Современная русская проза. Впечатления- читая рассказы
Часть вторая.
1.
Для беллетриста проблема привлечь внимание к себе существовала всегда. Но одно дело, когда интенсивность информационных потоков невелика и высок средний уровень образованности... Когда интерес к художественной литературе закладывается еще в детстве... В этих условиях писатель может положиться на классические средства завоевания читателя, то есть вообще не задумываться о них ...
Ну, а если информационные потоки обрели форму циклопических вихрей, а недалекие власти переориентировали просвещение-образование на изготовление офисных инфузорий да еще с ярко выраженной склонностью к жадному потреблению... Здесь -то , чтобы привлечь внимание, пишущему и приходится обращаться к спецсредствам. Это , если дарование в наличии. Но можно к читательскому признанию прийти и с противоположной стороны - освоить спецсредства и владение ими представить как творческий дар.
В одном из своих ранних рассказов, "Поэт и Муза", Татьяна Толстая дала компактное описание художественного метода под названием когтизм :
"Лизавета, как африканский колдун, должна была привести себя в необузданную ярость, и тогда в ее тусклых глазах зажигался огонь, и с криками, хрипами, с каким-то грязным гневом она накидывалась и месила кулаками на холсте голубые, черные, желтые краски и тут же расцарапывала ногтями непросохшую
масляную кашу. Направление называлось -- когтизм, страшное было зрелище."
Сегодня когтизм, как метод творчества приобрел , кажется, черты универсальности. Он прижился, в специфических естественно формах, на театральных подмостках , где именно с грязным гневом накидываются на классику. Он начал осваивать и литературные пространства - яростное расцарапывание ногтями маслянистой каши своих личных жизненных впечатлений и сумеречных переживаний превратилось в очень популярное занятие.
Когтят, денно и нощно когтят... Как для занюханных интернетовских объединений, так и для осанистых литературных журналов.
Следующие далее заметки основаны на впечатлениях от рассказов, опубликованных в 2013-2015 годах. Предпочтение отдавалось трем лидерам "Новому миру", " Знамени" и "Октябрю". Ну и, естественно авторам, которые мне знакомы - произвели когда-то на меня впечатление. Эта статистика не является представительной, она, ясное дело, субъективна, и потому заметки не претендуют на какие-либо обобщения. Они - своего рода приложение к первой части - к тексту, посвященному творчеству Н. Рубановой.
2. Илья Оганджанов.
Начать хочу с его четырех рассказов под общим названием " Опустевшая планета" ... Совсем не просто ответить на вопрос, о чем они... Простенькие, казалось бы, житейские зарисовки.... Каким-то особым изобразительным мастерством автор вроде бы не блещет...Хотя, конечно же, это не так, поскольку разным бывает это мастерство. У одних палитра красок настолько богата и изыскана , что они и самое непримечательное умеют подать так, что взгляд читателя на нем непременно остановится. Другие же владеют волшебным умением подать это ординарное, как твое, и не прибегая к утонченной отделке. Классики встречаются и там и там. Но у вторых реже. Первому мастерству еще можно научиться, второе - от Бога. И там вечной неразрешимой загадкой остается : как, каким образом сближенные в одном тексте ординарные детали соединяются в совсем не ордтинарное впечатление. Когда вдруг " сердце сжимается и ноет"...
Первый из рассказов И. Оганджанова кажется наиболее простым: сближенные в нем частности, хотя и разделены во времени и пространстве, но однородны - сходятся без особого сопротивления. " Последний урок" значительно более искусен и утончен- ведь те эпизоды, которые автор здесь собирает, необратимо, казалось бы, разбросаны во времени и в пространстве ... В "Нелетной погоде" - попытка сблизить и заставить подсвечивать друг другу два внешне совершенно чуждых душевных состояния: переживания отца, тоскующего в заснеженном поселке по разлученному с ним из-за развода малолетнему сыну и фантазии убогого( то ли от природы, то ли так жизнь обернулась) человека. Промельк этой подсветки ( именно промельк - чуть усиль сближение , все мгновенно разрушилось бы) вот здесь , например:
"А после, подняв к облачному мрачному небу слезящиеся от мороза глаза, бесстрастным голосом объявлял: — Туман, видимость сто метров. Посадку запрещаю, уходите на запасной аэродром " . Это дядя Коля, человек, упрямо расчищающий площадку с идеальными бортиками перед своим деревенским домом для посадки воображаемого самолета...
