька  над   его подданными.  Время  от  времени они  вместе выпивали.  И  почти  каждый  вечер   беседовали.  Вождь  иногда   даже  позволял  Борьке  подержать  в  руках  свое  копье,  инкрустированное  крупными   рубинами  и  изумрудами.

  Выслушав    Шурину  просьбу,  вождь  не  просто  расстроился  -  он  запаниковал:

  - Ты  что  меня  одного  хочешь оставить  с  этими   дикарями, -  вскричал  вождь  и  замахнулся  даже  на  Борьку    своим  копьем. - Да  они  теперь  ничего,  кроме     твоей  Тамары  и  твоих  речей  про,  как  его,  функционал  какой-то,  и  слышать  не хотят.  Их  мне    теперь  буквально  пинками  приходится  гнать  на  захват  судов.

  Он  долго  уговаривал  Борьку.  Сулил   ему   тройную   ставку  за  лекции,   десять  процентов   с    каждой   пиратской   добычи    и  даже    пытался  заинтересовать  гаремом  на   двенадцать  персон.  Но  Борька   был   непреклонен:

-  Устал я,  Алеша (вождя  звали   Аль   Ош  и  далее  какая-то    абракадабра  звуков  из  ста), душа  истомилась. По  Шуре   соскучился. Отпусти,  старик…

  Договорились,  в  конце  концов,  на  том,  что   Борька  еще  недельку погостит  -   пока  вождь   разучивает   Тамару …

                            Эпилог

Борька   предпринял  воистину   гигантские  усилия   по розыску   Шуры. Но  все   бесполезно.  В одном   месте  ему,  правда,  намекнули, что  Шура  подался в  какую-то   глухую    на  два  двора  деревню и  занимается   там  овощеводством. В  обычном  для  него   стиле: разводит   капусту  с  морковкой    и  скармливает    их    зайцам  из   леса. Но  адрес отказались  дать  наотрез.

Борька  погоревал-погоревал  и,  поразмыслив,  решил   - а  ни  сварганить  ли  самому   какое-нибудь    развлечение... Такое,  чтоб   поскорее   избавиться  от  Алешкиных    денег…  И    чтоб  Шура   поддержал  -  будь  он  рядом…  

   И   Борька   решил    -   буду  брать   столицы  государств,  прежде  всего  те,  где   русские  войска     побывали…

  И    начал  брать   столицы…  Приезжал, находил     самое  возвышенное   место  в  столице,  выпивал  из  горла  бутылку привезенного  с  собой  портвейна «777»   и  тут  же  уезжал   домой…

Побывал  он  и  на  Монмартре.  Осмотрелся.  Прикинул,  где     могла   стоять   батарея    князя Волконского  и    полк   тестя  его,  князя   Раевского,  зыркнул   с  прищуром  на   шер-а-ми-жников,  рассевшихся   в «быстро»,  открытых  когда-то  казаками    атамана  Платова,  выглушил  свой  портвейн  и  поплелся  к  вокзалу…     

    Приходил  Борька  иногда    и  на  Страстной.  Сидел  на  спинке  лавочки  и  угрюмо хлебал  из  молочного  пакета   какой-нибудь   суперконьяк…    И  вспоминал   ту,  другую,  жизнь:

     Шура,   где  ты?...

21  12 2011.

24 06  2012

31.07.2012

ЧИСЛО            ПОСЕЩЕНИЙ		ПОИСК  ПО САЙТУ на сайте  в интернете
НАПИСАТЬ  АДМИНИСТРАТОРУ                САЙТА	Рассылки Subscribe.Ru Советую прочитать	©ВалерийСуриков