Или, почетче, здесь:
"Завтра, похоже, опять снегопад, погода нелетная. Это нетрудно определить: на иссиня-черном непроглядном небе ни звездочки. Ты быстро научишься. Куда сложнее делать ровные бортики. Но мы с тобой будем очень стараться. И дорожку к колонке расчистим. Обязательно. Как только ты вырастешь и приедешь. Если, конечно, мама и ее новый муж тебя ко мне отпустят."
Ну и, наконец, "Опустевшая планета" - последний из предложенной И.Оганджановым рассказов . Я затрудняюсь ответить на вопрос, что же сближается здесь, в этом маленьком художественном шедевре, столь совершенном и лишенном вроде бы явного смысла. Тут сопряжено что -то большее, чем два душевных состояния: отца, расстающегося с выданным ему на воскресенье сыном ( это тот же , из третьего рассказа отец ) и уже пожилого человека, которого мать своей любовью и привязанностью выпотрошила полностью - превратила его тень в свою. Первое состояние достаточно в рассказе подробно прописано и потому в целом понятно. Второе же дано в основном через отдельные эпизоды, случайно зафиксированные внешним наблюдателем. Но есть легкий, изящный авторский жест:" Алексей оглянулся. Впалые глаза остановились на нашей машине. На секунду он застыл в напряжении, чуть подался вперед, но тут же обмяк, понурил голову и рассеянно смахнул со лба непослушную седую прядь"... Этот жест и собирает все внешние описания в четкое и устойчивое впечатление .В "чуть подался вперед" и заключено все, что еще осталось у Алексея от него самого - остальное бездумно откачено материнской любовью.
Похоже, что отец мальчика вдруг увидел возможную судьбу и своего сына, также попавшего в хищное поле матери. Возможно, что сам рассказ - обычная зарисовка с натуры. И придуман в ней только жест Алексея, делающий из зарисовки - художественный шедевр.
Это не сразу понимаешь , но именно последний рассказ таинственным образом превращает подборку в единый текст. И , действительно, - пустеющая планета проступает из него. Вот когда сердце , и в правду, сжимается и ноет.
Отдел прозы " Знамени" осенью 2014 вполне можно было бы поздравить в связи с этой блестящей публикацией. А то уж совсем тоскливо было в 2014-м после когтистых публикаций другого гранда в области рассказов - " Нового мира" .
3. И. Одегов и А. Снегирев. Но и
Евгений Эдин и Марианна Ионова
Всегда казалось , что, все складывается приблизительно так. Существует некоторая культура - сформировалась и так или иначе развивается... И человек с умением в словах описать ситуацию и даже выразить состояние человеческой души, непременно обретает в пределах этой культуры право на исключительность - он не просто живет, он что-то еще о человеческой жизни сказать может такое, о чем другой вроде бы и не подозревает .... Так рождается литература. Да не только литература - все искусство так , в конце концов, рождается...
А теперь представим чуть иную ситуацию. Человек с умением ставить слово после слова рождается, а.... культуры нет. Она, конечно, есть, но не в почете - не существует, а прячется по задворкам: суетится, подмигивает. Представляют же ее в основном Петросян с Пугалкиным...
Тогда и появляются ОНИ и даже великие среди них: Сорокин, Пелевин, Ерофеев Второй... А в провинциальном, так сказать, варианте их - просто пруд пруди....
Илья Одегов" Культя", рассказы - впечатляющий тому пример. Очевидная способность выстраивать слова... И полное отсутствие человеческого в тех смыслах, ради которых эти слова столь совершенно упорядочиваются. Все железы внутренней секреции широко представлены, а человеческого - НИЧЕГО. Такое ощущение, что по части смыслов нас отодвигают куда-нибудь в середину тринадцатого века (Киев уже пал, но не родившаяся еще Оптина - в форме Козельска - пока держится)...
И была бы эта публикация эхом какого-нибудь дождливого сноба или литпроиском коварной Ксюши ... Но нет, ничего подобного . " Новый мир".... Заповедник отечественной литературы... Симонов , Твардовский, Залыгин...
И вполне можно допустить, что это отнюдь не промашка отдела прозы, а элемент политики журнала. Берем февральский номер - А.Снегирев"Бетон" . Литературной мастеровитости у автора не меньше, чем у И. Одегова. Но сколько ненависти к человеку, к самой жизни закачено в этот текст...
В.Пустовая, пораженная, видимо, снегиревским нашествием на ведущие журналы ( пять публикаций за двенадцать месяцев в 2013- 2014 году), попыталась объяснить этот головокружительный успех. И выделила главную, видимо, особенность А. Снегирева, превращающую ординарного, казалась бы, пересмешника ( скалозуба) в мессию с нешуточной общечеловеческой миссией: " Снегирев трансформирует перверсию в неловкость, намеренно сдувая напряжение". Вот он, спасительный редуктор-трансформатор-конвертер. Сегодня неловкость, а завтра, глядишь, и норма. Да что там завтра - уже сегодня, как свидетельствует В. Пустовая:
"В том и тонкость этой прозы, что автор умеет удерживать в рамках нормы самые дикие, вычурные сюжеты".
Однако , если краски не сгущать и отнестись к глобальным выводам В. Пустовой, как к мнению сугубо частному, то нельзя не признать, что дела в "Новом мире" с рассказом не так уж и безнадежны. Хотя бы потому, что там в 2013 публиковали Евгения Эдина. Все очень просто в его чудной, напитанной чистейшим чувством миниатюрке "Оранжевая полоска под дверью" . И событий там никаких фактически нет. Глазами ребенка описан уход отца на работу ( воспоминание об умершем отце). И всё.
Опубликовано в тот год в "Новом мире" и загадочное, тихое, нежное, осеннее какое-то повествование Марианны Ионовой "Иногда словно кто-то окликает меня по имени" , которым нас всех словно окликнули из классического прошлого. Смятенные чувства, смятенная история... Настоящая русская проза. Она переступает через все западные фокусы - стряхивает их влияние и живет своей жизнью.
4. Сергей Жадан
Публикуя А. Снегирева, " Новый мир", возможно, просто оступился - есть в майской книжке того же 2013-го еще и рассказ Сергея Жадана "Герои, апостолы, женщины и города" .Тогда, в 2013 бендеровская нечисть отсиживалась на Украине еще в щелях, и ничто не предвещало нынешнего всплеска ненависти к русскому. Да и в самом рассказе нет и намека на какую-либо политическую, националистическую проблематику. Но упоминание о ней здесь очень даже уместно.
Интересно , как этот, написанный по-украински и самим автором, возможно, переведенный на русский, текст звучал на мове - сохраняется ли на ней та исключительная изысканность, что обнаруживает себя в русском варианте...
Рассказ С. Жадана - удивительно успешная попытка написать об общем не от частного. Удивительная потому, что в беллетристике в подавляющем числе случаев все делается( если делается, если получается сделать) как раз наоборот: прописывается частное, но в таких связях и положениях, что в нем проступает общее. По смыслу своему этот рассказ - объяснение в любви к совершенно конкретной женщине. Оно скрыто - упрятано в оболочку из героев-апостолов-городов. Но оно - ядро, удерживающее текст в качестве художественного целого. О любви здесь пишется как бы вообще. Но написать в общем о том, что частно, индивидуально, единственно по сути своей и сохранить при этом отсвет частного-индивидуального-единственного... Это, конечно, - художественное мастерство. И подобное возможно лишь в поле великой культуры. Гениально одаренный автор может, конечно, восходя от частного, выйти на общечеловеческое. Но никакая сверходаренность не обеспечит ему успех при движении от общего, если оно отсутствует и или, скажем, превращено в значительное общее лишь благодаря работе мощных политических помп ...
Мне кажется, что этот записанный на украинском, но русский по сути своей текст однозначно отвечает на вопрос, что первично-вторично в паре русское-украинское.
5. Олег Ермаков, Иван Алексеев, Юрий Буйда и... М. Тяжев.
Качественный рассказ Олега Ермакова "Парадокс Залатустры" - наглядная демонстрация того, чем и в чем писатель отличается от репортера - от журналюги. Казалось бы, обычный репортаж - в современном, откровенно грубоватом стиле. С подчеркнутым вниманием, и в бытовой, и военной своей части, ко всему чисто рефлекторному. И интерес к девушке в кинотеатре из той же серии... Но есть "стенограмма" их диалог по выходе из кинотеатра , в которой представлено и то, что он говорит , и то, что он вроде бы должен говорить исходя из своего опыта и тех правил, что нынче в ходу - что нормальны и естественны. И еще есть исчезающая все-таки в ночи девушка...
У репортера, косящего под художника, в диалоге с девушкой не было бы вариантов. Да и девушка не исчезла бы...
Рассказы М. Тяжева, к которому благоволит и " Знамя" ("Воспоминания юности" ) , и " Новый мир" ( " Был скошен луг где я бродил" ), по -моему, и есть пример именно репортерства от литературы. Да, какие-то наблюдения, впечатления. Да, к ним подверстаны какие-то фантазии. Да, какая-нибудь многозначительная финальная фраза, призванная приоткрыть предполагаемую бытийную глубину предложенного репортажа... Но само описанное, кажется, практически не волнует автора. Это вам не Н. Рубанова, где и похабства порой на порядки больше, но и истинный драматизм присутствует. Здесь же все легко, незатейливо, пустовато. Особенно в знаменской публикации. В новомировской подборке он вроде бы пытается " сменить пластинку", со смаком раскрученную в зарисовке " Пятница- суббота"... Но делает это либо не очень удачно, как в первом рассказе ( реакция Монахова в нем естественной выглядит, убедительной - нет). Либо - как в совершенно безумной "Собаке" .
Чтобы претензии к прозе М. Тяжева были понятнее , даю ссылку на один уже достаточно древний рассказ Ивана Алексева " Любовь к живым цветам" . Там тоже воспоминания юности. Но это - художественная проза, а не рефлекторный, сладострастный репортаж. И только потому, что в основу у И. Алексеева положено человеческое чувство - молодое, взбалмошное, страстное, дурное - какое угодно, но человеческое. Потому и получился, да, очень грубый, дерзкий, но в то же время очень светлый рассказ.
А уж если и это не убеждает, то загляните в апрельское "Знамя" 2015 - прочтите маленький рассказик Юрия Буйды " Вечер на заброшенной фабрике ". Молодой-дикой-грязной фактуры в нем сколько угодно - М. Тяжев со всех капельниц Москвы столько не соберет. Но эта миниатюра и при всей фантастичности описанного в ней предстает, как убедительная реальная история - Ю. Буйде хватило мастерства и утонченности подать ее так.
6. И "Знамя" - это и Анатолий Бузулукский, Наталия Червинская, Настя Коваленкова, Максим Осипов, Анна Матвеева...
Анатолий Бузулукский в рассказе " Нелепые " рискнул рассказать об одной в общем-то диковинной черте русского характера, которая не только внешнему наблюдателю, но и самому русскому кажется порой странной, а то и нелепой. Естественная, искренняя душевность . Именно она, а вовсе не желание угодить начальнику подталкивает героя рассказа на собрании. Именно ее модификация и тень - деликатность ( эти две подруги - всегда под ручку ) понуждает мать героя вести себя в магазине так, как она повела,- столкнувшись с чисто западным( или ордынским - какая разница) завоевательским подходом . И именно она , хотя еще и не проявилась явно, но непременно проявится и в дочери - в чем-то абсолютно нерациональном с западной-ордынской точки зрения .
Многое из заигрываний с когтизмом проститься редакции "Знамени" за этот прекрасный рассказ ...
И "нелепый" рассказ А. Бузулукского , похоже, все-таки не случайность в " Знамени". Вот Наталия Червинская (рассказ "В маленьком городе Н ")
умело, элегантно выстраивает емкую, очень представительную модель современного бытия из тривиальной бытовой истории . Делает это мастерски и в абсолютно классической манере - без каких-либо расшаркиваний перед современным.
Вот классное " Яблоко " Насти Коваленковой. Возвышенная реакция Петра на яблоко, описание которой завершает рассказ , может быть, и не следует из того, как прописаны его отношения с женой. Но именно такой реакцией и раскрывается полностью вся исключительность его отношения. Н. Коваленкова сумела передать ее.
А "Польский друг " Максима Осипова ...Какая изумительно красивая вещь получилась - бесконечно своеобразная и бесконечно простая. И еще будут говорить, что русский рассказ изжил себя. Даже ложка дегтя, оброненная где-то в середине ("рябое низкорослое существо" - ну зачем понадобился этот плевок в русскую историю ) не в состоянии испортить впечатление.
Второй же рассказ М. Осипова в той подборке, "Комбинат", - еще один впечатляющий комментарий на тему границы между художественной литературой и журналистским репортажем. Обстоятельства жизни в России настолько мрачны и безблагодатны, что впечатления о них не уместить и в гигабайтах репортажа - все равно будет казаться, что не все сказано. Даже при блестяще написанном тексте такое впечатление останется. А можно обо всех этих нелепостях- мерзостях рассказать вскользь, походя, сосредоточив основное внимание на драме обычной жизни в этих условиях... Что и делает М. Осипов - нестроение нынешней жизни русской показано тихо, спокойно, без перекошенных лиц и гневных размахиваний руками... А потому - очень сильно. Блестящая художественная публицистика.
И наконец Анна Матвеева... Она по-прежнему ( " Красный директор")пишет свои рассказы в классической манере - не опускаясь до репортажей из реальности, не заискивая перед ней и не сюсюкая с ней. Выбирает из нее то, что и для классиков являлось главным предметом интереса: живущего в этой реальности человека- радующегося, страдающего, всякого... Реальность при нем , а не он при реальности - эта максима тоже достаточно надежно отбивает грань между литературой и беллетризированным репортажем. А. Матвеева этот рубеж очень хорошо чувствует и его не переступает.
При чтении " Красного директора" вспомнился почему-то визит в Париж булгаковского генерала Черноты... И для матвеевского красного директора ( тот же генерал , считай ) дырой предстал этот Париж - безнадежной дырой...
7..Денис Гуцко, Ирина Василькова, Андрей Волос и... Наталия Рубанова
В рассказе под загадочным названием "Происхождение " Денис Гуцко исследует в общем-то ту же проблему, что и Наталия Рубанова в своем бесконечном цикле "Адские штучки " - бытие современной самодостаточной женщины, по тем или иным причинам ( как личным, так и социальным ) не получившей право на царствование в мире и обреченной утверждаться в нем через управление. Но у Д. Гуцко эта тема рассматривается очень спокойно - без нервов, без отчаянной саморефлексии , а потому - вскользь, по касательной. Растущая девочка со способностями и рано появившимся у нее ощущением свой необычности - поэтому она и оказывается на какое-то время в поле влияния древней старухи, а через нее и той жизни, которой старуха жила когда-то. Но этим увлечением своим девочка переболевает, как корью - взрослеет и постепенно затягивается в нормально-обычную современную жизнь. В детали ее автор не вдается, но краткий абрис ее свидетельствует именно об обычности - все как у всех, очередная вариация на тему безвкусно-зажиточного существования. Старуху ( а это именно старуха, а не старушка) девочка время от времени вспоминает, сожалеет о том, что не расспросила о ее жизни подробнее. Но в конце концов, избавляется и от памяти о ней: сжигает подаренную старухой фотографию - времен ее молодости.
Нечего цепляться за прожитую кем-то и когда-то жизнь. Ее не повторить, да и повторять не нужно . Нормальность - в этом. И тогда можно более или менее спокойно жить дальше. Было детское заболевание. Переболела и хорошо. Корь взрослые, если заболевают, переносят очень тяжело. Так что лучше вовремя избавиться от всех потенциальных носителей наивных детских болезней. И не будет тогда ничего адского - норма будет. Пусть не всегда приятная, но норма.
А вот если избавиться вовремя невозможно в принципе, то тогда адское неизбежно - в рубановском или более щадящем варианте...
У Дениса Гуцко , похоже, и в самом деле получилось своеобразное толкование "Адских штучек" Наталии Рубановой - задолго до публикации последних и независимо от намерений самого Д. Гуцко.
На близкую Д. Гуцко тему опубликовала рассказ и Ирина Василькова - "С чужим перевернутым небом ". Здесь ребенок попадает в поле влияния уже молодой явно неординарной женщины, и влияние срабатывает уже на всю оставшуюся жизнь... Сама женщина просто стареет - превращается в обычную старушку... Девочка же взрослеет и идет ... тем путем, на который ее когда-то поманили - на особицу.
Замечателен финальный абзац рассказа:
". И только Сашина судьба мучает и не отпускает: зачем прилетала ко мне эта птица, всколыхнула воздух, поманила каким-то неназываемым счастьем? Зачем приручила меня, научила щемящему чемоданно-самолетному ознобу, восторгу перемещения неизвестно куда и для чего? И до сих пор, сидя на каком-нибудь случайном холме у бог знает какого моря, я всегда ищу в синеве одинокую точку, отбившуюся от стаи. Вот она чертит плавные траектории, вот камнем падает вниз, но, кувыркнувшись, упрямо выворачивает в зенит – будто зовет в свои игры с чужим перевернутым небом.
О прозе Н. Рубановой заставляют вспомнить и две миниатюрки Андрея Волоса.
"Алиса "- хотя и маленький, но вполне завершенный рассказ: пусть на примере кошки, но характер современной, завороженной своей самодостаточностью женщины выписан с изумительной точностью. Посвящен Веронике, но вполне может быть переадресован и Наталии Рубановой - настолько выразительно передана суть ее метагероини. Вторую миниатюру из той же подборки, "Грязь на лодышках ", можно рассматривать, как одно из толкований к "Алисе". Она как будто специально написана к моим заметкам о творчестве Н. Рубановой.
"Как бы автор ни ухищрялся, на сколько персонажей ни пытался расслоиться, какие бы маски на себя ни напяливал, о сколь далеких от собственной судьбы вещах ни толковал, как бы катастрофически, в конце концов, ни заблуждался на свой собственный счет, из написанного им все-таки можно узнать много такого, что является правдивым отражением его личности."
"Книга как совокупность представлений и приемов, каждый элемент которых несет на себе отпечаток живого духа, обнажает сущность автора значительно шире, чем может преуспеть он сам в раскрытии души и характера наиболее подробно выписанных им героев."
И раз уж зашла здесь речь о прозе Андрея Волоса, нельзя не напомнить о двух его рассказах 2013 года- "Мираж" и " Где тут место Богу " . Оба рассказа написаны в традиционной в общем-то манере, хотя сюжеты определенно из современной жизни. Значит, вовсе не обязательно, оказывается, вставать на голову, завязываться в узел, задерживать нормальное дыхание и нырять в чернуху, то есть тем или иным изощренным способом выходить на особую точку для наблюдения за реальностью - она и при исследовании из естественного положения, по- прежнему, остается загадочной и неожиданной. Было бы литературное дарование да существовало бы психологическое равновесие между автором и этой самой реальностью.
Что и демонстрирует в Андрей Волос - в очень даже нетривиальных и совершенно непохожих друг на друга формах исследуется им здесь тема предательства.
8. И еще несколько имен: Наталья Ключарева, Татьяна Толстая, Игорь Раковский, Александр Иличевский, Ольга Покровская.
"Незабудки самого долгого дня "...Это - умница и светлая душа Наталья Ключарева. Светлая душа - потому что пишет в наши мутно-темные времена этот прозрачный, незабудковых оттенков текст. Умница - потому что соединяет в одно два своих несомненно независимых жизненных впечатления ( спивающийся писатель и деревенская старушка из прошлого ) . Догадывается соединить их в один сюжет и, главное, не боится это сделать. Ведь обреченная , казалось бы, на неудачу затея- шов-то непременно останется... Но она к тому же еще и мастер - у нее определенно получилось без шва.
Рассказ Татьяны Толстой "Декабрь "достаточно плотно примыкает к ее повести "Легкие миры" и вполне может назван главкой этой повести. Он, может быть, был даже ею, но из повести изъят. Хотя бы потому, что слишком уж обнажал "замысел повести ". К тому же главка получилась целостной - со своим автономным содержанием и весьма неопределенным ( но не пустым - допускающим независимые толкования ) смыслом. Написан рассказ прекрасно - в спокойной, ровной манере, практически без лексических завитушек - в меру и всегда по делу украшен точными афористического типа характеристиками.
На фоне повести смысл рассказа можно свести ко все той же ностальгии."Как хорошо, что я скоро отсюда уеду и никогда не вернусь..." - это не просто рефрен рассказа, это основной смысл его. Но уж больно прояснен он здесь, чтобы быть убедительным. Там за океаном героине повести все ненавистно. Она бы и с любовью своей ( случись она) разделалась бы с местной расчетливостью и практичностью... Об этом в главке "Декабрь" и могла рассуждать героиня повести - за пачкой сигарет в студенческой столовке. Слишком сближать рассказ и повесть, видимо, было действительно нельзя - каждый из них чуть меркнет на фоне другого( из-за утраты неопределенности, из-за прояснения смысла). Поэтому выбранная Т. Толстой взаимная подсветка(некий отдаленный фон разового, запускающего типа ), видимо, -оптимальный вариант.
Игорь Раковский (судя по всему москвич) опубликовал три свои миниатюры в " Сибирских огнях" в самом начале 2012 года . И пропал - нет больше никаких у него публикаций. Столичные гранды ту его подборку, видимо, не приняли и все новое продолжают сбрасывать в корзину. Для этого, возможно, и есть какие-то основания. Да и блатные ассоциации слишком уж взмучивают впечатления и надежно застят глубину. Которая пока у И. Раковского - больше возможность, чем реальность. Он сейчас - как ранний Высоцкий, долюбимовский ... И есть
январская ( 2012) книжка "Сибирских огней", где, вне всякого сомнения, три блестящих миниатюры . Настоящая литературная живопись: легкость отдельного мазка и исключительная полнота полотна. В котором наличествует всё: и время, и судьбы , и характеры….
Галерея этюдов, выставленная в " Новом мире" А. Иличевским очередной раз подтвердила его собственно литературное ( описательское) мастерство . Жанр коротких зарисовок интересен ( и оправдан), видимо, тем, что без доводов и обоснований ( в монологах, диалогах, образах, судьбах) можно попытаться подать некоторую систему воззрений на мир ( свою собственную, собственную скорректированную или придуманную).Причем подать в гомеопатических дозах, почти незаметно, в виде микродобавки к описанию какого-то впечатления или случая. А значит - ненавязчиво, а следовательно - с большим эффектом....
В этой подборке у А. Иличевского есть очень элегантные вещи. И очень ядовитые штучки. И ведь не будешь же оспаривать : длинно-мутно-казенно что-то излагать... Единственное , что остается таким же образом в таком же жанре попытаться подать иную, параллельную систему воззрений на мир...
"Новый мир", январь 2015, очень серьезный рассказ Ольги Покровской "Костюм зайца". Это о нашем среднем классе( высокосреднем даже).Много чего нашло здесь отражение. И взаимоотношения с челядью - интеллегентно-аристократические с хорошо скрываемым презрением. И неустойчивость существования этого не самого естественного для России социального образования. И его очень тревожные предчувствия - предчувствия большой смуты, надо полагать. Шикарный фильм можно было бы сделать. Только делать-то кому....
9.Георгий Давыдов.
Ну и, наконец, несколько слов о высоко чтимом мною Георгии Давыдове . В рассказах последних трех лет он постоянно возвращается к теме любви, начатой им в фантастически прекрасном " Порыве ветра"
В 2013 - "Жабья лавица ".В 2014 - "Хладный парадиз ".В 2015 - " Тот самый джаз". В этот любовный цикл можно было бы включить и " Итальянскую штучку" , рассказ, предшествующий "Хладному парадизу" в знаменской подборке 2014 года. Но мне "Штучку" в цикл, начинающийся с " Порыва ветра", включать не хочется. Стиль другой. Точнее , не сам стиль - обертоны его. Вот в следующем за " Штучкой" " Парадизме" таких, совершенно несовместимых с волшебной мелодией "Порыва ветра", обертонов нет, хотя, казалось бы, в той реальности, что развернута в " Парадизме" в качестве фона для рассказа о любви, можно было нагородить много чего. Штучковые обертоны отсутствуют в "Жабьей Лавице", которую смело можно назвать вариацией на тему "Порыва ветра". Но ими подпорчен, замутнен "Тот самый джаз" - чудный, нежный, тонкий, русский - давыдовский - рассказ . Но почему, по каким соображениям Г. Давыдов не отцедил из текста матершину полностью, а не только через отточия. Зачем она ему здесь - при его прекрасной, изысканной героине?.. Зачем вообще беллетристу с ярким даром художника это обращения к спецсредствам - это угодливое подсюсюкивание веку ?.. Не могу я этого понять, Георгий Андреевич...
| ЧИСЛО ПОСЕЩЕНИЙ |
|
ПОИСК ПО САЙТУ |
| НАПИСАТЬ АДМИНИСТРАТОРУ
|
©ВалерийСуриков |